Алекс Форен - Танго с манекеном

Мэттью. А в переписке?

Мари.Было что-то, но, если честно, я невнимательно посмотрела. Пересмотрю, ладно?

Грег.Хочешь, сейчас посмотри. Вон компьютер.

Мари.Честно? Не хочу. Каникулы у меня. Слушайте, мы тут всегда будем сидеть? Пошли на роликах кататься!

Мэттью. На роликах я смогу только на четвереньках.

Грег.Возьмем тебе две пары.

Мари.Пошли, а? Хочешь, я даже выберу Великую Тему?

Мэттью. Великую? Выбери.

Мари.– Выбираю…

Пауза.

Грег.Ну?

Мари.Джаз. Это же Париж все-таки… Вообще музыка. И танец… Танго! Берусь все это исследовать тут вдоль и поперек. Ваша очередь.

Мэттью. Я бы попытался… поискать определение Парижа… «Формула Парижа» .

Грег.Смело. «Город влюбленных»? «Праздник, который всегда с тобой»?

Мэттью. Нет… Как-то иначе…

Мари.По-моему, классно. Кстати, у Бреля была песня «Имена Парижа». Получится заглавная статья к альбому века. Только, если в ней не будет фраз «Париж стоит мессы», «Париж – это Париж» и «Увидеть Париж и умереть».

Мэттью. Обещаю. Грег?

Грег.А что я? С меня снимки. «Слежка за Парижем» .

Мэттью. Годится… Лейтмотив Парижа, Формула Парижа и Наблюдения за Парижем. Если получится без трюизмов, может быть хорошо.

Мари.Можно при мне аккуратнее с выражениями?

Грег.Без трюизмов нам никак… Ты можешь на себя взглянуть с необычной точки зрения?

Мари.Я могу. Свысока. Я представляю собой мохнатый шар, летящий над землей на расстоянии между полутора и двумя метрами.

Мэттью. Похоже… А Париж?

Мари.Рецепт тот же – выйти за рамки. Возьмем билеты и махнем куда-нибудь, чтобы рассмотреть Париж с другого ракурса. На Лазурный берег. Там солнечно…

Грег.Там пингвины…

Пауза.

Грег.У кого какие планы на вечер?

Мари.Я, не жалея себя, разрабатываю тему танцев. Есть желающие составить компанию?

Грег.То есть на юг не едем?

Мэттью. На юг – это не «за рамки», а «от рамок»… Ну вот Грег… Он, когда снимает, ограничен рамками. Хотя бы рамками кадра. Мне кажется, ответ в том, чтобы в кадре было именно то, что в него не вошло. Кадр о том, что за кадром… Как-то я путано говорю…

Мари.Рога за кадр не пролезают.

Грег.Что, прости?

Мари.Дзенская притча. Пришел ученик к мастеру дзен. Научи, мол, меня. Мастер и говорит: вот тебе келья, еду и питье тебе будут приносить, сиди в ней и думай о быке. И не смей выходить, пока не получится. И вот сидит ученик неделю, думает изо всех сил, и тут мастер заглянул. Ученик говорит: мастер, я так здорово подумал, можно уже выходить? Нельзя, сиди думай… Месяц проходит.

Грег.Я месяц не хочу.

Мари.И он не хотел… В общем, повторяется то же самое: мастер зашел, а ученик говорит: думаю, мол, и день и ночь о быке, по-моему уже получилось. А нельзя выходить. И так далее… Пока однажды мастер не вошел в келью, и ученик ни о чем его не спросил. Сидел молча и смотрел на него. И мастер разрешил ему выйти. Ученик перевел взгляд на дверь и говорит: «Не могу. Рога в дверь не пролезают». И тут достиг просветления… Хотите апельсин?

Голос Мари отступал на задний план, а в голове настойчиво складывался скуластый профиль Чучо, необъяснимым образом вязавшийся с желанием Мари танцевать.

Смешное слово «милонга»...

– По поводу танцев… Знаешь, у меня есть коллега, фотограф. Профессиональный мир тесен и все, конечно, знакомы… Так вот, он родом откуда-то из Латинской Америки, чуть ли не из Аргентины. А живет здесь. Фотография – его профессия, а танго – образ жизни. Как танцует, я, правда, не видел, случай не представился. Хочешь, я ему позвоню? Если он сейчас в Париже, могли бы встретиться.

– Надо же, как складно получается, – ответила она с явным сомнением. – Я придумала танго, и сразу у тебя есть знакомый. Прямо стоит чего-то пожелать, обязательно или с неба свалится, или вы с Мэттью совершенно внезапно как раз на это наткнетесь.

– Слушай, тебе нужно было родиться в средние века. Тогда модно было всех во всем подозревать. Не хочешь встречаться с моим приятелем, я с удовольствием встречусь с ним сам.

– Я не сказала, что не хочу. Сказала, наоборот, что это очень кстати. Он случайно зайдет к тебе минут через десять, или ему нужно звонить?

– Ты невыносима. Нужно звонить. Если отыщу его карточку… И он вполне может оказаться не в Париже, он много ездит.

Но Чучо оказался в Париже. Он сразу понял, кто говорит и, хотя отвечал сдержанно, услышав, что их интересует танго, согласился встретиться тем же вечером на площади перед Бобуром.

– Приятно, что у человека совершенно случайно выдается свободный вечер именно тогда, когда мы хотим с ним увидеться, – невинно резюмировала Мари. – И место удобное. Что ты так зверски на меня смотришь? Я просто говорю, что очень удобно – отсюда идти пять минут.

– Если бы он мне позвонил с просьбой, я бы тоже нашел время.

Кстати, не хотелось бы, чтобы Чучо начал расспрашивать о пропавшем чемодане и другой ерунде… Надо как-то его по этому поводу…

Поднявшись в спальню и плотно прикрыв дверь, он опять набрал номер фотографа.

– Чучо, это снова Грег. Послушай, – как-то само собой они перешли на ты. – У меня одна просьба. Я потом объясню… Понимаешь, эта моя приятельница, Мари, уверена, что я фотограф. Не удивляйся, так вышло. И я сказал ей, что мы с тобой – коллеги и давно знакомы…

Чучо воспринял информацию хладнокровно. И, кажется, все понял.

В лабораторию, так заинтересовавшую Мэттью, они отправились вдвоем – Мари решительно заявила, что для первого дня, когда вечером намечаются жгучие латиноамериканские танцы, это будет слишком.

Ехать пришлось почти за город, за Дефанс. Двухэтажное здание на тихой, едва ли не сельской, улице напоминало скорее виллу с прилегающим парком, чем научное учреждение.

Встретившая их и сидевшая теперь за столом немолодая женщина была какой-то удивительно домашней – полной, круглолицей, с живыми глазами и мягким голосом. Она заведовала лабораторией, но походила, скорее, на молодую бабушку, встречающую в загородном доме в кое-то веки заехавших внуков. Впечатление подкреплялось яркими детскими рисунками, заполнявшими стену за ее спиной и какими-то немыслимыми домашними пирожными, стоявшими на столе.

Грег не разобрал ее фамилии, тем более, что она попросила называть ее просто Марго.

Кухня, где она пекла свои пирожки, напротив, никак не походила на старый бабушкин дом. Кабинет блистал стерильной чистотой, а в просторном светлом зале за стеклянной перегородкой за рядами сахарно-белых «Макинтошей» сидели молодые сосредоточенные люди.