Ольга Ляшенко - Собиратель чемоданов

Любимым его занятием было отпирать замки, развязывать завязки, расстегивать застежки, кнопки, пуговицы, пряжки и крючки на чемоданах. Он проделывал это с ними дважды в день, утром и вечером, на что каждый раз у него уходило не менее двух часов: час на то, чтобы открыть все чемоданы, и еще час на то, чтобы снова их все закрыть. Но, учитывая, что разнообразие замков на чемоданах едва ли не превосходило разнообразие самих чемоданов, ему так или иначе пришлось бы это делать, в противном случае он бы очень скоро позабыл, как с каким чемоданом обращаться, каким ключом или иным способом какой замок отпирать. Таким образом, можно сказать, что коллекционер совмещал приятное с полезным.

С некоторыми замками у него не было никаких проблем, они отпирались обычными ключами, которые он держал все на одной связке, место же ее было за дверью, на толстом ржавом гвозде. Но были и такие, к которым каждый раз приходилось подбирать новую отмычку, причем к каждому свою. Иные замки были с шифрами, а иные и еще с какими-нибудь хитростями. К примеру, на чемодане номер восемь [3] Из сказанного выше понятно, что номер восемь был присвоен этому чемодану уже заранее, до того, как он попал в коллекцию, и не обязательно соответствовал его местоположению в ней. - сост. стоял такой удивительный замок, который вообще никак не отпирался. При этом запереть его было легче легкого, чего Коллекционер, заблаговременно уведомленный об его секретной особенности, ни разу себе и не позволил.

Были в коллекции и еще чемоданы с секретами. Один, например, имел потайное отделение, до того незаметное, что даже продавец, у которого он был куплен за хорошие деньги, не смог показать, где оно находится. В другом чемодане была специальная лампочка, строго для внутреннего освещения, со специальным светочувствительным устройством. Принципом работы этого устройства служило то вполне справедливое соображение, что, при прочих равных условиях, внутри чемодана всегда темнее, чем снаружи, если только он закрыт, следовательно, если чемодан не закрыт, то необходимость во внутреннем освещении автоматически отпадает. Поэтому стоило хоть на полмикрона приподнять крышку чемодана, как внутреннее освещение автоматически отключалось. В третьем чемодане было скрыто сигнальное устройство с особым детектором. Когда этот чемодан открывал хозяин или любое дружественное ему лицо, сигнализация молчала, но стоило бы только попытаться в него проникнуть лицу, внешность или поведение которого могли бы внушить обоснованные подозрения, как тотчас же раздался бы громкий сигнал тревоги.

3. Но, как уже было сказано, Коллекционер жил уединенно. Его никогда никто не посещал, за исключением только одного человека, старичка соседа с нижнего этажа.

У этого старичка был сверхъестественно тонкий слух. Малейший новый шум, доносившийся сверху, сразу же привлекал его внимание. Он начинал размышлять о том, что бы это такое могло быть, выдвигал различные версии и сам с собой заключал пари, после чего ему волей-неволей приходилось подниматься по лестнице, чтобы узнать происхождение шума и определить победителя.

Обычные шумы, производимые в процессе работ по уходу за чемоданами, его, как правило, не интересовали. Однако, если новых шумов подолгу не было, он начинал проявлять нетерпение. Тогда стоило только Коллекционеру завести швейную машинку или включить циркулярную пилу, как старичок брал в руки швабру и трижды стучал в потолок, после чего являлся лично.

Коллекционер приносил извинения.

— Да вы не извиняйтесь, чего уж, — добродушно говорил старичок. — Это я так, по-соседски, что там, думаю, за шум? Зайти проведать, а то мало ли что. Время-то сейчас какое. Я уж было спать собрался, а тут шум. Я и на один бок, я и на другой — не спится. Мысли всякие. Нет, думаю, надо проведать, а то ведь не усну. Вот, теперь вижу, что вы работаете, мне и спокойнее. Когда молодежь работает, так чего уж лучше? Это наше, стариков, дело отдыхать, мы уж свое отработали, — и уходил довольный.

Необычные шумы возникали, как правило, вследствие падения на пол различных предметов.

4. Один раз Коллекционер уронил футляр для очков и, справедливо полагая, что произведенный шум относится к разряду необычных, ожидал услышать стук снизу. Но все было тихо.

Коллекционер встревожился: «Что это с ним? Не слышит, что ли? А может, нездоров, или еще того хуже?»

В это время в дверь позвонили.

На пороге стоял сосед, живой и невредимый. Коллекционер уже хотел было принести извинения, как старичок вдруг зачем-то хихикнул и сказал:

— Извиняюсь, что обеспокоил.

Коллекционер опять встревожился.

В руках у старичка был конверт.

— Вот, попало в мой ящик, по ошибке. А адресовано лично вам. И фамилия ваша, вот: «Стяжаеву Дмитрию Васильевичу, лично в руки». Вы ведь по батюшке Васильевич?

Коллекционер взял конверт.

— Я его и вскрывать не стал, раз не мне адресовано, — продолжал старичок. — Даже и не представляю, что в нем. Вы уж сами прочтите.

Коллекционер поблагодарил соседа, но читать письмо при нем не стал. Наконец тот ушел, и он вскрыл конверт.

В конверте лежал сложенный вдвое лист хорошей бумаги, на котором было напечатано всего лишь три строки.

Это было приглашение. Его приглашали на очередное заседание Общества Собирателей Чемоданов.

В первый момент Коллекционер подумал, что сошел с ума. Ведь до сих пор он был убежден, что его коллекция — единственная в своем роде, следовательно, никакого Общества Собирателей Чемоданов на свете быть не может. Но, собравшись с мыслями, он сказал себе: «Ерунда! Это просто кто-то шутит. Либо Виолетта, либо кто-нибудь еще, одно из двух».

5. Виолетта Юрьевна была его напарницей по работе. У них был один кабинет на двоих. Как-то раз директор, по простоте своего сердца полагая, что вдвоем им будет веселее, послал их вместе в командировку в Москву, и там Стяжаев был поставлен в такое положение, что взял и ни с того ни с сего рассказал Виолетте Юрьевне о чемоданах, после чего и она зачем-то рассказала ему о своем неудачном романе с одним знаменитым писателем. Этот писатель, обидевшись на Виолетту Юрьевну за то, что роман оказался таким неудачным, сочинил якобы мемуары, в которых вывел ее в карикатурном виде и вдобавок приписал еще много такого, чего вообще не было. Стяжаев этих мемуаров не читал, автор их был совершенно ему не известен. Поэтому он не раз впоследствии сожалел о происшедшем, говоря себе: «Какой же я осел! Зачем было рассказывать ей о коллекции? Мог ведь придумать что-нибудь другое», — так как Виолетта Юрьевна не упускала случая напомнить ему о чемоданах, он же ей о писателе никогда не напоминал.

Читать дальше