Сара Уотерс - Бархатные коготки

— Боюсь, вы проиграли пари. Я Нэн Кинг.

Это была правда, но я чувствовала себя обманщицей, словно бы произнесла только что: «Я лорд Роузбери». На Флоренс я не смотрела, но краем глаза заметила, что у нее раскрылся рот. Я обратила взгляд на татуированную женщину и чуть пожала плечами. Она отступила назад, шлепнула по перегородке, так что та затряслась, и со смехом крикнула своей подруге:

— Дженни, ты выиграла! Эта девушка говорит, все верно — она Нэн Кинг!

Игроки у бильярдного стола вскрикнули, половина прочих посетительниц притихли. Проститутки, сидевшие по соседству, привстали, разглядывая меня. «Нэн Кинг, здесь Нэн Кинг», — шептали за всеми столиками. Дженни, подруга татуированной лесбиянки, подскочила ко мне и протянула руку.

— Мисс Кинг, я вас сразу узнала, как только вы вошли. С каким же удовольствием я слушала вас и мисс Батлер в «Парагоне»!

— Вы очень любезны.

Я ответила на рукопожатие. И заметила устремленный на меня взгляд Флоренс.

— Нэнс, что такое? Неужели ты и вправду выступала на эстраде? Почему же ты молчала?

— С тех пор столько воды утекло…

Не отрывая от меня глаз, Флоренс тряхнула головой.

— Вы, выходит, и понятия не имели, что ваша приятельница такая звезда? — спросила Дженни.

— Мы понятия не имели, что она вообще звезда, — отозвалась Энни.

— Она и Китти Батлер — блестящий дуэт! Второй такой пары петиметров не было и не будет…

— Петиметров? — удивилась Флоренс.

— Ну да. Постойте-ка, тут есть одна штука, которую я должна вам показать…

Сквозь толпу глазеющих женщин Дженни проложила себе путь к бару; я видела, как она обращается к барменше и указывает на стену за рядом перевернутых бутылок. Там висел выцветший кусок сукна, к которому было пришпилено множество старых записок и видовых открыток. Миссис Суиндлз порылась в слоях скрученных бумажек и извлекла одну из них, маленькую и погнутую. Она протянула ее Дженни, и вот я уставилась на положенную передо мной фотографию: мы с Китти, блеклые, но различимые, в оксфордских штанах и шляпах канотье. Моя рука, с незажженной сигаретой между пальцев, лежит у Китти на плече.

Я не могла оторвать глаз от фото. Мне помнились ясно вес и запах этого костюма, ощущение от плеча Китти под моей рукой. И при всем том я словно бы заглядывала в чужое прошлое, и от этого меня пробрала дрожь.

Потом карточка перекочевала в другие руки — сперва к Флоренс, которая склонилась над ней, изучая едва ли не так же пристально, как я; затем к Рут с Норой, к Энни с мисс Раймонд и наконец к Дженни, а та передала ее своим подругам.

— Подумать только, карточка тут так и висела, — проговорила Дженни. — Я помню девушку, которая ее принесла; она была к вам неравнодушна; да уж, в «Малом» у вас не было недостатка в поклонницах. Девушка приобрела ее у одной дамы в Берлингтонском пассаже. Знаете, там была леди, продавала таким вот интересующимся девушкам ваши фотографии и другие, наподобие?

Я помотала головой, удивляясь: надо же, исходить вдоль и поперек Берлингтонский пассаж в поисках интересующихся мужчин и ни разу не обратить внимания на эту леди.

— Что за удовольствие, мисс Кинг, — крикнул кто-то из толпы, — увидеть вас здесь…

Переварив смысл этого замечания, посетительницы загудели.

— А я ведь что-то такое подозревала, — произнес еще кто-то.

Дженни с видом заговорщицы наклонилась ко мне.

— А как насчет мисс Батлер, если позволите спросить? До меня доходили слухи, она тоже немного розоватая.

— Верно, — подтвердила другая девушка. — Я тоже такое слышала.

Я заколебалась. И сказала:

— Вас обманули. Она не такая.

— Ни чуточки?..

— Ни чуточки.

Дженни пожала плечами:

— Что ж, жалко.

Внезапно у меня упало настроение, и я уставила взгляд в колени. Дальше было еще хуже: одна из уличных девиц просунула голову между Рут и Норой и крикнула:

— О мисс Кинг, может, вы нам что-нибудь споете?

Ее просьбу подхватила дюжина голосов:

— Спойте, мисс Кинг, ну пожалуйста!

Как в страшном сне возникло, словно бы ниоткуда, старое раздолбанное пианино, по усыпанному песком полу его вывезли в удобное место. К нему подсела какая-то женщина, хрустнула суставами пальцев и неуверенно заиграла гамму.

— Не могу, — взмолилась я, — ей-богу не могу!

Я бросила отчаянный взгляд на Флоренс: она изучала мое лицо, как будто видела его впервые. Дженни беспечным голосом кричала:

— Ну же, Нэн, бросьте ломаться, порадуйте малышек из «Малого». Помните вашу обычную: подмигиваю, мол, красивым дамочкам и пересчитываю в кармане соверены?..

К ней присоединился еще один голос, потом еще и еще. Энни сделала большой глоток из своей кружки и чуть не подавилась.

— Боже! — произнесла она, вытирая рот. — Так это ты пела? Я видела тебя однажды в «Холборн Эмпайр»! Ты бросила мне шоколадную монету, она наполовину расплавилась у тебя в кармане, я ела ее и думала — умру от счастья! О, Нэнси!

Взглянув на нее, я прикусила губу. Игроки в бильярд побросали кии и обступили пианино; пианистка подбирала аккорды песни, два десятка женщин пели. Песенка была глупая, но мне вспомнился голос Китти, выпевавший дурацкие фразы так естественно и красиво, словно они ласкали язык медовой сладостью. Здесь, в далеком от роскоши подвале, они звучали совершенно иначе, но трогали сердце искренностью и своеобразной свежестью. Послушав шумных девиц, я поймала себя на том, что вполголоса подпеваю… Встав коленями на сиденье, я присоединила свой голос к хору, за песней последовали выкрики и аплодисменты, и я склонила голову на руку и закусила губу, чтобы не заплакать.

Зазвучала еще одна песня и еще — не из нашего с Китти репертуара, а незнакомая, и я не смогла участвовать в хоре. Я села и прислонилась затылком к перегородке. Какая-то девушка принесла на наш столик тарелку с мясным пирогом — от миссис Суиндлз, «за счет заведения». Поклевав тесто, я немного успокоилась. Рут и Нора, забывшие про свой рассказ, подперли ладонями подбородки и ели меня глазами. В промежутках между куплетами до меня долетали слова Энни, обращенные к недоверчивой мисс Раймонд: «Нет, клянусь, мы понятия не имели… Явилась к порогу Флоренс с подбитым глазом и букетом водяного кресса — и осталась. Темная лошадка…»

Флоренс сидела, обернувшись ко мне, глаза ее оставались в тени.

— Ты в самом деле была известна? — спросила она, когда я нашла сигарету и закурила. — И в самом деле пела?

— И пела, и танцевала. А однажды играла в пантомиме в театре «Британния». — Я хлопнула себя по бедру. — Милорды, где же принц, наш господин.

Флоренс рассмеялась, я — нет.

— Как бы я хотела на тебя посмотреть! А когда это было?

Чуть подумав, я ответила:

— В тысяча восемьсот восемьдесят девятом.