Дуги Бримсон - Кое-что о Билли

Разумеется, мы все слегка выпили, и Лиз только что сказала мне, что все уже договорились с начальством пораньше свалить с работы, потому что вечер предстоит явно долгий и основательный. Все бы ничего, но одна деталь меня настораживает. Твою мать, куда, спрашивается, запропастился Шон?

15.25, На работе

Козлы! Уроды! Как же я не догадался, что все прошло слишком хорошо, чтобы этим ограничиться. И вот опять я сижу за столом, весь перемазанный детским маслом и сплошь обсыпанный опилками. И все это, конечно, обрушилось на меня после почти ритуальной встречи со стриптизершей.

Виноват во всем, разумеется, только я сам. Поводов заподозрить неладное было больше чем достаточно. В качестве последнего предупреждения можно было расценить звонок Шона, который заговорщицким голосом сообщил, что ребята уже собрались в подвале на тайную — втихаря от начальства — пьянку. Нет бы мне при этом насторожиться… Ну да ладно. В конце концов, у этой тетки хотя бы грудь оказалась приличной. Впрочем, можно было бы обойтись и без некоторых «веселых» моментов. Так, например, я вовсе не был в восторге, когда эта идиотка под радостные вопли всех собравшихся в подвале женщин попыталась расстегнуть на мне брюки и вытащить на всеобщее обозрение моего робкого дружка. Эмма, зараза, орала громче всех. Ей-то что за радость, ума не приложу. Можно подумать, она на него до сих пор не насмотрелась.

16.25. На работе

Ну вот, пожалуй, и все. Последний рабочий день почти закончился, меньше чем через час мы отправимся на прощальную пьянку, будем числиться официально живущими вместе, Эмма станет работать в Нортвуде, а я окажусь безработным.

Ситуация с работой, конечно, не дает мне полностью расслабиться. Но, честно говоря, я страшно доволен тем, как оно все обернулось. С этого дня самое важное для меня — это Эмма. Она самая красивая, самая умная и веселая, и я люблю ее. Спроси меня кто-нибудь, способен ли я вообще так любить кого бы то ни было, и я едва ли дал бы утвердительный ответ. Не менее важно и то, что она тоже любит меня. Честно говоря, после всего, что я пережил за последние годы, мне даже страшно поверить в свое счастье.

Жизнь все-таки неплохая штука.

22.30. Дома

Оказывается, я не притрагивался к своему дневнику больше месяца. Как-то руки не доходили. Но вот сегодня у меня появилось свободное время, и я решил, что было бы неплохо коротко довести его до сегодняшнего дня.

Причина, по которой я перестал записывать все, что со мной происходит, вовсе не связана с уходом с работы. Это случилось потому, что перечитывая последнюю запись, которую я сделал, будучи перемазан детским маслом и какими-то грязными опилками, я вдруг четко осознал, что моя жизнь никогда уже не будет такой, как прежде. Более того, мне вдруг почему-то стало ясно, что и лучше, чем в тот день, она тоже когда-нибудь вряд ли станет. Нет, конечно, меня еще ждут разные приятные сюрпризы и большие успехи, особенно, как я рассчитываю, в области работы, но, по правде говоря, на данный момент я не представляю себе, что могло бы действительно улучшить мое общее настроение. Таким образом, мне стало понятно, что если продолжу вести этот дневник, то, скорее всего, он превратится в описание того, как моя жизнь снова наполняется какими-то сложностями и проблемами. Честно говоря, делать это мне очень бы не хотелось.

Оказалось же, что все вышло наоборот. Дела пошли еще лучше. Совершенно ни с того ни с сего мой бывший начальник Дейв позвонил мне и, выяснив, что это не шутки и я действительно ушел с прежней работы, предложил мне поработать у него. Платят там, конечно, поменьше, и приходится ездить на работу в ублюдочный Вест-Энд, но, учитывая, что поездки на работу и по делам занимают у меня немало времени, мне выдали машину от фирмы. Это просто класс. Периодически у меня находится свободный часок, и я заезжаю к Лиз. По-моему, нам двоим сколько времени ни дай, все будет мало: вдвоем мы способны переболтать всю Англию.

Что касается футбола, то… тут особого прогресса нет. Впрочем, я время от времени вижусь с ребятами, и наши послематчевые ритуальные встречи ничуть не изменились. Этого мне вполне хватает.

Теперь насчет Эммы. Тут дело, наверное, в генах. В охранном бизнесе она чувствует себя как рыба в воде. По утрам ее отец, по уши довольный, заезжает за ней и увозит ее на работу. Больше того: Эмма даже решилась наконец пойти на курсы вождения. Сейчас, в эти самые минуты, когда я пишу свой дневник, она отсутствует — находится на недельных интенсивных курсах в Кенте. Не могу дождаться, чтобы взглянуть на ее физиономию, когда папаша вручит ей ключи от служебной машины. Мне он по секрету признался, что уже приготовил ей этот сюрприз. Эмма просто обалдеет от счастья.

Не скажу, чтобы она похудела за это время. Более того, она снова набрала несколько потерянных было фунтов и теперь, как и раньше, отлично вписывается в тот самый шестнадцатый размер. Самое главное, что она, по-моему, полностью примирилась с этим и больше не устраивает истерических попыток похудеть. На мой вкус, так она замечательно выглядит, и лично я ничего не имею против ее комплекции. Да и никогда не имел.

Наибольшие изменения за это время произошли здесь, у меня дома. То есть теперь, конечно, это не только мой, но в первую очередь наш дом. Поначалу, признаюсь, было тяжко. Да что там: за первые полмесяца мы чуть не поубивали друг дружку. Первым делом Эмма захватила в свое личное пользование вторую спальню и сделала из нее гардеробную; потом она занесла в мою тщательно подобранную коллекцию компакт-дисков всякую заразу, от «Boyzone» до «Steps». Мало того: ванную она превратила во что-то такое, к чему больше всего подходит название «пряничный домик».

А сколько мы с ней ругались из-за всякой ерунды! Из-за того, например, что я оставляю стульчак поднятым, а она опущенным. Или почему, когда начинается футбол, то я могу одновременно читать газету, смотреть «Скай Спортс», следить за бегущей строкой телетекста и слушать радио, но стоит ей попросить меня о чем-то, как на меня нападает глухота.

Немало крови мы попортили друг другу из-за наших старых привычек. Иногда, например, я от своей подруги просто охреневаю. Вот спрашивается, какого черта торчать несколько часов перед зеркалом, выщипывая себе брови, а потом наносить краску на то же самое место, где они были? И кто бы мне объяснил, чего ради она так часто

поет в полный голос или без конца слушает этих долбапых «Ангелов» не менее долбаного Робби, мать его, Уильямса? Во всяком случае, это абсолютно за гранью моего понимания. Но самое ужасное: она всерьез считает, что сериал «Друзья» лучше, чем «Frasier». А еще ей нравится «Бруксайд», и она даже этого не скрывает.