Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта. Возвращение

Хольту не терпелось увидеть Ангелику и поговорить с ней, хоть они условились лишь на завтра. Чем ближе подходил он к ее дому, тем больше замедлял шаг, спрашивая себя, готов ли он отныне искать счастья лишь в университетских аудиториях, в том царстве разума, куда перед ним открылись двери, в напряженном труде. Отец его нашел счастье в работе, Юдит — в борьбе за освобождение своего класса. Допрашивая себя с пристрастием, Хольт приходил к заключению, что готов следовать их примеру. До сих пор одного ему недоставало — быть смертельно несчастливым. Теперь он и это испытал: утрата Гундель была для него таким несчастьем. На место мечтаний пришла ответственность.

На этот раз Хольт никого не встретил на лестнице. Он постучался. Дверь отворила бабушка Ангелики, крепкая еще старуха в сером фартуке. Маленькая, худенькая, с жидкими седыми волосами, она опиралась о метлу, и метловище, подобно копью, задорно торчало над ее головой. Стоя в дверях и преградив ему метлой дорогу, она спросила низким баритоном:

— Кого вам?

В этой старухе было что-то внушительное, воинственное.

— Мне хотелось бы поговорить с Ангеликой, — сказал Хольт учтиво.

— С Ангеликой? — переспросила бабушка, повысив голос, и, сунув руку в карман фартука, решительным движением вскинула на нос пенсне. — Ага! Он самый! — протянула она, смерив Хольта взглядом. — Темные глаза и темные волосы, рожа нахальная, ходит в одной рубашке, двадцать лет… Он самый! — Чем больше она повышала голос, тем он становился басовитей. — Соблазнил девочку и еще смеешь на глаза казаться! Негодяй ты!

— Но… зачем же так кричать? — пытался он ее урезонить.

— Кто это кричит? — завопила старушка громче прежнего. — Вы еще не то услышите — узнаете, как я кричать умею! — Однако отступила и большим пальцем указала в глубь квартиры. — Входите! А уж там я с вами поговорю по-свойски!

Она захлопнула дверь, ввела его через жилую кухню в прилегающую каморку, захлопнула и эту дверь и тут напустилась на Хольта:

— Чего вам здесь нужно? Давно пора смотать удочки! Для того ли я из себя тяну жилы, посылаю девочку в дорогую школу, чтобы этакий шалопай ее с пути сбил? Грызусь с опекуном, он давно норовит ее из школы взять, а теперь бедняжку из-за вас грозятся из школы выгнать. А-а-а! — снова взвыла она и угрожающе замахнулась метлой на Хольта. — Девчонка все глаза себе выплакала из-за такого мерзавца! А тут еще лиходей-опекун долбит ей: ты меня опозорила, срамница! И у тебя еще совести хватает являться сюда и пялить на меня свои бесстыжие зенки!

Она снова двинулась на Хольта, да так грозно, что он невольно отступил в угол.

— Что вы с ней сделали, с бедняжкой? Чего такого ей наврали, что она вовсе ума решилась, как уломали ее, что она усвистала с вами на целых три дня? И даже ночной рубашки не прихватила! Поглядите на меня! Сорок один год была замужем, но, думаете, мой покойник хоть раз видел меня без сорочки? И книгу-то какую печальную ей подарили, бедняжка мне читала вслух, неужто не нашли какую повеселей? Знаю я ваши хитрые повадки, это чтоб ребенок вас во всем слушался! Ну-ка, проваливай! Ты такой девчонки и не стоишь!

Ярость ее тем временем иссякла, она заговорила потише.

— Чего вам нужно от Ангелики?

Хольт не знал, что делать. Он боялся, как бы старуха опять не раскричалась. Поэтому он сказал осторожно:

— Если разрешите, я хотел бы познакомить ее с отцом.

— С каких это пор вы спрашиваете разрешения? — огрызнулась старуха. — А кто он будет, ваш отец?

— Профессор, преподает в здешнем университете.

— Знаем мы этих голодранцев! — заворчала бабушка. — Сапоги каши просят, а перед нашим братом пролетарием задирают нос! Вы мне не вкручивайте, я шестнадцать лет квартиру у профессора убирала, я-то знаю! — Но она уже не так сердито смотрела на Хольта. — А ведь вы, как я погляжу, не такой пижон, как этот Эгон! Я еще как-нибудь выплесну на него помойное ведро! — И старуха раскатисто захохотала. — А для чего вы хотите показать девчонку отцу?

— Он просит познакомить его, я ему много про нее рассказывал.

— Ага! Вы, поди, не прочь заделаться ее хахалем? — опять раскричалась старушка и так близко подступила к Хольту, что на него пахнуло воском и ядровым мылом. — Но так и знайте, хоть вы и метите в образованные, ничего у вас с ней не выйдет. Моя девочка и сама не лыком шита, она и без вас образование получит! Нет, уж если хотите мне угодить, выучитесь чему-нибудь порядочному!

Снаружи постучали. Лицо старухи внезапно смягчилось.

— Ангелика! — шепнула она. — Да уж ладно, покажите девочку отцу, лишь бы бедняжка плакать перестала. Так и быть, оставлю вас вдвоем!

Она подхватила метлу и исчезла из комнаты. Хольт услышал за стеной голос Ангелики и ласковый ответ бабки:

— Ступай в чуланчик. Там к тебе пришли.

Ангелика стояла в дверях, бледная, усталая и непривычно серьезная. До нее не сразу дошло, что это он ее ждет. Но вдруг глаза ее расширились и засияли, она бросилась к Хольту и припала к его груди.

— Ты, в самом деле ты? — выдохнула она, но голос ее звучал глухо. Она подняла на него глаза, в них был страх, ничего, кроме страха. — Почему ты уже сегодня пришел? Что это значит?

Он обнял ее за плечи.

— Не бойся. С этого дня ничего не бойся. Но прежде расскажи, что у тебя в школе.

Она уткнулась лбом в его грудь.

— Сегодня был совет, меня позвали, я прямо оттуда. Все очень на меня злы, но потом они стали за меня горой, и Лоренц, и Петерсен, а особенно господин Готтескнехт. И они сказали, чтобы это было в последний раз, чтоб я больше не прогуливала уроки.

— А твой опекун?

— Ах, он! — протянула Ангелика. — Он все уши мне прожужжал, говорит — ты обесчещена, опозорена. — Она откинула головку и сказала с вызовом: — Вот чудак, подумай, какие отсталые взгляды!

— Но ты должна быть мне верна! Смотри, начнешь крутить с кем попало в семнадцать лет — это и в самом деле будет позор.

Она смотрела на него растерянно, ничего не понимая.

— Что ты говоришь?.. Мне… быть верной…

— Ну, ты понимаешь, что я имею в виду!

Взволнованная до глубины души, она спросила, с трудом преодолевая смущение:

— Но… ты правду говоришь, разве у нас все не кончится, когда ты уедешь учиться?

Потрясенный, сгорая от стыда, он крепко прижал ее к себе.

— Как может между нами все кончиться? Прости, что я тебя мучил… — И зашептал ей на ухо: — Ничего не кончено, все только начинается, я снова радуюсь жизни, ведь у меня теперь ты, человек, который меня любит, который во мне нуждается, чью любовь, чьи надежды я должен оправдать… Перестань же плакать, улыбнись наконец. Клянусь, я ничего другого не искал, как любви, и я бесконечно тебе за нее благодарен.

Она больше не плакала, ее головка покоилась у него на груди. И Хольт снова отдался своим детским грезам о любви, той любви из сказок и легенд, что навек соединяет двух любящих, — он читал о ней мальчиком, с тех пор она стала его заветной мечтой. Когда же Ангелика вскинула на него глаза, ее черты слились для него с неугасимым образом Гундель.