Дмитрий Вересов - Возвращение в Москву

– В таком деле ничего нельзя знать заранее. Все постигается только опытным путем. И… вполне возможно, ты первый от меня откажешься. Когда узнаешь о моем отрицательном опыте. Я тебе все намерена рассказать.

– Какой там у тебя отрицательный опыт? Сонм любовников? Об этом слышать не хочу. И, между прочим, ты говорила, что замужем. Ты готова как-то решить этот вопрос? Мне легче, у меня в данный момент нет ни жены, ни любовницы – всех растерял. Потому никаких сложностей не предвидится. Что с тобой? Плохо? – забеспокоился он, заметив, что на Юльку будто упала серая тень. И плечи ее опустились, и глаза потухли, и губы побледнели – помертвела.

– Муж, – прикрыла глаза Юлия. – Муж, муж. В этом все дело. Я тебе сейчас все расскажу. Могла бы утаить, но не хочу. Хочу, чтобы ты все решил сам. Вот покажу я тебе сейчас моего мужа, специально привезла фотографию с намерением показать тебе. Я тебя, Юрка, сегодня ли, через пару ли дней обязательно отыскала бы, если бы вчера случайно не встретила. Вот, полюбуйся. Это и есть муж, а я гораздо хуже, чем ты думаешь. Какие там любовники! Никаких и никогда, можешь поверить. Но я все равно невероятная дрянь. Да смотри же на фотографию! Узнаешь красавчика?

– Виктор? Южин? – Юра был потрясен. – Муж?!

– Вот именно. То есть – был. – Юлька разорвала фотографию на мелкие клочки. – Был, и нет его больше. Умер.

– Умер?

– Вот послушай. Тогда, в Гвинее, я увлеклась – со скуки, наверное, и вышла я за него замуж, когда ты был в тюрьме. Как мы жили, расскажу когда-нибудь потом, если выпадет случай. А сейчас скажу, что был он средоточием смертных грехов. Так и есть, и не думай, что это мелодрама. Но – грехи и грехи, у всех есть. А если человек интересный, ему многое прощают. Я нескольких таких интересных знаю. И Виктор был интересен мне – до поры до времени. Только… Понимаешь, я вернулась в тот раз из Тетерина и сама не своя ходила под впечатлением встречи с тобой. Неухоженный, бородатый, одичавший, злой, но все тот же Юрка Мареев, моя девичья мечта. Ожившая вдруг через много лет. Ты сбежал из мотеля, и я пообещала себе самой, что покажу тебе, где раки зимуют. Покажу, как умею любить тебя даже такого… Такого слабака и предателя, такого самозабвенного труса! И не спорь – слабака и труса! Если бы это было не так, ты искал бы меня, явился бы давным-давно и придушил меня, суку такую.

– Юлька, что ты несешь?! Мексиканское кино какое-то.

– «Кино мексиканское», – передразнила она. – Что ты понимаешь, ангел с крылышками! Молчи уж. И слушай. Когда я из Тетерина вернулась в Москву, я рассказала о нашей встрече ему. Он был подонок, чтоб ты знал, и к тому же наркоман. Он завелся почти сразу, а потом вмазался… Юрка, ты знал, что твой дружок наркоман еще с институтских лет?

– Нет. Он иногда казался странноватым, но не более чем все мы, когда дурачились. Мало ли у кого какой характер и внешние его проявления. Особые странности? Нет, не замечал.

– В общем, он вмазался, потом пил какой-то невероятно тяжелый коктейль. И его понесло. Господи, Юрка…

– Он что-то страшное сделал? Я его… убью за тебя. За нас обоих. Запросто. И даже не буду спрашивать о том, о чем хотел спросить уже много лет…

– Да нет, не убьешь, – попыталась улыбнуться Юлька, но ничего у нее не получилось. – Не убьешь и не спросишь.

– Но…

– Юра. Пожалуйста. Я говорю, ты – слушаешь. В общем, так, если коротко… Оказывается, он вожделел меня с первого дня знакомства и все ждал удобного случая, чтобы меня «добыть». Его слова. А потом была Гвинея, и он… Одним словом, кража документов – его рук дело.

– Знаешь, я даже не удивлен. Еще на суде я поразился тому, насколько он равнодушен, будто цели достиг. И я вдруг понял, что только Виктор и мог украсть документы, у него были все возможности для этого, но я гнал от себя эту мысль – мы ведь столько лет были дружны. Хотя нас учили не доверять эмоциям в… сомнительных случаях. После того как я освободился, было у меня намерение встретиться с ним. Я понятия не имел, что скажу ему, что сделаю, чего хочу добиться… Я ведь не знал, что он на тебе женился, Елена Львовна мне ничего не сообщила. Жалела?

– Жалела.

– В общем, порыв мой сошел на нет. Устройство личной жизни после ужасов заключения показалось мне важнее, чем события прошлого. От свободы, знаешь, голова шла кругом. Я обманывал себя тем, что еще все успею, что рано или поздно встречусь с ним и спрошу то, о чем хотел спросить. Даже слова подбирал. Но больше всего хотелось мне дать ему в морду, да так, чтобы всмятку, и за себя, и за… А, ладно. Все увязло в здешней трясине. И я стал не человеком, а болотным существом.

– Про болотное существо – это неправда. Кстати, он еще похвалялся, что спаивал тебя в Африке, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в твоем моральном падении.

– А я шел у него на поводу, идиот. Юлька, что мы наделали?

– Что теперь об этом? Два юных самодовольных существа… Ему весьма прилично заплатили за те документы, тебя посадили, я, дура безмозглая, вышла за него замуж. Папа умер ночью после свадьбы. Не сомневаюсь, что от ужаса, поняв самое главное, то, что было недоступно мне.

– Но тем не менее…

– Тем не менее мы прожили вместе много лет. Настали такие времена, что можно было без опаски творить самые невероятные безобразия, торговать всем на свете – ценностями, военными секретами, что он и делал. А ему за это отлично платили и покупатели, и продавцы как посреднику, и еще поставляли качественную наркоту, чтобы такой ценный экземпляр не загнулся раньше времени.

– Но что же?..

– Что же теперь делать? Тебе – думать, мне – утрясать кое-какие делишки. А думать тебе вот о чем: сможешь ли ты жить с мужеубийцей?

– Что?! Ты хочешь сказать… Юлька!

– Вот именно. Я его убила.

– Юлька…

– Помолчи. Я должна рассказать.

– Юлька!!!

– Нет уж, выслушай, сделай мне такое одолжение. Иначе все напрасно. Выслушай, а потом решай. Можешь просто повернуться и уйти! Так вот, возвращаясь к моей исповеди… Он тогда долго орал и откровенничал, временами просто бредил, грозился утопить тебя в дерьме, словно чувствовал, что я снова… Что я будто очнулась, повстречав тебя. Что растаяла та одурь, туман, сон, в котором я жила все эти годы. Он вообще хорошо меня чувствовал. В общем, орал-орал, так, что пена изо рта летела, но вырубился наконец. Где он хранил свои запасы, я всегда знала. Он и не скрывал, думал, я верю, что он колет себе инсулин или что-то в этом роде от диабета. Я сделала три инъекции, этого оказалось достаточно. Перетащила его на постель, раздела. Это было самое ужасное. Утром вызвала «скорую», изображая только что проснувшуюся жену. Закатила истерику.

– Господи, Юлька… Но ведь в таких случаях все равно ведется следствие. Юлька, ты не должна была. Что ты наделала?!