Виктория Токарева - Рассказы и повести (сборник)

Девушка виновато улыбнулась. Личико у нее было славное, как у мальчика.

— Это хорошо, — похвалил Первый. — Человеку для нормального развития психики необходимы отрицательные эмоции.

— А вы от чего лечитесь? — спросила Варвара Тимофеевна у Второго. Обратные реакции и отрицательные эмоции не имели к ней отношения.

— Я убираю память, — ответил Второй.

Варвара Тимофеевна недоуменно промолчала.

— Я ничего не хочу помнить, — пояснил Второй.

— Почему?

— Потому что есть такие воспоминания, с которыми не хочется дальше жить.

— А разве можно убрать память? — спросила девушка.

— Конечно. Новокаиновая блокада центра памяти.

— А разве человек может жить без прошлого?

— Нет. Не может. Но у него есть близкое прошлое — это прошлое его жизни А есть далекое, это память предков. И потомков. Она обязательно присутствует в каждом человеке с рождения. Эту память можно вызвать к жизни.

— Каким образом?

— Надо пройти курс электролечения. Пятнадцать сеансов через день.

— А что значит: память потомков? — спросила девушка.

— Иначе ее называют предчувствием.

— Я всегда предчувствую моду, — обрадовалась девушка.

— А у меня квартира трясется, — сказала Варвара Тимофеевна. — В стены все время стучит и мебель падает.

Девушка засмеялась, а Первый расстроился. Варвара Тимофеевна посмотрела на Первого и увидела, что его глаза задымлены слезами. Это сочувствие постороннего человека было так неожиданно, что ее ошпарило чувство благодарности. Захотелось сказать: «Да пусть трясется, бог с ним…»

— Не знаю, помогут здесь или нет, — раздумчиво проговорила Варвара Тимофеевна.

— Это память стучит, — сказал Второй.

Из кабинета вышла медсестра и пригласила:

— Следующий…

Врач-психиатр внимательно выслушала Варвару Тимофеевну с начала до конца, не перебивала ее и не торопила: дескать, скорее, ты тут у меня не одна с ума стронулась. И в глазах ее не было того снисходительного недоверия, которое она привыкла встречать.

Врач слушала очень внимательно, понимающе кивала головой и вдруг спросила:

— А какой у нас сейчас месяц?

— Май.

Варвара Тимофеевна удивилась, что человек живет и не знает, какой на дворе месяц.

— А раньше какой был?

«Зачем это ей?» — снова удивилась Варвара Тимофеевна.

— Апрель.

— Правильно, — похвалила врачиха. — Скажите, а вас никто не преследует?

— Как это?

— Ну, ходит кто-то следом.

— Соседка ходит, Лида. Я ее вязать учу на спицах. Племянница приходит, инженер. Деньги в долг просит. А так нет. Никто не преследует. А зачем?

Врач не ответила. Взяла бумажку, что-то начала писать, склонив голову к плечу.

— А вы когда-нибудь видели домовых? — буднично спросила она, продолжая писать.

— Домовых не видела. А оборотня однажды видела. В детстве.

Врач отвлеклась от своего писания и посмотрела на Варвару Тимофеевну.

— Я девчонкой бежала мимо Игнашова хутора. Возле избы дед Игнаш стоял. Вдруг смотрю, по небу огненный шар летит. Об дерево как даст! И рассыпался. А вместо Игнаша кот.

— А при чем тут оборотень? — не сообразила врачиха.

— Так дед Игнаш в кота оборотился.

— А как вы это поняли?

— Кот здоровый, с ягненка. Усы, как у Игнаша, и смотрит так же, из-подо лба.

Варвара Тимофеевна увидела памятью: черная туча над хутором, огненный пух, тяжело летящий над старым колдуном Игнашом, кот-оборотень и сама Варька, захлебнувшаяся страхом, — летящая, босоногая.

— А может быть, пока вы смотрели на шаровую молнию, дед ушел в избу, а кот вышел. Дед сам по себе, а кот сам по себе.

— А очень может быть, — задумчиво проговорила Варвара Тимофеевна, впервые за пятьдесят лет усомнившись в видении детства: огненный дух это шаровая молния, Игнаш — это Игнаш, а кот — просто Игнашов кот.

— Очень может быть, — заключила Варвара Тимофеевна и скучно посмотрела на врачиху.

Врачиха была хоть и полная, но какая-то худая. И зачем ей было расшифровывать ту далекую тайну, через столько лет делать из непостижимого оборотня старого брезгливого кота?

В очереди было интереснее.

Спустилась ночь. На небе появилась луна. Возле нее околачивалась одинокая звезда.

Кушетка была отодвинута от стены, стояла почти посреди комнаты, и казалось, будто плыла среди теней и оттенков.

…Сережа рванул гармонь. Варвара выскочила на круг, закричала частушку:

Варвара носилась, притопывая, поводя руками, высвечивая в ночи желтым передником. Передник ей привезли из города в подарок, и она надевала его по торжественным случаям.

Вся деревня Сюхино состояла из одной улицы. Улица выходила к мелкому оврагу. Там обычно шло гулянье.

Сережа с одобрением глядел на Варвару, а его жена Соня стояла на краю оврага и смотрела.

Сережа скинул гармонь на траву, достал из кармана штанов кулек конфет «подушечек», пошел к Варваре, волнуясь, держа подношение в вытянутой руке.

— Мить! — шепнула Соня шестилетнему Митьке. — Поди к отцу, скажи: «Пап, дай конфеточку…»

Митька с удовольствием сбежал по косой на дно овражка, сунулся к отцу:

— Пап, дай конфеточку!

Сережа отпихнул мальчишку, возникшего так некстати. Легкий Митька кубарем полетел в кустарник.

Соня прижала кулаки к вискам, завыла в небо. Стоящая рядом Малашкина Валька заразилась чужим отчаяньем и тоже заголосила, запричитала, как кликуша. Всхлипнула старая Костючиха, непонятно отчего, сдуру или со страху.

Во дворе крайней избы завыла собака, ей отозвалась другая. И вдруг какое-то мгновение вся деревня наполнилась разноголосым пестрым воем.

Сережа подхватил с земли гармонь, переломил, пошел наяривать поверх человеческих голосов.

Варвара выплясывала, поводя руками, подзадоривая себя: и-их! их!

Деревня выла.

Варвара плясала.

Над оврагом стояла луна. Та же самая, что и сегодня.

Церковь была заперта. На паперти сидели две старухи нищенки, чесали языки. Одеты они были в самое распоследнее рванье: может, нарочно, чтобы вызвать состраданье, а может, они окончательно прожили свою совесть и им было все равно, как они выглядят на посторонний взгляд.

— А когда отпирают? — спросила Варвара Тимофеевна.

— Посмотри. У них расписание, — сказала нищенка понаряднее.

Возле церковных дверей действительно висело расписание, отпечатанное на машинке, как меню в столовых.

Варвара Тимофеевна прочитала расписание от начала до конца. Программа у попа была обширная. Подумала: хоть бы записочку оставил на дверях, а так не знаешь, то ли ждать, то ли нет.

Варвара Тимофеевна присела на паперть, покосилась на старух. Одна поставила возле себя блюдце, другая консервную банку. Они спокойно сидели, дожидаясь начала своего рабочего дня.