Анатолий Отян - Добро Наказуемо

Бамберг почувствовал, что судья хорошо относится к его доводам, начал рассказывать, что его подзащитный не стал сидеть на шее у немецкого налогоплательщика, организовал фирму, работает сам и даёт работу другим и даже нашёл возможным одолжить Соколову деньги, и требуя их возврата ни в коей мере не хотел применять силу, а просто поговорить с ним, но полиция накинулась на него, избила и нанесла травмы, справка о которых есть в деле.

Судья начал опрос потерпевших. Первым выступил полицейский, угрожавший пистолетом. Он говорил, что поступил точно по инструкции, предъявив одновременно удостоверение и пистолет, но Котик выбил пистолет и применил против него приём, при котором он вылетел в коридор, разбив ногами фонарь в прихожей. Клемер опять не смог сдержать улыбку и он спросил Котика, почему тот не обратил внимание на удостоверение, а начал борьбу с полицией.

— Я не видел, показал он мне удостоверение или нет.

— Но он сказал Вам, что он полицейский.

— Не знаю, может и сказал, но я уже отбивался от второго.

Судья понимал, что не должен улыбаться, слишком серьёзными были обвинения и слишком серьёзно нарушен закон, но ему нравился этот русский парень, не испугавшийся пистолета у своего лица и оказавший сопротивление группе захвата, которых бы хватило на целую банду.

На вопрос Бамберга, почему полицейские переоделись в гражданскую одежду, и тем самым спровоцировали Котика на агрессивные действия, полицейский ответил, что они не нарушили инструкцию, разрешающую это делать, а они не хотели привлечь к себе интерес проживающего здесь населения.

Но по настоящему на всех произвели эффект показания свидетеля, знающего русский язык полицейского, заявившего, что он не стрелял из пистолета только потому, что боялся, что пули поразят людей, находившихся в коридоре. Все сидящие в зале представили себе, какой трагедией могла окончиться простая история, когда один человек одолжил другому деньги, а тот оказался подлецом и не хотел их возвращать.

Затем началась перепалка между прокурором, адвокатом, и представителем полиции по поводу денежной компенсации за нанесенные травмы как Котику так и полиции. От последнего слова Котик отказался. Затем судья объявил перерыв до четырнадцати часов.

Во время перерыва Семён, Вера и вся их компания пошли на площадь Констаблервахе, стали в сторонку и горячо обсуждали ход процесса.

Одни доказывали, что Котика оправдают и ещё дадут компенсацию, на что Семён ответил поговоркой:

— Ага, дадут — догонят и ещё дадут.

Он понимал, что его просто хотят успокоить, а нарушать законы в Германии никому не позволено, какими благими намерениями не прикрывались бы нарушители. Обидно, конечно, что добро наказуемо, и вспомнил вдруг Котик, как их сосед, чистильщик обуви дядя Хаим, говорил ему:

— Вот ты, Сёмка, вроде умный хлопец, а дурак. Этот Фимка делает пакости специально, он босяк, а ты его защищаешь. Придёт время, и он тебя отблагодарит.

— Как, дядь Хаим?

— Как, как!? Зарежет. Вспомнишь ты когда-нибудь старого Хаима, да будет поздно.

И увидел Семён сейчас не площадь в центре Франкфурта, а арку ворот своего дома в Одессе по ул. Богдана Хмельницкого, и сидящего на своём стульчике в клеёнчатом чёрном фартуке старого мудреца Хаима, прошедшего несколько войн, потерявшего всю свою семью, расстрелянную в родном городе, несколько раз раненого, но оставшимся добрым человеком, на каких держится мир. И его, Сёмкина беда, показалась ему такой маленькой, по сравнению с тем, что пережил дядя Хаим и миллионы ему подобных, что груз ожидания приговора упал с его плеч, и он сказал:

— Чего, мужики, будем гадать, будет, как будет. Как говорил наш водитель, в Одесском кооперативе: "Дырка в талоне? Хорошо, что не в голове".

— А могла быть и в голове, — намекнула Вера на показания свидетеля.

— А тебе чего? Нашла бы законопослушного и жила бы спокойно.

— А я экстремалка, мне и с тобой хорошо.

— Ладно, пошли кушать куда-нибудь, экстремалка.

В два часа дня все снова собрались в зале суда, появился судья и зачитал приговор, который говорил о том, что в денежной компенсации в связи с тем-то и тем-то обеим сторонам отказать, а гражданина Украины Котика признать виновным по статьям таким-то и таким-то уголовного кодекса Федеративной республики Германии, и, учитывая, что он впервые привлекается к уголовной ответственности, а так как ранее в никаких правонарушениях замечен не был, назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком в девять месяцев.

Семён слушал приговор безучастно, и очнулся после того, как в зале заговорили. Адвокат что-то говорил Семёну, видимо оправдывался, но Семён его не слушал, ожидая, когда полицейские оденут ему наручники, выведут из зала суда, посадят в воронок и отвезут в тюрьму. Подошла Вера и взяла Семёна за руку:

— Пошли, Сеня.

— Куда? — спросил Семён.

— Ты чего? Не слышал, что сказали, что все бумаги получим по почте? Так, господин Бамберг?

— Да, Семён, учитывая, что ты не опасен для общества, судья решил тебя сейчас под стражу не брать, а дать месячный срок, во время которого ты сможешь решить все свои производственные дела. Ты что не слышал, как он зачитывал приговор?

— Слышал, но, наверное не всё понял. Слишком там всё закручено.

Срок я должен отсидеть девять месяцев?

— Да, девять. Я побежал, а ты когда получишь документы, если чего не ясно, обращайся, — сказал Бамберг и ушёл.

Когда вышли на улицу, бригада окружила Котика и все кто как мог успокаивал:

— Не переживай, Семён, был у меня знакомый хохол, он в подобных случаях говорил: "Нiчого, кара не велика, вiдсидить".

— Отсижу, куда мне деваться.

— Интересный срок он тебе заделал. Через девять месяцев появишься на свет божий.

— Вам бы только зубоскалить, пошли домой, — распорядилась Вера.

Через три дня пришёл приговор, а через неделю письмо из тюрьмы, в котором сообщалось, что до такого-то числа Котик обязан прибыть в тюрьму по такому-то адресу для отбывания наказания по приговору.

Необходимо при себе иметь Attest (справку) о состоянии здоровья от домашнего врача с перечнем принимаемых лекарств. Кроме этого, если Котик желает носить в тюрьме домашнюю верхнюю одежду, он может взять её собой.

— Им нужно было написать "Приглашение на отдых", а не "для отбывания наказания" — пошутил Семён.

Вера на шутку не отреагировала, она думала о том, как мужу придётся сидеть девять месяцев в тюремной камере-клетке, какие они видели в американских фильмах.

Все дни Семён отдавался работе, вводил в курс дела Панайоти, и за неделю до конца месяца сказал Вере:

— Заешь что, Верунчик? Я, наверное, пойду завтра в тюрьму.

— Зачем? — удивилась жена.