Тацухико Такимото - Добро пожаловать в NHK!

Я хотел плакать.

И я плакал.

Я хотел умереть, но не смог. Если бы я смог сделать всего лишь один шаг, то тогда я бы точно упал. Но это было невозможно. Я не мог сделать этого. Мои ноги дико тряслись, а стук моего сердца был удивительно громким. Я чувствовал себя отвратительно, меня тошнило, и я больше не хотел там находиться.

Я кричал, чтобы кто–нибудь что–нибудь сделал. Я кричал, что хочу умереть. «Убейте же меня поскорее!» — думал я. Мне хотелось, чтобы кто–нибудь толкнул меня. Я не хотел возвращаться домой, чтобы снова закрыться в своей квартире, я не хотел больше видеть лицо Мисаки. Я не хотел больше думать о своих проблемах, не хотел больше испытывать боль. Я просто хотел умереть.

Я схватился за голову, согнулся и отполз назад. Это было забавное и жалкое зрелище. Я выглядел как полный идиот. От каждого порыва ветра я падал на четвереньки и цеплялся за ограду. Мне было очень страшно. Я боялся упасть. У меня пробегали мурашки по коже от одного лишь взгляда вниз.

Внизу простиралось Японское море. Волны были высокие. Спаси меня! Нет, не спасай. Не смейся надо мной. Что же мне делать? Не смей насмехаться надо мной! Не смотри! Не смотри сюда! Почему ты плачешь? Это я должен плакать.

Из–за края скалы на меня смотрела Мисаки.

Я закрыл лицо руками. Я не знал, что мне делать. Я не хотел ещё больше позориться.

Свесившись, Мисаки протянула мне руку. Она пыталась спасти меня. Выражение её лица говорило, что ей жаль меня. Ударив её по руке, я начал карабкаться по скале самостоятельно. Я несколько раз поскальзывался на обледенелых камнях, и каждый раз приземлялся на задницу. На третьей попытке у меня наконец получилось преодолеть эти семь футов.

И вот я растянулся на краю скалы. Мисаки нависла надо мной.

Схватив мою руку, она изо всех сил потащила меня обратно к дороге. Она пыталась оттащить меня от края скалы как можно скорее, в конце концов она просто поволокла меня по снегу.

Когда мы добрались до скамейки, на которой сидели несколько минут назад, она начала лупить меня. Он била меня снова и снова. Потом она стала трясти меня за плечи. Я перевернулся на спину, и Мисаки обняла меня. Она прижалась лицом к моей груди, издавая всхлипывания, которые трудно было даже назвать словами.

Моя правая рука, порезанная ножом для бумаги, начала болеть. Кровотечение не останавливалось.

Мисаки сжала мою ладонь. Я резко оттолкнул её руку, и немного крови попало ей на щёки. Но она даже не попыталась её стереть. Она плакала, сидя на мне. Я попытался её спихнуть, но она не отпускала меня. Она прижимала мои плечи к земле, и на некоторое время застыла в этой позе. Все еще дрожа, она продолжила бить меня по груди. Она била меня снова и снова.

Моему лицу тоже досталось.

Она не знала усталости. Я начал терять сознание.

Снова подняв свой кулак, Мисаки проговорила:

— Ты не можешь умереть.

Я не ответил. Она опять ударила меня по лицу.

— Пожалуйста, не умирай.

Я не хотел, чтобы меня снова били, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Поэтому я кивнул и кое–как заставил себя улыбнуться. Потом я захотел сказать ей что–нибудь веселое. Но не смог.

Вместо этого я заплакал.

Мисаки не отворачивалась от меня. Она все смотрела и смотрела.

Неожиданно, мы пришли в себя. Если продолжать в том же духе, замерзнем насмерть. Поэтому мы решили уйти с мыса.

Жизнь трудна и болезненна. Множество вещей испытывают тебя на прочность. Все это действительно тяжело.

Когда мы вернулись на дорогу, меня посетила ужасная мысль: «Как же нам вернуться на станцию?»

— Я почти час ехал на такси, а значит…

— Да, если мы пойдем пешком, то доберемся до станции только к утру.

Меня захлестнула волна отчаяния.

Мисаки потянула меня за рукав.

— Здесь неподалеку есть заброшенный дом, но…

— Заброшенный дом?

— Мой дом.

Пройдя минут десять, мы пришли к этому дому. Окна были разбиты, а во входной двери зияла огромная дыра. Мы провели целую ночь в доме, который был вот–вот готов рухнуть. Странно, но я не помню, чтобы мне было холодно.

Мы говорили обо всём подряд в этом старом доме, где на каждом шагу не хватало досок в полу. Мисаки рассказывала мне о воспоминаниях, связанных с этим домом. Большинство из них было трагичными, но были и приятные.

— Мой настоящий отец… Я даже не помню его лица, но он дал мне имя. Здесь недалеко был прекрасный мыс, поэтому он назвал меня «Мисаки», что значит «мыс». Довольно подходящее имя, как думаешь?

Я рассмеялся.

Вдруг я почувствовал себя немного уставшим. После того, как я на несколько секунд провалился в сон, Мисаки мягко потрясла меня.

— А что такое N.H.K.?

Это могло затянуться надолго, поэтому я не стал повторять свои объяснения. Мисаки выползла из–под пальто, которое она использовала вместо одеяла, и вытащила свой Секретный Дневник.

— Знаешь, я тоже думала об N.H.K..

— Да?

— Здесь темно, можешь посветить мне своей зажигалкой? А, ладно, я могу разглядеть буквы даже в темноте,― быстро сказала она и начала что–то писать ручкой в своей Cекретной тетради.

— Ммм, вот, готово.― Она вырвала страницу и передала мне.

Единственным источником света была луна, светившая в окно. Я напряг свои глаза, чтобы прочитать то, что было написано на том листе бумаги.

Цели Организации:

Стороны обменяются заложниками между собой, каждый доверяет свою жизнь другому в качестве заложника. Другими словами: «Если ты умрешь, я тоже умру, черт возьми!» Принимая это соглашение, мы свяжем себе руки, как ядерные державы, угрожающие друг другу во время холодной войны. И даже если мы захотим умереть, мы не сможем.

Если дойдет до ситуации «Мне все равно, если ты умрешь», тогда эта организация перестанет работать. Так что давай постараемся, чтобы этого не произошло!

Президент N.H.K., Мисаки Накахара

Имя:____________ Участник №:___________

— Скорее подпиши это.

Я взял у неё ручку и на секунду задумался. В конце–концов, ничего не было решено. Ничего не изменилось.

«Давай смотреть в будущее»? Ты что, дура?! «У нас есть мечта, значит все будет хорошо?» Да нет у нас никакой мечты!

Как же я смогу жить дальше, если каждый день буду шептать себе: «Я больше этого не выдержу».

Разве это «хорошо»? Что скажешь?

Я поволновался об этом какое–то время, а потом просто поставил свою подпись.

Потом Мисаки убрала контракт в свою сумку, обняла меня за плечи и подвинула меня к себе. Наши глаза встретились.

И затем она громко объявила: «Добро пожаловать в N.H.K.!»

Её чрезмерный энтузиазм был довольно забавен. Сдерживая смех, я подумал: «Не знаю, как долго это будет продолжаться, но я буду стараться изо всех сил».