Вадим Ярмолинец - Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»

– Ну, як тут – усэ добрэ? – спросил ее наш проводник.

– Так, добрэ, – едва слышно ответила она, с опаской поглядывая на нас.

Вид у нее было такой, словно ее в этом дом вселили насильно, перевезя вместе с ней первый попавшийся под руку скарб, и, как только это представление окончится, она вернется в свой настоящий дом.

Чувствуя себя незваным гостем, я поторопился выйти. Улица в новом поселке была одна. Дома стояли по обе ее стороны. Проезжая часть и узкие тротуары были покрыты асфальтом и, поскольку начинались и заканчивалась у двух крайних в поселке домов, были залиты грязью с колес заезжавших с грунтовки машин. Зелени не было никакой. Черная земля, серые дома и здание то ли клуба, то ли столовой, куда нас повели после осмотра домов, поскольку смотреть больше было нечего. Делегацию, человек двадцать, среди которых я узнал двух корреспондентов “Знамени” и “Коммуны”, рассадили за составленными у одной из стен столами. На них скоро появились водка и синие эмалированные миски с солеными огурцами, и миски побольше с отварной картошкой. В помещении было прохладно, и от картошки валил пар. Потом появилась третья эскадрилья мисок с искореженными кусками жареного мяса. Кто-то из местных начальников сказал речь, к счастью короткую, буквально в три слова, типа, спасибо за заботу и порадуемся чему, так сказать Бог, послал. “Так сказать Бог” – мне понравилось. Без Бога по-прежнему не получалось. От водки у меня с ходу загудело в голове. Это была не водка, а разлитый в бутылки от водки самогон. Мясо было таким жирным и жилистым что пережевывание его походило на тяжелую работу, которую я скоро бросил. Потом ко мне наклонился незнакомый мужик в белой поварской куртке, изрядно грязной, и доверительно сообщил, что у него есть для меня сыр. Но только один килограмм, поскольку на всех не хватит, и я должен сказать ему, куда его положить, чтобы я не забыл.

– Да я и без сыра могу, – сказал я.

– Ты че, дурной? – удивился он. – Не говори ерунды!

Потом меня отвезли в Дом колхозника. Уже в машине я обнаружил на сиденье рядом с собой сверток из грубой серой бумаги, в котором оказался кусок сыра. Сил тащить его с собой на ночевку у меня не было. В Доме колхозника мне выделили место в комнате с тремя работягами, очень громко игравшими в домино. На меня они не обратили внимания. В номере стоял чудовищный смрад. Густой запах пота, табачного дыма, отравленного дурной пищей дыхания вызвал позыв рвоты. Я вышел из номера и, добравшись до ближайшего газона, стал мучительно рвать на землю родины взращенными на ней продуктами питания. Или отравления. Потом пил из-под торчавшей из стены ржавой трубы ледяную воду. Потом снова возвращал стране все съеденное. Мой организм всего этого не хотел. Потом лег на диване в фойе, который начал вращаться, сперва медленно, потом все быстрее, пока не утащил меня в спасительную черную воронку.

Утром, преодолевая страшную слабость, конечности у меня мелко дрожали, выбрался на улицу. Походив по ней, я скоро набрел на библиотеку. Полная дама в пуховом платке, читавшая за конторкой, узнав, кто я, предложила посидеть у нее до появления автобуса. Может быть потому, что я был для нее тоже важной птицей из области, она сготовила мне чаю, а потом, видя мое тяжелое состояние, ушла и скоро вернулась с тарелкой соленых огурцов. Придя немного в себя, я разговорился со спасительницей.

– Жизнь у нас тут не ахти какая интересная, – сказала она. – Но вам хорошо бы познакомиться с одной нашей учительницей. Она в соседнем селе – Володаровке – музей хочет открыть. Настоящая подвижница. Алина Павловна Капитонова.

– Музей? – удивился я. – Какой музей?

– Да там целая история, – ответила библиотекарша, не скрывая удовольствия от того, что смогла заинтересовать меня. – Там есть церковь, из которой шел подземный ход в барское поместье. Так она хочет музей в нем сделать.

– Музей чего?

– А-а, – библиотекарша замешкалась на секунду. – Ну-у, этого... Народного творчества. Здание крепкое. Во время войны в нем наши засели, а немцы в него из пушек стреляли, и – ничего, выстояло.

Автобус, подпрыгивая на ухабах грунтовой дороги, довез меня до Володаровки за час с небольшим. Церковь открылась неожиданно. Я ожидал увидеть ее издалека, но она все не показывалась, и только когда автобус, свернув в улицу, поехал вдоль высокой стены красного кирпича, я спросил у попутчика, где же церковь.

– Та ось вона, справа.

Я приблизил лицо вплотную к стеклу и увидел, что стена уходит высоко вверх и над ней виднеются пять башенок. Куполов на них не было.

Когда я вышел из автобуса, церковь открылась вся. Она была не очень большой, но очень изящной. Даже без куполов она доминировала над обступившим ее селом.

Напротив церкви был магазин. Дверь его была открыта, и я направился туда. В помещении было сыро и холодно. За прилавком продавщица в толстой, делавшей ее движения неуклюжими, брезентовой куртке, перекладывала на полках какие-то коробки. Ничто не указывало на то, чем этот магазин торгует – продуктами или промышленными товарами. Женщине помогал бритоголовый мужичок в байковой рубахе навыпуск, брюках-галифе и ботинках, на которые были надеты галоши.

Когда я поздоровался, они обернулись ко мне с недоумением, словно не поняли, на каком языке я говорю. Я представился и спросил, как найти учительницу Капитонову, которая собиралась устраивать из церкви музей.

– А вона ж нэ тут живэ. Колы школа робэ, то вона прийиздыть.

– А где она живет?

– У сусидньому сели.

– А как туда добраться?

– Хто його зна? Машина е, так пойидь.

– А кто-то из старожилов здесь есть?

– А нащо тоби?

Я объяснил.

– Так тут уси старожылы, – заметил мужчиок. – До нас нови люды не прийиздять.

– А, кто-то есть, кто старых хозяев помнит? Которые церковь построили.

– Володацькых?

– Я не знаю их фамилии.

– Мама моя щось казала колысь.

– А можно с ней поговорить?

– А що говорыты? Булы хазяева, та й не стало.

Мужичок, скорей всего, просто не хотел вести домой незнакомого человека. Хотя я и был для него официальным лицом, на этот раз он мог выбирать, заводить со мной отношения или нет.

– А она здорова?

– Хто?

– Ну, мать ваша.

– А що йий буде? – он пожал плечами.

– А сколько же ей лет?

Он почесал затылок.

– Ну, мабуть рокив 90 вже будэ.

– Ну, пригласите в гости, – нажал я. – Мне в газете поручение дали.

– Хэ-ге, – он повернулся в нерешительности к подавщице, молча слушавшей наш разговор.

– Нехай побалакае людына, – пожала плечами та.

Мужичок вздохнул и, подняв прилавок, вышел ко мне.

– Ну пишлы, газэта.

На площади мы познакомились. Его звали Петр Ильич.

– Говорят, во время войны по церкви из пушек стреляли? – спросил я.