Салман Рушди - Стыд

в цитаделях респектабельности, а не в лесных дебрях среди василисков и злых духов. Вот в чем главная опасность Суфии Зинобии. А порядочное общество из кожи лезло вон, только бы не замечать, что она существует, только бы не вступать с ней ни в какие дела или, упаси бог, борьбу. Тогда эту девочку, это живое воплощение разлада, придется изгнать из общества. А изгнать—значит, признать и показать всем и вся очевидное-невероятное: и на культурной почве могут взрасти всходы варварства; и за скромной, отглаженной манишкой может скрываться душа дикаря. И сама Суфия, как утверждала мать,—воплощение их стыда. Для того чтобы постичь душу Суфии, всем этим порядочным и респектабельным людям нужно, словно хрустальную вазу, разбить самомнение вдребезги. Но они, понятное дело, на такое никогда не согласятся. Во всяком случае, долгие годы не соглашались. Чем сильнее становился Зверь, тем старательнее его пытались не замечать… Суфия Зинобия пережила почти всех родных. Были среди них и те, кто ради нее положил жизнь.

Кончились кошмарные сны, кончилась бестолковая муштра курсантов-новобранцев; Реза Хайдар получил повышение по службе от Искандера Хараппы и вместе с Омар-Хайамом Шакилем и со всей родней согласился перебраться в северную столицу. Собственная репутация и упрочившееся положение тестя помогли Омару занять должность старшего консультанта в престижной столичной больнице. Итак, собрав пожитки, захватив нянек, они сели в самолет и скоро очутились на просторном горном плато Потвар меж двух рек. Здесь, на высоте пятисот метров над уровнем моря, и разыграются в дальнейшем великие события.

Пористый, похожий на запеканку камень покрывала скудная почва, но даже и ее доставало (при более чем обильных дождях), чтобы растить хлеб. Столь плодотворная земля взрастила и новый город, волдырем вздувшийся сбоку старого. Исламабад, можно сказать, родился из ребра Равалпинди [10] Равалпинди был временно столицей Пакистана на период строительства Исламабада. .

Глядя с небес на землю, где плато Потвар светилось россыпями городских огней, святой старец Дауд, исполнившись детского восторга, забарабанил по иллюминатору и что есть мочи заорал, перепугав стюардессу:

— Это Арафат! [11] Гора близ Мекки. Это священный Арафат!

Ни у его друга Резы, ни у его врагини Билькис недостало духа разубедить старика. Если тому по сердцу думать, что самолет вот-вот приземлится на святой земле близ Мекки, пусть думает. Простительно: Дауду застили взор его немалые лета.

Предшественник оставил генералу Резе Хайдару адъютанта, майора Шуджу — унылого двухметрового детину, — и вконец потерявшую боевой дух (после войны с Восточным крылом) армию, не способную победить даже в футбольном матче. Новый главнокомандующий тонко прочувствовал связь спорта с войной и вызвался лично посещать всякое спортивное состязание с участием его молодцев, дабы вдохновить их на славные подвиги. Но получилось так, что за первые месяцы своего командования Реза Хайдар явился свидетелем ужаснейших и постыднейших спортивных поражений в истории пехоты, начиная со ставшего притчей во языцех крикетного матча, который одиннадцатая армия с треском проиграла. Ее противниками были военно-воздушные силы, в недавней войне их репутация и моральный дух пострадали куда меньше, чем у пехоты, — отсюда и столь убедительная победа. Была у армейцев возможность уйти от позорного поражения, но один из игроков при своей подаче вдруг остановился на бегу, поскреб затылок, ошалело огляделся, и… драгоценные секунды были потеряны. Присутствовал Хайдар и на матче по травяному хоккею: сухопутные войска играли с моряками. Пока пехота хмуро разглядывала клюшки, очевидно сравнивая их с ружьями, сложенными к ногам противника в последний роковой день, флотские ребята забили им сорок голов за два тайма. А в Национальном плавательном центре его поджидала двойная трагедия: один из прыгунов в воду выполнил прыжок столь неудачно, что предпочел вообще больше не выныривать из пучин своего стыда и, естественно, утонул; второй прыгал с десятиметровой вышки и упал на воду животом — точно из пушки выстрелили. Живот лопнул, как воздушный шарик, и, чтобы очистить бассейн, пришлось спускать воду. После этого случая скорбноликий майор Шуджа заявился к генералу в кабинет и, извинившись, посоветовал господину главнокомандующему впредь не посещать состязания: господин генерал — живой укор доблестным, стыдливым воинам, оттого и не ладится у них ничего.

— Ты мне лучше скажи, сукин ты сын, отчего это армия в одночасье превратилась в кучу стыдливых баб?!

— Из-за войны, сэр! — честно прогудел из глубин бездонного колодца своего отчаяния Шуджа, видно махнув рукой на дальнейшее продвижение по службе. — Простите, господин генерал, но вы в этой заварушке не были.

Реза, наконец, понял, что у него в армии возобладал дух товарищества, порожденный общим стыдом. Так вот почему в офицерском клубе никто ни разу не предложил выпить вместе даже лимонада! «А я-то думал, что мне просто завидуют!» — отчитал себя Реза и обратился к Шудже: тот, вытянувшись по стойке «смирно», уныло дожидался разноса за свои дерзкие слова.

— Хорошо, майор, что бы вы предложили?

Вопрос ударил внезапно, и от испуга Шуджа не успел слукавить.

— Позволите говорить откровенно, сэр?

— Да. Как мужчина мужчине. И, кроме нас, об этом никто не узнает.

— Тогда, сэр, простите еще раз, но я бы предложил военный переворот. Чтоб армия снова пришла к власти.

Хайдар изумился:

— Что, у вас в городе все подстрекают к измене? Несчастный адъютант поник окончательно.

— Господин генерал спросил, вот я и ответил. Среди молодых офицеров недовольство, военные традиции в городе сильны, а у армии всегда была власть. Каждому ясно, сэр, что эти политиканы из себя представляют. Какой от них толк? Раньше офицерство пользовалось уважением, а теперь его никто в грош не ставит. Думаете, легко с этим смириться?! Простите, сэр.

— Ладно, черт с ним, с переворотом. Забудем. Сейчас положение в армии такое, что с ней пяток бывших любовниц Хараппы шутя справится.

— Так точно, сэр, — поддакнул Шуджа и нежданно-негаданно разревелся. Генерал Хайдар вспомнил, что исполину-майору нет и девятнадцати. Предательски чувствительные слезные железы усиленно заработали, и Хайдар, сострадая адъютанту, пробормотал:

— Ну-ну Никто вас под суд ее отдаст. Учитесь понимать начальство. Прежде чем совершить переворот, давайте-ка выиграем хоть несколько встреч по поло.

— Прекрасно, сэр, — Шуджа уже взял себя в руки. — Я передам спортсменам пожелание господина генерала.

— Что за жизнь! — воскликнул вслух Хайдар, оставшись один. — Чем выше лезешь, тем больше в грязи увязаешь!