Илья Зданевич - Собрание сочинений в пяти томах. 2. Восхищение

Как мы уже видели, действие романа не связано с каким-либо определенным временны́м периодом или местом (страной). За это Ильязда упрекали критики “Федерации”. Однако некоторые признаки позволяют нам установить, что действие происходит в начале века в краю, похожем на тот Кавказ, по которому автор долго ходил в свои молодые годы. Внутри мира романа, в его рамках рассказ точно определен по времени и месту. Действие происходит между второй половиной августа и самым концом осени следующего года, иначе говоря, в течение шестнадцати месяцев, то есть число месяцев совпадает с количеством глав в романе. Общее совпадение глав и месяцев, конечно, неясно выражено автором, но его можно установить при подробном анализе текста. Например, большая охота, ритуально устроенная в середине июля, происходит через десять месяцев после начала действия и рассказ о ней имеет место действительно в главе 10 романа. Еще точнее определены места действия, и в особенности местонахождение каждого по отношению к другим. Выше (в начале пересказа романа) мы дали пространственную рамку действия. Было бы нетрудно начертить даже карту края, описанного в романе. Это сосредоточение действия в местах, закрытость, уединенность, своеобразность которых Ильязд охотно подчеркивает, придает достоверность рассказу и способствует введению читателя в закрытый мир с особыми законами и обычаями.

Оба главных героя представляют собой эти два дополнительных и иногда противостоящих друг другу элемента: Лаврентий принадлежит к пространству, Ивлита принадлежит времени, под знаком которого полностью проходит ее жизнь. Она и ее отец — единственные герои романа, прошлое которых нам рассказывает автор и которые представлены в процессе эволюции. Ивлита — дочь бывшего, но отец больше не различает ее с ее матерью. Эволюционный процесс заключен и в круговой структуре цикла времен года, а потом в беременности Ивлиты, начинающейся весной. Этому закрытому кругу времени соответствует закрытый мир, в котором она живет: горы, отцовский дом, пещера и курятник, где она и умрет. Вокруг нее (более чем всех остальных) сосредоточивается та туманность, которая оказывается одной из характеристик романа, — туманность, за которой скрывается и вся фатальность отношений Ивлиты со временем. Эта туманность, присущая ее мечтам, разливается на весь окружающий ее мир.

Это отношение Ивлиты ко времени и пространству сопровождается неподвижностью. Лаврентий же сочетается с пространством и движением. В течение всего романа Лаврентий постоянно переходит с одного места на другое. Точнее говоря, он несколько раз спускается с гор на “плоскость” и с “плоскости” поднимается в горы. Каждому спуску соответствует новая степень деградации, которую никак не может уравновесить очередной подъем, даже когда Лаврентий ясно понимает, что в горах лежит ключ его падения. В итоге Лаврентий только крутится в круге своего несчастья — все его движения приводят лишь к тому, что он остается на месте. В романе автор дает преимущество восходящим движениям, которые он описывает гораздо подробнее (восхождение брата Мокия до перевала, оба возвращения Лаврентия в горы, путь Ивлиты к пещере, подготовка и подъем отряда Аркадия и т. д.), чем почти не описанные моменты соответствующих спусков (спуск трупа монаха по реке, спуски Лаврентия, возвращение солдат в город...). Единственное исключение — описание ухода Ивлиты от пещеры к деревушке, имеющего ключевой характер, ибо этот момент соответствует ее предательству. Короче говоря, весь роман находится под знаком “восходительной динамики”, противостоящей общему падению действующих лиц.

В некоторые редкие моменты герои, как бы загипнотизированные, кажется, больше не подчиняются присущей им рамке. Время останавливается, пространство исчезает. Эти моменты связаны с мутной стихией, с водой. Угрожающие силуэты влекут Лаврентия в бездны — к морскому дну или в реку, протекающую мимо его тюрьмы... Ивлитины же мечтания типичны для того состояния, которое французский философ Гастон Башлар называл “воображением восходительного движения”, они возносят ее высоко над горами, к мифическому миру “крыльев”, к абсолютному восхищению. Самое слово “восхищение”, разные смысловые оттенки которого употреблены в каждой из шестнадцати глав романа, содержит в себе понятие о восхождении. Это движение кверху (“вос”), но и “хищение”, мистический восторг и похищение. Пожалуй, самый лучший образ, связанный с восхищением, — это хищная птица, возвращающаяся с жертвой к своему гнезду. Вместо орла в небе парит как бы Святой Дух, это и есть мистическое восхищение. А Лаврентий, который хотел бы быть орлом, в действительности проявил себя лишь бабочкой, хотя и из тех, которых зовут аполлонами и которых собирает Василиск.

Но птица может быть и символом круга времени, и высших законов, от которых невозможно освободиться. Это уже не орел, а другая птица, которая, как мифологический Икар, парит все ближе к солнцу, но носит обратную символику: “С высот, никогда не садящийся на деревья жаворонок сыпал трель вечного повторения” (гл. 7). Конечно, именно с Икаром связан Лаврентий. Ища сокровища, он похож на увлеченного солнцем Икара. Лаврентий тоже хочет быть вольным, выйти из круга внешних обстоятельств, из круга циклической жизни и природы, но это стремление доводит его до смерти. Лунной символике Ивлиты противостоит солнечная Лаврентия.

Несомненно, в основе Восхищения лежит много мотивов, взятых Ильяздом либо из личного опыта, либо из литературной или живописной сферы, либо из мифологической или религиозной области. К числу мотивов, относящихся к личному опыту автора, принадлежат многие этнографические и географические данные. Критикам “Федерации” сам Ильязд написал: “Я переработал в моем романе впечатления, собранные мной в течение долгих путешествий по родному мне Кавказу”. Большую роль в этом играла знаменитая экспедиция, устроенная в 1917 г. профессором Еквтиме Такайшвили по бывшим грузинским землям Турции, в которой Ильязд принял участие в качестве фотографа и рисовальщика. Среди многочисленных подробностей, принадлежащих к кавказскому “фонду” впечатлений, — могилы с изображениями человеческих фигур, вроде тех, которые создает Лука. В 1917 г. Ильязд встречает такие могилы, но под мусульманским полумесяцем и в Турции, у подножия горы Качкар, на которую он совершает восхождение. Он упоминает их в Письмах Моргану Филипсу Прайсу как доказательство грузинского происхождения населения этого края.

Приведем еще несколько примеров. Брат Мокий доходит до ледника, голубого “от кишащих в нем червей. Хотелось бы достать нескольких: отец-настоятель жалуется на запоры и нет, говорит, лучшего средства, чем головки червей этих...” (гл. 1). Источником этого мотива служит встреча в августе 1915 г., во время путешествия Ильи и его отца по Западному Кавказу, с двумя монахами из монастыря Нового Афона. Это было недалеко от ущелья реки Теберды, на краю Клычского ледника. Рассказывая о своем восхождении на вершину горы Качкар на Понтийском хребте во время экспедиции 1917 г., Ильязд упоминает об этой встрече: монахи “плели неслыханные небылицы ‹...› наконец, заявили: “Знаете, почему лед такой голубой? Оттого, что в нем водятся большие белые черви с черными головками”. Отец-настоятель говорил, что если съесть такого червя половину — прочистит желудок, а если всего — умрешь. И в ту же осень старик инженер, работавший на Клухорском перевале, сообщил мне в Тифлисе, что на Клухорском перевале несколько лет назад он видел белых червей с черными головками ‹...›. И услышав теперь в Меретете, в Турции, те же уверения, я уже мог только пожать плечами” [6] Зданевич И. Западный Гюрджистан. Итоги и дни путешествия И. М. Зданевича в 1917 году. — В кн.: Georgica II. Materiali sulla Georgia Occidentale. Под ред. Л. Магаротто и Дж. Скарчиа. Болонья, 1988, с. 47. . В каждом из вышеуказанных примеров Ильязд выбирает элементы, которые он встречал, против всей вероятности, в совсем разных местах, разных краях. Этот прием повторяется в ряду других мотивов “кавказской” линии. В первую очередь мотив белокурой девушки, спрятанной как сокровище в горном краю, населенном темноволосым народом, относится к тому же самому ущелью Теберды и к той “расе блондинов”, следы которой Ильязд ищет и находит на севере Турции, в окрестностях Эрзерума и даже в Константинополе. Итак, все эти элементы, относящиеся к разным местам, не дают возможности определить точное место действия и дают ему универсальность, которая намного превышает границы того или иного края Кавказа. Более того, многие из элементов “горной” линии романа относятся не только к Кавказу, но и к другим горным странам. Зобатые встречаются во всех уединенных горных местах, как на Кавказе, так и, например, в Альпах. Легенды о том, что после смерти человек буквально “деревенеет”, становится деревом, существуют и на французских Пиренеях, и у жителей Анд. Как неудивительно, но самые фантастические, невероятные элементы повествования относятся к универсальным фактам. Такая мысль не могла не восхитить Ильязда — теоретика “всёчества”, который провозглашал искусство, основанное на общих культурных явлениях, и сказал, что все формы искусства, независимо от места и времени, нам современны.