Канта Ибрагимов - Седой Кавказ

Словом, надо было выждать, и чтобы не страдать от недалекого соблазна власти, Докуев-младший с удовольствием окунулся в беззаботную студенческую жизнь. Никакой страсти к знаниям он не испытывал, считал, что все это для обделенных судьбой голодранцев, которые должны быть глубоко образованными, чтобы со временем стать достойными управляющими или помощниками при таких людях, как он. Албаст считал, что власть должна уметь управлять, направлять, жить, а остальная серость обязана грамотно и четко обслуживать эту власть. Он брезговал посещать занятия, обычно он к десяти часам важно подъезжал на выдраенной до блеска «Волге» к университету, а потом степенно прогуливался по красивому парку между учебными корпусами, покуривая дорогие импортные сигареты. В полдень за ним заезжали его друзья-товарищи, или вернее сказать, такие же, как и он, отпрыски – подрастающая элита республики. Все они имели высшее образование, в основном ходовое – пищевое, технологическое, торговое, не имели знаний, но четко знали, сколько стоит та или иная вакантная доходная должность.

Полюбовавшись возле университета девочками и показав себя, эта подрастающая «знать» отправлялась куда-нибудь гулять. И в этом молодежь подражала отцам. В то время грозненские нувориши стали полагать обыденным если не постыдным, простую пьянку в черте республики. Считалось достойным поехать кутить в курортные Пятигорск, Кисловодск, в крайнем случае, из-за недостатка времени, позволялось провести ночь в соседнем Орджоникидзе. А совсем круто было на день-два полететь в Москву, потранжирить дармовые в столичных ресторанах и гостиницах. Ну и совсем классно вырваться в Прибалтику. Это уже Европа!

Изощрялись завсклады коммунизма как могли. Например, один из руководителей республиканского водхоза дал слово не пить спиртного на территории республики, поэтому он практически каждый вечер в окружении умиленных замов и друзей мчался за пределы региона, чтобы утолить жажду. Это было сверхоригинальным, и об этом шли восторженные и даже завистливые пересуды.

Пыталось не отставать от старших и новое поколение. Правда, на щедрые подачки родителей далеко не уедешь, но тем не менее оголтелая молодежь тоже изощрялась, как могла. Но это были единицы… А основная масса жила в нищете, в серости, в изнурительном труде…

Албаст занятия не посещал, однако было исключение. Дело в том, что предмет «история Кавказа» вел известный в республике ученый, профессор Смородинов. Смородинов был не только историком, но и археологом, на основании своих раскопок он воссоздавал историю древнего Кавказа с незапамятных времен. Он выдвигал и эмпирически обосновывал смелые, можно сказать, революционные научные открытия в эволюции аборигенов Кавказа. Конечно, теорию Дарвина он не опровергал, но аргументированно доказывал, что местные жители по уровню мышления и развития находятся если на вровень, то чуточку выше неандертальцев, и если бы не экспансия с севера, то Кавказ так и остался бы далеким от цивилизации. Эти безапелляционные выводы «подтверждались» многочисленными археологическими раскопками в виде разбитых горшочков и костей с черепами.

Теория Смородинова была столь актуальной, что идеологи республики расширили аудиторию профессора от студенческой до телевизионной. Он так часто замелькал на экране, что его больше видели, чем дикторов телевидения. Не выдержав издевательств, вайнахи стали робко возражать маститому ученому. Тогда Смородинов посадил в студии рядом с собой талантливейших учеников – чеченца и ингуша, которые в нужный момент дружно кивали или махали умными головами.

Изыскания Смородинова носили столь фундаментальный характер, что для развития успеха при его кафедре открыли археологическую школу, с полным набором амуниции, техники и так далее. Из бюджета полилось щедрое финансирование, для ученого выделяется шикарная квартира, мебель, дача и другие блага. Вскоре рабочие завода «Красный Молот» единогласно избирают Смородинова делегатом съезда КПСС, и он автоматически кандидат в члены бюро обкома партии.

Благодарность Смородинова столь велика, что он вдруг выясняет: вайнахи вовсе не автохтоны * , а пришлые с востока, и поэтому депортация чеченцев и ингушей 1944 года носила знак исторической справедливости – возвращение к исконным степям. Правда, эта теория не получила широкой огласки, так как сталинский указ о выселении уже был осужден партией и придавать позорной истории новую огласку не стоило. Лучше умолчать, а теорию «под сукно»; и вообще Смородинову рекомендуют умерить пыл, а то под фундаментированную горшками критику стали подпадать не только целые народы, но и ректор университета, и секретарь райкома, и даже редактор республиканской газеты. Смородинов четко чувствовал ритм времени и, не поддаваясь соблазну политической борьбы, вновь углубился в лекционную и археологическую деятельность.

Читал Смородинов лекции увлеченно, интересно, с актерским мастерством. Простые студенты любили посещать занятия великого ученого, с открытым ртом они ловили каждое слово профессора. Но главное, Смородинов был не просто преподаватель, он входил в политическую элиту республики. Только поэтому Албаст Докуев вынужден был регулярно посещать занятия историка, иной шаг был бы служебной опрометчивостью. Ему лекции не нравились, а горшочки и черепа вызывали отвращение. Так продолжалось всю сессию, и вдруг Смородинов буквально разбудил задремавшего в нудной атмосфере Докуева, он упомянул его родное село – Ники-Хита. Оказывается, в этом месте стоял долгое время лагерь гуннов, что подтверждают раскопки в кургане возле села, о котором много знает интересного и сам Докуев. Не раз он обходил это страшное захоронение, потому что там водится много змей. Но что самое интересное, ценности степняков спрятаны не в кургане, а, по его глубокому убеждению, под старым буком, который, к сожалению, нынче произрастает на территории личного земельного надела «неких Самбиевых – отсталых элементов общества, даже дикарей». В интересах науки Смородинов ведет процесс об отчуждении земельного участка Самбиевых в пользу государства и придании ему статуса исторического заповедника.

После лекции ученый буквально атакован комсомольским активистом. Выяснилось, что у Докуева давняя любовь и привязанность к истории родного края, особенно к археологии. Любезность, щедрость и любознательность Албаста столь велики, что он быстро сдружился со Смородиновым. Оказывается, великий ученый не только ценитель древних ископаемых, но и выдержанных вин и коньяков, а также не брезгует и водкой, тем более под обильную закуску.

Вскоре состоялась экспедиция в строго ограниченном составе на место великого захоронения. В поездке археологов-энтузиастов сопровождали две красавицы-комсомолки. На возвышенности, у края Ники-Хита, Смородинов показывал пальцем, где стоял лагерь хана, где был его шатер, как он ел, сколько имел жен и так далее. На старый бук Самбиевых любовались с особой жадностью.