Альберт Лиханов - Собрание сочинений в четырёх томах. Том 4.

Даже построить счастье.

Прибавим к этому ее молодость.

Павла она увидела на улице, вместе с одним из геологов-лауреатов. Геолог представил их друг другу. Каким он был, ее будущий муж? Единственное — высоким. Черты лица — мягки и скорее женственны. Брови и ресницы светлые, оттого лицо выглядит добрым, только вот черные глаза сверлят двумя острыми буравчиками.

Она произвела на Павла сильное впечатление, их пути пересеклись совершенно в прямом, а не в переносном смысле слова: Клава шла в своем щегольском одеянии от подъезда главка к черной машине, а знакомый геолог и Павел шли по тротуару, и она пересекла им дорогу.

— Здравствуйте!

— А, здравствуйте!

— Как живете?

— Спасибо, потихоньку.

— Потихоньку — на этой машине?

— Что делать, приходится!

— Знакомьтесь, это Диана.

— Не Диана, а Клава. Диана — это богиня охоты.

— Которая теперь утверждена богиней торговли.

— Что вы! Заведующей базой.

Геолог пожаловался мимоходом, что, живя в северных краях, не может раздобыть приличной шапки не по спекулянтским ценам, и Клава решила щегольнуть, чуть щелкнув по носам этих двоих рослых парней.

— Заходите, — сказала она лениво, — дам вам по шапке.

Они засмеялись. Потом зашли. Потом Павел пригласил ее в ресторан.

Нынешняя любовь скора на ногу. Павел сказал в ресторане, что поражен ее великолепием, раскованностью, умением руководить таким предприятием.

— Сколько там имущества? — спросил он. — На какую сумму?

Клава ответила, он закатил глаза, воскликнул:

— Танцую с миллионершей! Какое счастье!

На ухаживанье ушло все-таки немало времени. Клава уже давно решила, что выйдет замуж за Павла, если он предложит ей это. Но он не торопился, даже при больших общих скоростях. Они встречались, порой ужинали в ресторанах, но чаще сидели в кино или театре — Клава не давала ему провожать себя до общежития, — они встречались, даже целовались, но далее Павел не шел, и Клаву поражала его деликатность.

Однако она ошибалась. Это была не деликатность, а всего лишь нерешительность Павел не решался, а Клава постановила про себя, что, пожалуй, возьмет, как сильный человек, дело в свои руки, построит семью собственными руками.

Павел был добрый парень, по характеру даже тюхтя, такой охотно согласится быть не ведущим, а ведомым, это важное обстоятельство в семейных делах, и она построит — отчего же не построить? — свое собственное счастье своими руками. Прибавим к этому объективное. Клава устала от общежития, устала от одиночества. И главное, что подстегивало, торопило, — рос разрыв между состоянием ее души, ее возможностями и властью — и всем остальным — неустроенным каким-то, неимущим, временным — образом ее жизни.

Ей хотелось постоянства, надежности, уверенности во всем — во всей своей жизни. Уверенность на работе и неуверенность в остальном — такое долго продолжаться не могло. Она подстегнула события. Сделала так, что Павел заревновал ее, быстро предложил: выходи замуж.

Так вот, Павел. Конструктор на заводе, большее, чего он может добиться к старости, — две с половиной сотни, как главный конструктор проекта. Пока же он был всего лишь конструктор, но это Клава собиралась компенсировать собственной работой. Характер — тюхтя, несамостоятельный. Но и это Клава была готова компенсировать собой — своей энергией, своими новыми достоинствами. Любовь? У них, кажется, был намек на похожее, но что за беда, если это скоро кончится: мало ли людей прекрасно живут без любви? Не зря же говорится: человек сам кузнец своего счастья.

Они поженились.

Наперсник срочно раздобыл им квартиру под гарантийное письмо — в хорошем, очень хорошем доме. Сильному человеку хотелось делать все быстро, даже немедленно, раз уж он сильный человек. Квартиру требовалось обставить — Клава быстро назанимала денег у знакомых завмагов. Ей давали охотно, даже как будто с благодарностью — кто две, кто три, кто пять сотен. Один звонок Наперсника, и в квартире отличная мебель. Потом посуда — не хуже, чем у людей.

Всю жизнь помнить ей день рождения сына. Первая годовщина. Она вернулась из декрета на работу, там по-прежнему хорошо, с Павлом тоже все отлично, дом обставлен прекрасно — теперь уже есть что показать жене Наперсника — до нее еще далеко, но все же.

Стол полон яств, теперь уже Клаве известно, как это делается: сними трубочку — и доставят все прямо на дом, в лучшем виде, свежайшее. Сверкает хрусталь, блистают бутылки.

Видите, она добилась всего, как и предсказывал Наперсник, все у нее замечательно, а главное — сынуля, сыночек, сын!

Почти три года, включая декретный отпуск, была уже Клава в своей высокой должности.

Какой она стала? Совсем другой. Даже разглядывая себя в большое зеркало — теперь у нее такое есть дома, — Клава признавалась тайком сама себе: да, совсем другая. Внешне — не девчонка, а женщина. Даже движения, утратив резкость, стали медлительные, спокойные. Лицо потеряло припухлость, стало строже, чуточку жестче, не поймешь, то ли перемены материнства, то ли характера.

Характер меняет работа, в этом Клава ни минуты не сомневалась, ведь самый лучший способ проверить любую истину — испробовать ее на себе.

Ей казалось, она движется вперед, набирается опыта. На самом деле — она катилась к пропасти, по шажку, не очень заметно даже для себя, отступая от обязательных правил. Будто села играть в подкидного с друзьями, в шутку покрыла козыря младшей картой, никто не заметил этого или не захотел замечать — и пошло-поехало, уже не знаешь сама, когда сыграешь честно, а когда смухлюешь.

Чутьем Клава понимала, что стоит в начале цепочки, конца которой ей не видно, но это невидимое окончание и есть суть происходящего. Конечно, сознавать смысл своего дела должен каждый человек, и Клава прекрасно сознавала, что ее база — важная точка: перевалочный пункт от промышленности к покупателю. Каждый день, порой с утра до поздней ночи — чтобы поскорее освободить вагоны — грузовики, надсаживаясь, перевозили тяжелые контейнеры с одеждой, и база работала на пределе, боясь обсчитаться, сверяя реальное наличие с документами. Дальше товары раскладывались по полкам, развешивались на складах, и уже другие грузовики согласно расписанию развозили их по магазинам, к самолетам и другим вагонам. Суть дела проста: полученное распределить по торговым точкам, соблюдая справедливость, которая диктовалась вышестоящей организацией: кому, чего и сколько. База играла, так сказать, исполнительскую роль — всего-то. Правда, от четкости и честности ее работников зависела возможность или невозможность утруски-усушки. Зависело и еще одно, немаловажное: возможность замены артикулов, сортов, иначе говоря, одно и то же название товара могло выглядеть совершенно иначе. Кофточки одни назывались кофточками точно так же, как и кофточки совсем другие — иного фасона, качества и производства. Ну а потом, на базе всегда можно создавать излишки. Выполнили план, а тут подоспел дефицит, и дефицит этот можно приберечь на, так сказать, черный день, когда торговля будет отставать из-за отсутствия хороших товаров. Есть, одним словом, законная возможность для маневров.