Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

Холодок пробежал у Кинтина по спине, ему стало страшно. Если Исабель смогла вот так отомстить Керенски только за то, что однажды увидела, как он целует ее соученицу, чего ожидать от нее в тот день, когда ей взбредет в голову, что Кинтин не любит ее?

Произошло нечто непредвиденное. Кинтин нашел мою рукопись и читает ее. И не просто читает, а делает комментарии от руки, с раздражением записывая их на полях. В некоторых случаях даже пишет свою версию параллельно моей на оборотной стороне листа. Ничего не скажешь, смело! Обвинять меня в том что я искажаю правду, выворачиваю наизнанку историю нашей семьи! Он знает, что я знаю, что он знает. И при этом оставляет рукопись там где нашел: в потайном ящике письменного стола Ребеки.

Потрясающе. Любопытство, свойственное мужчинам, спасло Шехерезаду, и я тоже держу моего султана за яйца. Я знаю, почему Кинтин не сжег рукопись и почему не стал убеждать меня, чтобы я перестала писать. Он думает, что в последний момент сможет это сделать или что не позволит мне ее опубликовать. Но самая главная причина – это любопытство.

Сегодня вечером, во время ужина, Кинтин вслух процитировал Библию. «Тот, кто сеет ветер в доме своем, пожнет бурю», – торжественно произнес он. Потом воздал благодарность Господу за те «блага», которые он нам дает. Потрясающе. Впрочем, до наступления конца света я по крайней мере успею получить духовное удовлетворение, изложив на бумаге ужасную историю нашей семьи.

Мы с Кинтином познакомились на пляже в Эскамброне. Дело было в июне, в третье лето моего обучения в колледже. Мы с Баби приехали в Сан-Хуан за покупками; остановились в доме тети Ортенсии, одной из сестер Кармиты, которая жила в столице. День был прекрасный, и мы с моей двоюродной сестрой пошли прогуляться по набережной Эскамброна. Мне очень нравилась эта набережная, потому что оттуда открывалась прекрасная панорама: слева было видно, как волны играют в открытом море, а потом разбиваются о прибрежные скалы, а справа виднелась бухта со спокойной и прозрачной водой, окаймленная полумесяцем белого песка.

Здание клуба «Эскамброн-Бич» тогда еще не было снесено, и его крыша из медных пластин сверкала, будто золотой кит, лежащий у кромки воды. Огромная цепь из железных колец, которую Морской флот Соединенных Штатов протянул у входа в бухту, чтобы обезопасить себя от немецких подводных лодок во время Первой мировой войны, тоже еще была на месте, вся заросшая мхом, опутанная водорослями и облепленная моллюсками. Волны – большие и такие прозрачные, словно из кварца; когда они разбивались о скалы, звук был похож на пороховой взрыв.

Неподалеку от нас несколько юношей ныряли с деревянного настила, а потом снова взбирались на него и снова ныряли, похожие на диких пеликанов. Они приплывали сюда с общественного пляжа и развлекались на частных владениях клуба «Эскамброн-Бич», будто так и надо. Вдруг кто-то толкнул меня в спину и подставил подножку. Когда я поднялась, еще не оправившись от удивления, то почувствовала, что меня душат. Золотая цепочка, которую я носила на шее, порвалась, и я увидела какого-то парня, который убегал от меня с медальоном Святой Девы Гвадалупской в руке. Потом он подпрыгнул и нырнул в воду. Все произошло в течение нескольких секунд, я даже закричать не успела.

Тут что-то метнулось рядом со мной, и какой-то человек бросился в воду вслед за обидчиком. Мы с двоюродной сестрой, стоя на деревянном настиле, с тревогой смотрели, что происходит в воде. Две тени боролись на глубине, но вот вторая тень победила первую. А через несколько минут молодой человек с зелеными глазами и черными волосами подплыл к набережной, поднялся по одной из лесенок и подошел ко мне с моим медальоном в руке.

– Святая Дева Гвадалупская была защитницей моих предков-воинов, – сказал он мне, приветливо улыбаясь. – Я отпустил того парня, он еще совсем мальчишка, но в следующий раз не носите на пляж драгоценности, которые могут привлечь внимание. Злоумышленники, как пеликаны, бросаются на все, что блестит.

У него были плечи спортсмена, и он ходил, немного раскачиваясь на носках.

– Благодарю за подвиг, доблестный рыцарь, – сказала я шутливо.

И тут он увидел, что я в крови; горло болело, и казалось, его что-то сжимает.

– Пойдемте со мной, – сказал он, осторожно беря меня под локоть.

Он поймал такси и отвез нас в травматологический пункт Пресвитерианской больницы, где меня осмотрели и продезинфицировали рану Потом молодой человек доставил нас домой. Прощаясь, я снова поблагодарила его. Он спросил номер телефона, и я дала ему наш телефон на улице Зари.

Мы с Баби вернулись в Понсе, а через два или три дня Кинтин позвонил мне из Сан-Хуана. Он спросил, как я себя чувствую и прошел ли у меня страх. Я сказала, что да, прошел, и что я снова приеду в Сан-Хуан на ближайшей неделе. Мы встретились еще несколько раз, а потом Кинтин стал приезжать в Понсе каждые выходные. Однажды он сделал мне предложение и подарил перстень с гербом семьи Мендисабаль. Ребека подарила ему этот перстень как старшему сыну, когда ему исполнился двадцать один год. Помню, как я надела его на палец в первый раз. Мы сидели на террасе, и образ рыцаря, который сразил дикого кабана, мне понравился. Я тогда мало думала о том, как это может отразиться на моей мирной жизни в Понсе.

На следующее лето умер папа, как раз перед моим возвращением в Вассар-колледж на последний курс обучения. С его смертью Кармита избавилась от своего пагубного пристрастия. Когда одиннадцать лет назад мы переехали в Понсе, то думали, что Кармита излечится. В Понсе не было казино, ей негде было играть. Но тут на холме за городом открылся отель «Интерконтиненталь». Это был первый по-настоящему современный отель в городе, и он сильно отличался от элегантных зданий девятнадцатого века, которых вокруг было множество. Во всех комнатах были стеклянные двери и балконы с алюминиевыми перилами, которые нависали над скудной горной растительностью. Винтовая лестница из круглого декоративного кирпича, которая спускалась к бассейну, похожая на шею жирафа, была самой привлекательной деталью этой современной архитектуры.

В отеле было шикарное казино – надежда алькальда, он был уверен, что оно привлечет туристов. Но он ошибся. Три часа езды из Сан-Хуана по узкой, извилистой дороге с головокружительными и рискованными поворотами, за которыми можно было наткнуться на машину какого-нибудь туриста, послужили слишком большим препятствием. В Понсе нет пляжей; он никогда не был городом туристов, и жителям это нравилось. Вскоре отель «Интерконтиненталь» стал терять тысячи долларов. Дабы исправить положение, управляющий принялся пропагандировать казино среди жителей города. Громкоговорители объявляли специальные льготы для дам: шесть фишек за доллар вместо положенных трех до восьми вечера.