Алекс Форэн - + тот кто считает

– Складно говорит! Если будете дослушивать, наконец, выучите хоть что-то, – заметила Марго, обращаясь к Лео и Николь. – Кстати, Мэттью, круг считался совершенной формой еще в доантичные времена, – без перерыва продолжала она, и Сэнди совершенно потерялась, ошеломленная не стыкующимся ни с чем образом служанки. – Легендарный храм Аполлона у гипербореев был круглым, как и платоновский город царей, а Атлантиду описывают как систему концентрических земляных и водных кругов. Опять же, в мистических системах Бог истолковывается как круг, центр которого находится одновременно повсюду, чтобы таким образом показать совершенство и непостижимость таких понятий, как бесконечность и абсолют. В магических ритуалах круг охраняет от злых духов. Поэтому большинство оберегов и амулетов имеет форму круга. Да что там говорить – мои пончики безусловно являются венцом этого списка, и сейчас я это продемонстрирую, – с этими словами она с достоинством удалилась в сторону кухни.

– Кстати, – заговорила Николь, проводив ее теплым взглядом, – объект наших сегодняшних поисков, амулет Атауальпы – символ объединения вселенной, имел форму круга. Солнечный диск состоял из трех частей, но лишь все вместе они обретали силу.

– Саймон, – продолжил Мэттью после небольшой паузы, – ваша находка «Падшего ангела» очень впечатлила меня. Мои поздравления, господа. Двести с лишним лет считалось, что камень безвозвратно потерян…

– Коллеги, – торжественно произнес Саймон. – Выпьем за здоровье Поля Бассанжа, благодаря которому мы гонялись за одним зайцем, а поймали двоих!

– Второго не поймали пока, Дэдди, – возразил Лео и, заметив непонимающий взгляд Сэнди, напомнил: – Письмо Писарро мы нашли в документах Бассанжа, когда только начинали заниматься камнем. Конечно, изумились вначале, но очень быстро выяснили, что предок ювелира участвовал в конкисте. Более того, по некоторым сведениям, занимал какую-то должность при Писарро, даже был одним из его доверенных лиц. Одним из тех троих, кто отправился в Европу, чтобы передать талисман Хасинте.

– Друзья, пребывание с вами доставило мне необычайное удовольствие, но я вынужден откланяться: завтра утром приезжает этот самый Поль Бассанж, а в полдень мы с Мэттью начинаем заниматься генеалогией Писарро. Немного сна – то, что нужно моему организму. Только поворкую пять минут с Марго, – засобирался Саймон, выходя из комнаты.

Сэнди взглянула на часы:

– Ого! Мне тоже пора. Надо же, я совершенно забыла о времени! – она находилась под впечатлением услышанной истории и рада была бы найти предлог остаться, но элементарный политес… – А Саймон… интересуется кухней?

– Только как потребитель, – ответил Лео. – Но потребляет он виртуозно!

– Но с Марго он… обсуждает кулинарные рецепты? – настаивала Сэнди, пытаясь разгадать странности кухарки.

– С Марго? – удивился Лео. – Господи, Сэнди, ну конечно, мы же не представили вам Марго! Сегодня ее очередь готовить, они с Николь соревнуются, но вообще… Вот, – порывшись в стопке книг на журнальном столике, Лео извлек довольно увесистый том. На последней странице обложки красовалась фотография Марго. Перевернув книгу, Сэнди прочла название: «Толерантность к неопределенности и экзистенциальные выборы».

– ?!

– Марго, если хотите, – наш тренер. Гуру. И друг. Она доктор философии. Николь занималась у нее в Сорбонне, и с тех пор время от времени мы организуем этакие домашние мастер-классы. Скорее, дзенские – не столько сидим за партой, сколько готовим еду, болтаем, изобретаем парадоксы. Сокровища ищем. Резвимся.

* * *

Как-то само собой решилось, что они поедут в Брюссель всей компанией.

Саймон попрощался и уехал первым, а Сэнди и Николь нырнули на заднее сиденье уже знакомого автомобиля Леонарда, шутя чертыхаясь по поводу неудобства двудверных машин. Мэттью с достоинством расположился рядом с водителем.

– В отель? – спросил Лео.

– Вообще-то в Калифорнии сейчас разгар дня… – пространно ответила Сэнди, уловив в тоне Лео нежелание вот так заканчивать вечер.

– Друзья, если вы, в отличие от профессора Дикселля, не грезите о постели, предлагаю завершить вечер по бельгийской традиции «последним стаканчиком», – отозвался Лео.

– Как насчет бокала вина в «Короле Испании», на Гран-Пляс? – предложила Николь.

– Согласились! – не раздумывая, ответила Сэнди.

– Не согласились, – возразил Лео. – Гран-Пляс оставим туристам. Настоящий Брюссель – это Саблон.

Машина плавно ехала через Камбрский лес, и труба Диззи Гиллеспи выпевала «Con Alma», окутывая салон. Пространство автомобиля словно обрело четвертое измерение, и оно стало доминировать над остальными тремя, подчиняя их своей магии, заставляя людей в машине молчать, отдавшись звукам и ощущениям.

Автомобиль будто плыл где-то, а рубиновый, влекущий огонек сигареты на длинном мундштуке в пальцах Николь стал маяком…

– Сэнди, мы приехали. Сэнди!

Сэнди слегка тряхнула головой: «Неужели заснула?»

Они вышли из машины. Прохладный, звонкий воздух ночного Брюсселя бодрил, сгоняя остатки сна. В нем чувствовался запах теплого хлеба и дорогих интерьеров, каминов и новой техники, нагретого за день камня, старых книг… и вдруг Сэнди поняла, что с удовольствием задержалась бы в этом городе, который раньше всегда казался ей сухим и чопорным.

Они оставили машину у Собора Богоматери на Саблон – любимой церкви Брейгеля. Ее готический силуэт с подсвеченными изнутри витражами стрельчатых окон возвышался над кафе с вынесенными на улицы столиками, магазинами с лучшим в мире шоколадом, лавками антикваров, сквером Мастеров с фигурами покровителей всех ремесел. Самая бельгийская из площадей не спала даже ночью.

– Красота какая! – Сэнди кружилась, разглядывая узоры собора, скульптуры на порталах, фламандские дома по периметру площади. – Брабантские кружева в камне!

– Замки на песке, – неожиданно сказала Николь. – Саблон в переводе – «Песчаная площадь». А начинается она, естественно, с «Гран де Сабль» – «Песчинки».

«Песчинка» встретила компанию улыбками черноволосых официантов в белых фартуках, аппетитными ароматами, звуками джаза и веселым гулом полуночных посетителей. Николь попросила, чтобы их посадили за столик на втором этаже, обязательно у окна. Леонард, получив, по всеобщему согласию, право на выбор напитков, сделал заказ.

– Коллеги, – обратился ко всем сразу и ни к кому в отдельности Мэттью, – прошу простить мое любопытство, но, учитывая откровенность, с которой мы обсуждаем в сегодняшней компании наши дела, я полагаю, что мои полномочия вынуждают меня задать вопрос, который, надеюсь, вы не сочтете бестактным.

– Мэттью, – сказал Лео, – я не все понял, но мне показалось, что вы хотите о чем-то спросить. Прошу вас, не стесняйтесь.