Давид Гроссман - Кто-то,с кем можно бежать

- Папа, послушай, сегодня прибыли результаты из министерства просвещения...

- Стой, Асафи, не говори мне ничего! Скажи это прямо маме!

И звук положенной трубки, и удаляющиеся шаги, похоже, что там очень большой дом; и тишина, и молчание моря посередине, и Асаф пытается угадать, какие телефонные разговоры текут сейчас по параллельным линиям, может быть, кто-то на Аляске просит руки кого-то из Турции? Может, Фил Джексон из "Лейкерса" сообщает в эту минуту Папи Турджеману из "Апоэля", что он приглашает его играть в его команде в новом сезоне? И вдруг – мама, со всем её обильным телом и душой и переливчатым смехом:

- Асафон, медвежонок, я уже так соскучилась! Как я выдержу две недели?

- Мама, ты сдала экзамен!

Тишина, и за ней взрыв криков и хохота:

- Пришло письмо? Официальное письмо? Ты проверил печать? Они пишут, что я сдала? Шимон, ты слышишь? Я это сделала! У меня есть аттестат! Ай хэв зэ аттестейшн!

И пока они там в Аризоне пляшут и обнимаются, растрачивая ползарплаты, к телефону пробирается маленькая Муки:

- Асафи? – осторожно говорит она, проверяя, что колоссальное расстояние, которое она проехала, ничего в нём не изменило. – В какой ты стране?

И он объясняет, что он остался на месте, это она уехала, а она рассказывает о полёте, как у неё болели ушки, и какой пазл ей дала стюардесса, и что есть в Америке, там есть белка. Она рассказывает о ней с подробностями, стада белок можно было бы привезти в Израиль на деньги за такой разговор, но, собственно, Рели платит, а, может, и не Рели одна, сейчас услышим, и Асаф расслабляется и слушает Муки, рассказывающую про "гватемальцев", которых ей купили, это маленькие тряпичные куклы, которых дети в стране Гватемала кладут на ночь под подушку, и каждой такой кукле они рассказывают одну свою неприятность, а на утро неприятность исчезает; Асаф, который с радостью передал бы свои проблемы таким чудесным гватемальцам, мягко просит Муки снова передать телефон маме, потому что есть один важный вопрос, о котором ещё не говорили.

- Что тебе сказать, Асафон. Он деликатный. Он обаятельный. И даже, похоже, что его мама наполовину из наших. Это то, что Рели нужно. У него здесь огромный дом, ты должен увидеть, с настоящим бассейном и джакузи, есть одна ненормальная мексиканка, которая ему варит, Рели научила её готовить наш чолнт [35] Чолнт – традиционное субботнее кушанье. , он занимает очень большую должность в какой-то компьютерной фирме...

Асаф сгибается. Садится. Вцепляется пальцами в Динкину шерсть. Как он расскажет Носорогу. Как Носорог это выдержит. Его все предали. Впрочем, Носорог всё время подозревал, что они за этим поехали, познакомиться с новым парнем Рели.

- Асафи? Ты где?

- Здесь.

- Асафон, медвежонок, я знаю, о чём ты сейчас думаешь, и что ты чувствуешь, и чего бы ты хотел. Но этого, видимо, уже не может быть. Ты слушаешь?

- Да.

- Мне не надо тебе рассказывать, как мы любим Цахи, он всегда, всегда будет нам, как сын, как настоящий сын. Но Рели так решила и всё. Это её жизнь и её желание, и мы должны это принять.

Асафу хотелось закричать, заорать на Рели, встряхнуть её и напомнить ей, как Носорог о ней заботился в её тяжёлый период, когда ещё не была такой красавицей, и слепо любил её с начала старшей школы [36] Старшая школа – с 10-го по 12-й класс. , и в армии, и целых два года после, со всеми её выходками, и с простором, который ей нужен, и как постепенно он стал как старший брат в их семье, помогал папе, когда он был перегружен работой, и маме во всём, что нужно, от покупок до побелки дома, и это то, что, в конце концов, вывело из себя Рели, она чувствовала, что он женится на её родителях больше, чем на ней; Асаф подумал с горечью, что родители – не то, чтобы эксплуатировали Носорога, но попользовались его помощью в тысяче и одном деле, а Носорог всё делал с любовью и желанием, Асаф вспомнил, что Носорог даже отказался от партнёрства в конторе оценщиков своего отца и решил открыть литейную мастерскую для скульптур, главным образом, потому что Рели вначале восторгалась этой мужской физической работой, которая ещё и тесно связана с искусством, и вообще – как можно зачеркнуть такие десять лет, и кроме всего, сейчас, когда Рели приняла окончательное решение, Асаф теряет её, но это ладно, но и Носорога тоже, потому что Носорог оборвёт все свои связи с их семьёй, конечно, чтобы не вспоминать о ней сто раз в день, оборвёт. И Асафа тоже вычеркнет из своей жизни.

Он не помнил, как закончился разговор. Уж наверно, не так радостно, как начался. После этого он сразу отключил телефон, боясь, что Носорог снова позвонит проверить, говорил ли он уже с ними. Он не знал, что ему сказать, как смягчить эту новость, он не очень умел врать. Сейчас он был просто комком нервов. Встал. Сел. Пробежался по комнатам. Динка удивлённо наблюдала за ним.

В подобных ситуациях, в таких нервных состояниях, мама подходит к нему или бегает за ним по комнатам, ловя его полными руками, заглядывает глубоко в глаза и спрашивает, что они сейчас видят, его красивые глаза. И, когда он отводит взгляд, она говорит: "Ага, даже так?" - и тут же велит ему: "Зайди-ка ко мне в канцелярию", - и силой тянет его в свою маленькую комнатку, закрывает дверь и не отстаёт от него, пока он не расскажет, что именно его давит; но в этой неразберихе она сама играла, очевидно, довольно сомнительную роль, всё было так сложно, запутано и мучительно, он должен был что-то сделать, что-то, что изменит всё с самого начала, исправит, приведёт в равновесие – хотя бы немного – всё то, что испортилось и нарушилось в мире, что-то, что в подобной ситуации, наверно, сделала бы Тамар, этакую Тамарину идею.

И вдруг его осенило, он моментально понял, он обнаружил, он придумал: залез на антресоли, взял оттуда ведро белил, оставшееся от последнего ремонта, и большой малярный валик. Из стенного шкафа достал стремянку и взвалил её на плечо. Свистнул Динке и вышел с ней из дому, быстро, ни на кого не глядя, дошёл до своей школы и сквозь лазейку рядом с умывальником проник во двор.

В прошедшем году у них был учитель, некто Хаим Азриэли. Человек пожилой, одинокий и мягкий, которому они житья не давали. Руководил этим Рои, а Асаф был как все. Никогда не делал ничего особо подлого, но участвовал в общем зубоскальстве. А ведь этот учитель ему как раз нравился, обнаружив, что Асаф интересуется греческой мифологией, он принёс ему книгу рассказов о богах, которую Асаф знал, и сказал, что это подарок.

В последний день занятий они сделали большую надпись на внешней стене школы, направленную против этого учителя. Они пришли накануне выпускного вечера, группа из десяти ребят; Асаф служил лестницей, а Рои влез на него и писал, стоя на нём, чёрной краской. С тех пор, всякий раз, когда Асаф проходил там на каникулах, он видел эту надпись, и каждый, кто проходил по улице, видел её, и, очевидно, видел её и Хаим Азриэли, живущий через две улицы оттуда.