Алекс Форен - Танго с манекеном

Я произнес это, и мгновенно мелькнула мысль, что ведь это я сдаю экзамен. И даже не им, себе. И уже сдал. Я опять улыбнулся и продолжал:

– Out of the box… Только что я подумал – а что бы произошло, не приди я сегодня сюда? Говорят, что история не знает сослагательного наклонения, но у нас ведь лекция по философии. У меня, как и у каждого, была сотня возможностей провести это время иначе. Я мог бы побродить по Сен-Луи с фотоаппаратом – все хотел это сделать, но так и не нашел время… Или познакомиться в кафе с очаровательной девушкой. И обменяться с ней телефонами… Все эти возможности я не выбрал, и они остались за пределами реальности. Возможно, среди них были замечательные, и я их упустил. Месье Гратовски несколько дней назад сказал мне – получаешь то, что берешь. Я взял эту возможность. И получил…

И тут я впервые задумался. «Выигрышем является только то, что вы считаете таковым». Я получил лекцию в Сорбонне? Этих людей, так внимательно меня слушающих, приехавших сюда, кто-то – черт знает откуда, специально для этого? Клоуна, показывающего мне от дверей большой палец?

– И получил Грега Таннера. Умеющего то, что не умеет Грег Гарбер. Не умел… Способного на то, о чем Грег Гарбер не способен даже думать. Был не способен… Потому что Грег Гарбер, на самом деле, никуда не делся. Он просто вышел… За рамки. И два монаха, очень похожие внешне, встретились… – я поискал глазами Николь, но не нашел. – Выход за рамки – это, как минимум, расширение рамок. Наверное, на новом этапе появляются новые стены, но внутри точно помещается больше, чем раньше. Больше кислорода. Легче дышать, просторнее двигаться. Двери шире, и… рога пролезают.

Я не очень помню, что я говорил. Помню только, что слушали очень внимательно. Было ощущение, что слушают так, будто я попадаю точно – в каждого. Но говорил-то я о себе. Просто говорил сам с собой о том, что чувствовал, и так свободно, как будто шлюзы открылись и – понеслось.

И в какой-то момент внезапно почувствовал, что – все. Все сказал. Машинально взглянул на часы и удивился тому, что прошло почти полтора часа. Как-то нужно было заканчивать – я опять увидел зал, внимательные глаза, направленные на меня, и произнес:

– У меня был приятель, который выражал свой подход к жизни словами «Больше дури». Он когда-то рассказал мне притчу: в средневековом монастыре монахи от рассвета до заката переписывают священные книги. Тщательно и усердно копируют букву за буквой святые заповеди. Они делают копии с копий и, конечно, никогда не видели оригинала – уникальную рукопись, существующую в единственном экземпляре и хранящуюся за семью печатями в подвале, куда разрешен доступ лишь отцу-настоятелю. И вот в этот монастырь приходит юный послушник. Совсем зеленый, не знающий правил и не умеющий себя вести. Он смотрит на согбенные спины братии и спрашивает настоятеля: «Святой отец, а что будет, если кто-то из нас сделает ошибку? Ведь следующие повторят ее, и так число ошибок будет множиться, все больше отличаясь от оригинала, где собраны истинные заповеди? И мы будем считать святыми списки случайных ошибок». Конечно, послушник был обвинен в ереси и жестоко наказан. Но настоятель задумался и решил сходить в подвал, где и сам давно не был – взглянуть на Святую Книгу. Его не было несколько дней, и монахи всерьез забеспокоились. Наконец, самый старый и опытный из них решился спуститься вниз. Он открыл дверь в хранилище и заглянул внутрь. За столом над раскрытой книгой сидел настоятель. Он плакал и хохотал одновременно, и то и дело с силой бился лбом о стол, вскрикивая: «Я знал! Celebrate! Celebrate, not Celibate!» Celebrate… Я попробовал и знаю – время от времени бывает полезно спуститься в подвал. Взглянуть на оригинал… Спасибо.

Были аплодисменты. И смех. Вокруг стало тесно. Мэттью хотел что-то сказать, но его оттеснили. Рядом оказался Артур.

– С тебя ведро кофе, помнишь? – указал на меня пальцем и подмигнул.

Я не успел ответить, вынырнул какой-то юноша, где же я его видел…

– Мистер Гарбер, вы уронили это, а я подобрал, и вот нашел вас, чтобы вернуть, – и сунул мне в руки портфель. Тот самый, который у меня из рук вырвал парень на скутере на Лазурном Берегу. Этот самый парень и вырвал. Но его уже оттеснили.

– Грег, простите, что отрываю сейчас, но я обещал подыскать вам недвижимость по вашему запросу, – Леонард Гратовски, или кто он там на самом деле, держал в руках объемный конверт. – Вот здесь все необходимое, вы потом посмотрите. Этот вариант в любой момент будет в вашем распоряжении и, я уверен, идеально подойдет вам.

– Спасибо. Я позже посмотрю, ОК? – что я еще мог сейчас сказать? Я сунул пакет в портфель, который только что вернулся ко мне.

– Это была хорошая лекция, спасибо, – за моей спиной стоял Жан-Батист, водитель фотографа Таннера. – Позвольте познакомить вас с Сандрой. Кстати, вам понравилась афиша для лекции? Это работа Сандры. Она все эти дни искала по Парижу образ взлетающего человека.

Я вспомнил Икара с пристегнутыми крыльями и повернулся к стоявшей чуть сбоку женщине, той самой, из первого ряда, в маске. Конечно, Саймон же говорил, что она художница. Но у Икара было мое лицо…

– Здравствуйте, – сказал я.

– Привет, Грег, – сказала она и сняла маску. Растрепались волосы.

– Николь…

– Николь, Сандра, Гарбер, Таннер – какая разница? – засмеялась она.

– Черт… вы все тут… как те двойные портреты из коллекции Антуана!

– На себя посмотри, – пробурчал стоявший рядом Чучо.

И тут на меня вдруг накатило. Это было острейшее ощущение дежавю – я где-то уже все это видел. В точности… Сводчатый зал, Николь, вот так же смеющаяся, в этом самом черном платье, много людей вокруг, а перед Николь – видны только спина и плечо – мужчина, которого я каждый день искал, почти наступая ему на пятки. Он здесь… Я инстинктивно обернулся.

За мной стоял, уставившись в видоискатель фотоаппарата, Антуан.

– Подожди, убери камеру! Ты давал мне фотографию, помнишь…

– Грег, ты устал. Как я мог тебе ее давать? Я только сейчас ее делаю. Не мешай, видишь, этот тип, наконец, обернулся и теперь можно разглядеть лицо. Замри, дай зафиксировать.

И меня пробило.

Я заглянул в этот объектив, в отражение кого-то, кто до сих пор сидел во мне под слоем ежедневных привычек и дел, и от всей комичности ситуации или от ее бредовости что-то во мне перевернулось, и я начал показывать дулю этой окаменевшей Горгоне и смеяться в голос, до слез, крича:

– Арепо, я все же нашел его! Снимай!

Мы обедали большой компанией на каком-то кораблике, плывшем по Сене. Не помню, что мы ели, не помню, о чем именно говорили. Очень ясно помню лица, каждое из которых видел будто впервые. Очень знакомые. И совершенно новые.

Потом я ехал в такси. Оказывается, наступил вечер, зажглись фонари. Рядом на сиденье лежала белая маска и кем-то заботливо положенный сюда пропавший в Ницце портфель. Я, конечно, опять успел начисто забыть о нем.