Анатолий Отян - Добро Наказуемо

Настроение окончательно испортилось, и Семён пошёл на встречу с женой и дочерью. Они же, в отличие от него, захлёбывались от удовольствия, рассказывая об увиденном.

— Ты знаешь, папа, — трещала Маргарита, — там они сделаны из воска, как живые. Я только закрыла глаза, когда дядька хотел тёте голову отрубить топором. Он такой ужасный. А дядя Пётр-первый, царь, корабль делал. А какая королева красивая. А что ты, папа, видел?

— Ничего, Рита, интересного. Я попал на базар, где продаётся тухлое мясо и продают животных.

— На Привозе,**да?

— Да, на Привозе, — засмеялся Семён.

— Я с мамой на привозе скумбрию покупала.

— А здесь только тёлки продаются.

— Сеня, переведи часы, — вмешалась Вера, — и пошли к машине, нам нужно ехать домой.

— Куда домой, в Одессу? — спросила Маргарита.

— Нет, Риточка, во Франкфурт. Теперь здесь наш дом, — объяснила Вера.

— Я хочу в Одессу, к бабушке.

— А что тебе здесь не нравится? Барби у тебя есть, конфеты, бананы, ананасы кушаешь. Что тебе надо ещё.

— Хочу к бабушке и чтобы все понятно говорили. А чего они по-русски не научатся разговаривать? Это же так легко.

Родители стали смеяться.

— Через несколько лет и ты, наверное, будешь охотнее говорить по-немецки, чем по-русски.

— Не забивай ребёнку голову, — сказала Вера, — вот уже и наша машина.

Выехали назад уже к концу дня. Недалеко от границы с Германией мотор начал работать прерывисто. Приборы показывали, что бензина достаточно, значит, что-то с искрой. Свечи Семён недавно заменил, значит не в порядке электрогенератор. Только пересекли границу, на которой непривычно никто ничего не проверял, только была табличка, как дорожный знак, указывающий, что началась территория Федеративной республики Германия, и Семён свернул с автобана в карман, отведенный для временной стоянки автомобилей. На нём стояли столы, скамейки, ящики для мусора. Кругом была идеальная чистота и порядок. Перед стоянкой стоял указатель, что следующая стоянка c туалетом — «паркплатц» — через шесть километров. Вспомнив наши дороги и загаженные туалеты, Семён с Верой только переглянулись. Впереди вечер и ночь, на заднем сидении спит ребёнок и становилось немного неуютно оттого, что ситуация, понятная на Украине, происходит в незнакомой пока стране. Но по совету знакомых, Семён, сразу же после приобретения авто вступил в немецкое общество автолюбителей, «ADAC», которое обещало, оказывать помощь при поломках и авариях. По старой совковой памяти в это не очень верилось, но Вера, как лучше знавшая немецкий, подошла к здесь же находившемуся переговорному устройству, нажала на рычаг и услышала громкий голос, спрашивающий, что нужно?

Она с трудом объяснила, что нуждаются в помощи, заглох мотор, марка машины "Форд фиеста", стоят в десяти километрах от границы, на автобане номер четыре. Услышали ответ, что скоро приедут, ждите.

Через семнадцать! Минут, приехала машина покрашенная в жёлтый свет, с мигалками и надписью на борту: ADAC. Молодой мужчина, поздоровавшись, взял какой-то прибор, присоединил к клеммам аккумулятора, и сказал:

— Alles klar (всё ясно).

Запустив двигатель в своей машине, он стал заряжать аккумулятор.

Через несколько минут он им объяснил, что они могут ехать, и что им этой интенсивной зарядки хватит до Франкфурта, если не пользоваться фарами. И уехал.

Семён сел за руль, и они с Верой долго обсуждали и обыгрывали ситуацию, как всё это было бы на Украине.

— Чудеса, да и только, — заключил Семён.

До наступления темноты они приехали во Франкфурт. **До начала занятий на курсах все уже знали, в каких классах будет заниматься каждая группа и соответственно собрались в них.

Пока не пришёл преподаватель, знакомились. Семён разговаривал с со своим тёзкой из Харькова и услышал, как кто-то хлопнул его по плечу и радостно воскликнул:

— Guten Morgen, Herr (доброе утро, господин) Кот.

Семён слышал знакомый голос, но не сразу сообразил чей он, и обернувшись увидел Ефима Соколова, того самого Фимку, с кем вырос в одном дворе, учился в одном классе, которого всегда защищал, хотя и недолюбливал за непорядочность, нахальство и особенно за последние события, связанные с рэкетом кооператива в котором работал. Но сейчас, в чужой стране и при отсутствии друзей и знакомых, Семён почувствовал в нём родную душу и также радостно ответил:

— Фимка, привет! Как ты-то здесь очутился?

— Я-то, потому что еврей, на законных основаниях, а ты, кажется русский, — ехидно заметил Ефим, зная, что у Семёна отец еврей, да ещё и погиб в армии.

Но Семён не обратил внимания на ехидство.

— Все мы Фима там были русскими, а теперь вот стали евреями.

— Почему все, — спросил харьковчанин, стоявший рядом, — я никогда не был русским и не пытался им быть.

Семён немного смутился и пытался объяснить:

— Я имел ввиду, что мы все воспитаны на русской культуре, и…

— Опять все. Я воспитывался и на еврейской культуре тоже.

— Вот именно, тоже, — вмешался мужчина, как потом выяснилось, из Санкт-Петербурга, кандидат математических наук, — мы все родом из Советского Союза.

— И этим гордимся, — съязвил харьковчанин.

— Гордиться, конечно, нечем, но и стыдиться тоже не из-за чего.

— Мужики, звонок, пора по местам.

Зашёл преподаватель, представился. Назвал фамилию и сказал, что он отвечает за их группу, будет преподавать немецкую грамматику.

— Моя фамилия HaibДr (Хайбер) — объяснил он — акулий медведь, так что я не такой добрый, как кажется с виду. **Небольшого роста, плотно сбитый, Хайбер оказался прекрасным преподавателем, не зная по-русски ни слова, кроме давай-давай, которые, иногда, смеясь говорил, он умел разъяснить смысл и содержание сказанных фраз, кое-когда пользуясь мелом и классной доской, рисуя изображения.

Он сделал перекличку и спрашивал обучающихся, откуда они и кто каждый по профессии. Отвечать нужно было на немецком языке, и кто говорил неправильно, он поправлял. Во время переклички Семён услышал фамилию — Соколова. Он посмотрел на женщину, красоту которой отметил ещё до занятий и понял, что это жена Фимки. "С такими умными глазами и такого олуха себе отыскала. Хотя, могут быть разные причины", — думал Семён почти угадывая истину.

В группе оказались кроме харьковчанина и Петербуржца Леонида их жёны, пожилая женщина, бывший преподаватель Днепропетровского строительного института, музыкант из Кишинёва Фима и его жена Люся, инженер-строитель из Кировограда Анатолий и его зять Лёша, художник из Томска — русский мужчина с женой немкой, две молодые русскоговорящие немки, одна из которых по имени Герда, высокая, симпатичная, но язвительная, не терпевшая ни евреев ни русских.

Первых за то, что считала, что они слишком преувеличивают свои страдания перенесённые ими от немцев во время войны, а вторых, за страдания, которым обязаны "русские немцы". Это удивительно было ещё на фоне того, что её отец работал в Омске управляющим крупным строительным трестом и не пожелал выезжать в Германию. Всего группа насчитывала двадцать четыре человека из людей разных национальностей, причём не только иммигрантов, а приехавших специально изучать немецкий язык из разных стран. Это и высокая женщина итальянка, на третий день, которую видели гуляющей с одним из преподавателей, грек, торгующий автомобилями, кинооператор из Португалии, француз — владелец отеля из Ниццы.