Анатолий КОСТИШИН - Зона вечной мерзлоты

– Главное, самим не натрухать в штаны, – добавил Спирик, ему план Комара понравился. – Щука сейчас один, а нас много, надо перестать его бояться.

– Ну, если даже Никитон опустил его ниже плинтуса, – оживленно произнесла Кузя, и все вдруг заговорили, склоняя бывшего Командора, выплескивая наболевшее. Они все вдруг почувствовали себя одной сплоченной семьей.

Командорство появилось задолго до Вонючки. Неподчиняющие режиму и правилам Клюшки создали свою тайную структуру. Теневого лидера называли Командором, понравилось созвучие слова.

Пока дневные лидеры пользовались поддержкой среди обитателей Клюшки, ночные – затихали. Старый директор Лукьянов знал о существовании командорства, но ошибочно считал его элементом подростковой игры, не опасной для Клюшки. Постепенно командорство набирало силы, обрастало своими ритуалами, атрибутами, главным из которых было кольцо Командора, железное кольцо с черепом, передаваемое в торжественной обстановке уходящим Командором преемнику. Пока Клюшкой управляли сильные директора, пользующиеся авторитетом даже среди членов командорства, оно находилось в подполье, влияние их на обитателей было ограничено. Все изменилось, когда на Клюшку пришел директорствовать Колобок.

Главным принципом командорства была круговая порука и полное, беспрекословное подчинение Командору. Строптивым обитателям устраивались «темные», их чморили, в назидание перед другими морально давили. Неугодных воспитателей постепенно выживали, если не помогало – подставляли так, что те вынуждены были уходить или смиряться…

Как хищник, Щука с первого же дня появления на Клюшке Комара почуял в нем угрозу своей абсолютной власти. С появлением Валерки влияние Командора медленно, но уверенно угасало. Щука ради удержания своего командорского авторитета был готов на любые меры.

В спальню, как вихрь, ворвался Тоси-Боси. Он танцевал, сам с собой кружил вальс. Мы с Комаром смотрели и не могли врубиться, что это с Тоси.

– У меня скоро будет папа и мама. Они сегодня приезжали. Меня хотят усыновить, – радостно щебетал Тоси-Боси.

Мы с Комаром были безумно счастливы за нашего Тоси-Боси.

Еще одно небольшое отступление. Оно очень важное для меня. Я узнал, что Матильда собралась уйти из Бастилии окончательно на пенсию.

– Выпущу вас и все, – с энтузиазмом произнесла она, – хорошего понемножку. В этом году сорок пять лет будет как я в педагогике.

– Прилично, – учтиво согласился я. – Вас здесь будет не хватать.

– Свято место пусто не бывает, и многие меня быстро забудут, потому что придут другие.

– Но, я-то стопудово вас никогда не забуду, – искренне заверил я Матильду.

– Спасибо за комплименты. Книгу твою прочитала. Хвалить не буду, но с грамотностью Аристарх крупные пробелы, особенно по орфографии, – Матильда сокрушенно покачала головой. – Она у тебя хромает на две ноги, а не на одну, как мы с тобой.

– Я знаю, – покраснев, ответил я.

– В одном я уверенна, как ты выражаешься на сто пудов, – она внимательно посмотрела на мою ощипанную голову, коснулась ее рукой. – С тебя будет толк.

– Почему вы так решили?

– Человек тянет свой крест, он не легче, не тяжелее, а такой, какой может выдержать сам человек. Ты свой крест нес достойно, не расплескав своих проблем на других. Если бы ты знал, сколько великих в этой жизни поднялось из болота, ты бы ахнул. Научись зря небо не коптить, и тогда ты всего добьешься. И к тебе придет и слава, и признание, и человеческое счастье. Его также надобно выстрадать. У тебя был сложный период. Возможно, это связано с возрастом.

– Возрастом?! – не понял я.

– Да, – уверенно подтвердила Матильда. – У всех наступает трудный возраст. У кого-то в пятнадцать, у кого-то в двадцать, у кого-то в шестьдесят. Человек должен испытывать потрясения, чтобы понять чего он стоит в жизни.

Матильда бросила на меня грустный и нежный взгляд, один из тех взглядов, которые переворачивают душу.

– У меня все будет хорошо, – заверил я Матильду. – Вот увидите, я обязательно выбьюсь в люди.

– В твоем возрасте меняться, значит взрослеть, – заключила Матильда.

Не знаю почему, но я был уверен, как никогда, что так у меня все и будет в жизни – я выбьюсь в люди. Мой трудный возраст подходил к концу…Я это чувствовал.

Такса пришла на дежурство раньше обычного. Ее об этом попросила Железная Марго. Переодевшись в каптерке, баба Таисия важно пошла по детским комнатам. На втором этаже было безлюдно. Часть обитателей ушла на дискотеку в сельский клуб, остальные расползлись, кто куда, как мыши по норам. Такса, тяжело шаркая домашними тапочками, вошла в шестую спальню и застыла, потеряв от испуга на мгновение дар речи. Она медленно опустилась на пол, хватая ртом, недостающий ей воздух. Придя в себя, на четвереньках выползла в коридор, и в таком виде я увидел бедную старушку. У нее было перекошенное лицо, словно ее чем-то тяжелым придавили.

– Ну, вы Таисия Владимировна, даете?!

– Там… – хватая ртом воздух, – он висит, – сдавленным голосом произнесла старуха…

Я со страхом зашел в шестую спальню. На крюке висел Зажигалка. Лицо его было сизо-синим, язык вывалился изо рта и мне, показался таким длинным. Спасать его уже было поздно.

– Зачем, ты это сделал? – я опустился на пол, обхватив руками колени Зажигалки, и заголосил от отчаяния на всю комнату.

Рядом, на полу валялась раскрытая тетрадь, его дневник. Я подтянул тетрадь к себе. На раскрывшейся странице черным фломастером крупно была написана последняя фраза, которая все объясняла: «Я никому не нужен» и три жирных восклицательных знака.

Поселковый клуб находился в перестроенном здании бывшей церкви. С предбанника любой попадал в зал, в центре которого находился повидавший виды бильярдный стол, по углам с двух сторон были расставлены теннисные столы, по стенам прибитые крючки для одежды. В дискотечный зал, в котором проводились все культурные мероприятия поселка, попадали с двух сторон: с улицы, через пожарную дверь и через первый зал.

Валерка в клуб пришел не один, в компании с Чапой и Спириком. Меня они так и не сумели уломать идти с ними. Теперь я себя постоянно пилю за то, что тогда не пошел с ними на ту злополучную дискотеку.

К девяти вечера в поселковом клубе народу было полная коробочка. Парни больше сидели, глазели, как танцуют девчонки. Щука вошел в зал с дымящей сигаретой во рту, он был под градусом, ноги его заплетались. Увидев Валерку, Щука пошел к нему.

– Базар есть, – развязно произнес он и ударил Валерку в грудь. – Выходи на улицу, если очко не жим-жим, – Щука разразился громким хохотом, привлекая к себе всеобщее внимание зала. – Поговорим, как настоящие мужики. Пришло время нашего с тобой Комар поединка, – он презрительно сквасил физиономию. – Не на жизнь, а на смерть!