Алекс Форэн - + тот кто считает

– Похитить меня – хлопотно, – невозмутимо промурлыкал бельгиец.

– Саймон, прости, но я опять о письме. Вспомните, что тот, кто назвался Антуаном, настаивал на том, чтобы у нас были с собой эти документы. Одновременно некто устроил все так, чтобы мы поселились в отеле д’Арлатан. И все это – после того, как Чучо всех нас сфотографировал. Проследить за нами от отеля – пара пустяков. Чуть-чуть заплатить консьержу, чтобы он порекомендовал нам ресторан, откуда невозможно уйти через полчаса, – еще легче. И вот, пока мы тут дегустируем, спокойно заняться днем рождения кошки…

– А знаете, – Николь спокойно прилаживала сигарету к длинному мундштуку, собираясь выйти на улицу с чашкой кофе, – Сэнди права. В том смысле, что имеет смысл отправиться в гостиницу. Хотя бы, чтобы убедиться, что подозрения напрасны. Хотя, честно говоря, никто нас не заставлял селиться в этом отеле. Нам предлагают варианты. Мы делаем выборы. Не так ли?

Все ответили растерянным молчанием. Было слышно, как звенят приборы других гостей ресторана, метрдотель отдает распоряжения на кухню, как шумная компания прошла за окном. Но никто из пятерых не проронил ни звука.

В этой тишине телефонный звонок прозвучал почти оглушающе.

– У меня! – Леонард полез в карман.

Четыре пары глаз, не отрываясь, следили за его манипуляциями с телефоном.

– Алло… добрый вечер, господин Писарро… Да, мы в Арле, и как раз ждали вашего звонка… Да, разумеется, придем... Конечно… Где это?.. Алло! – Леонард задумчиво смотрел на трубку, в которой уже раздавались лишь короткие гудки.

– Быстренько так поговорили… Это был Антуан, как вы могли понять. Он сказал, что сейчас тоже в Арле и, «если мы не возражаем», ждет нас в кафе, которое мы знаем, и повесил трубку.

– Вообще-то мы были только тут, поэтому знаем только это кафе, – Артур начал пристально вглядываться в лица посетителей ресторана. – Но что-то я не вижу никого хоть мало-мальски похожего на священника.

– Постойте! – вскрикнула Сэнди. – Мы же с вами в Арле!

– Умница, Сэнди, ты отлично ориентируешься! – кажется, Артур перенял царившую в компании привычку подтрунивать друг над другом.

– Да подожди! – отмахнулась Сэнди. – Вспомните, кто прославил этот город больше всех?

– Цезарь, – не колеблясь, ответил Саймон. – Но, пожалуй, шеф-повар этого ресторана отвоюет у него пальму первенства.

– Ван Гог!

– Конечно, Николь! А теперь: какая картина Ван Гога прежде всего приходит вам на ум?

– Автопортрет, где он без уха, – предположил Артур.

– Подсолнухи! – ответила Николь.

– «Мост в дожде. Подражание Хирошиге», – подал голос профессор Дикселль.

– Скромнее нужно быть, Саймон! – Лео укоризненно покачал головой. – Сэнди имеет в виду «Террасу ночного кафе». Так?

– Бинго! – засмеялась Сэнди. – И мне кажется, что человек, выдающий себя за Писарро, но наверняка знающий, что все мы должны разбираться в истории искусства, имеет в виду его же.

– Сэнди, если не получится с талисманом, нам с тобой нужно будет как-нибудь поучаствовать в телевикторинах, – сказала, улыбаясь, Николь.

– Друзья! – перебил Леонард. – Он уже ждет нас, так что, давайте обсудим «Как стать миллионером» по дороге!

Он подозвал официанта и вместе со счетом попросил назвать адрес «ночного кафе». Юноша удивленно поднял брови: «Неужели господа по-прежнему голодны? Может, я могу предложить вам что-нибудь еще?» Но, выслушав всеобщие уверения в том, что гости просто хотят ознакомиться со знаменитой достопримечательностью, сообщил, что «Ночное кафе» находится совсем недалеко, буквально в пяти минутах ходьбы.

– Однако, месье, я очень не рекомендую вам что-нибудь там есть, – добавил он. – Хозяева так горды историей заведения и, благодаря поклонникам Ван Гога, настолько не нуждаются в клиентах, что совершенно не заботятся о кухне…

Улицы были уже пустынны – поздней осенью провинциальные города засыпают рано. Гулкие переулки разносили эхо шагов, и вскоре между домами показалась освещенная лимонным светом фонарей площадь Форума.

Через минуту все испытали странное ощущение дежавю. Это было, как оказаться внутри картины, которая, сколько себя помнишь, висела в гостиной твоего дома. Тот же свет, тот же дощатый пол, те же столики и те же апельсиновые звезды на темно-фиолетовом небе. Терраса «Ночного кафе» Ван Гога. Не узнать было невозможно. Так же, как и высокого, чуть сутуловатого человека в черном, чья фигура, высвеченная фонарем, возвышалась посреди миниатюрной площади.

– Это он! – прошептала Сэнди.

Мужчина, целиком пребывая в собственных мыслях, не замечал остановившуюся чуть поодаль компанию.

– Странно, – проговорил Лео, – он не сообщал, как выглядит, но я тоже уверен: это он.

– Идем? – Николь двинулась по направлению к незнакомцу. Остальные поспешили следом.

Совсем не так представляла себе Сэнди провинциального священника. Освещенный уличным фонарем, перед ними стоял человек, олицетворявший суровую мужественность: тонкие плотно сомкнутые губы, большой острый нос с горбинкой, длинное узкое лицо с впалыми щеками и резко очерченными скулами, коротко стриженые волосы, седеющие на висках. Но главным в этом лице были глаза: очень внимательные, они почти гипнотизировали. «Вот что такое смотреть в душу», – промелькнуло в голове Сэнди. В этот момент обладатель завораживающего взгляда, узнав в подошедших к нему тех, кого он дожидался, шагнул навстречу, и его тонкие губы неожиданно расплылись в широкой обаятельной улыбке, а испытующая строгость взгляда сменилась лучистой теплотой.

– Добрый вечер! – он протянул руку. – Антуан. Прошу вас, – и он жестом показал вглубь знаменитого кафе.

Когда все разместилась за столом, первым заговорил священник:

– Я прошу извинить меня за столь позднее свидание. К тому же, у меня очень мало времени. Как я уже говорил вам, послезавтра я надолго улетаю в Тибет. А сегодня я был по делам в Арле, и рад этой возможности встретиться с вами в нейтральном месте. И познакомиться.

Его речь была абсолютно спокойной, в движениях отсутствовала какая-либо суетливость, а во всем поведении не было ни малейшей неловкости, возникающей обычно при первой встрече незнакомых людей. Он либо искусно владел собственными эмоциями, либо у него их попросту не было. Его лицо, казалось, было лишено мимики. Он казался бы угрюмым, если бы не улыбка, время от времени буквально озарявшая его лицо.

– Видите ли, – продолжал он. – Быть Писарро – несколько обременительно. Малограмотные журналисты, наивно-любознательные студенты, фанатичные поклонники истории и просто любопытные сумасшедшие без устали пытаются раскопать что-то новое, касающееся прошлого моей семьи. Здесь, в Арле, судьба фамилии Писарро особенно причудлива: потомки конкистадора произвели на свет одного из известнейших художников-импрессионистов. И я, в известном смысле, отдуваюсь за обоих… – он чуть грустно улыбнулся. – Я не сомневался, что вы сообразите, о каком кафе я говорю, назначая встречу – это простейший тест даже не на профессионализм, а на грамотность… Именно здесь некогда встречались Камиль Писсаро, Ван Гог и другие художники, которых тогда, после первых их выставок, еще называли отверженными… Впрочем, они сидели обычно вон там, чуть дальше, – Антуан указал на дальнюю стену кафе, где и сейчас была видна надпись «Тамбурин». Так когда-то называлось кафе. – Кто-то интересуется Камилем Писсаро, другим не дают покоя американские приключения Франсиско Писарро. Раньше я встречался и беседовал с этими людьми, но после нескольких статей, полностью искажающих мои слова, понял, что, если дорожу историей семьи, я не должен беседовать о ней с профанами.