Максим Кисловский - Адвокат шайтана

Ираида Львовна Бронштейн и Софья Моисеевна Дарданельская, коллеги Людмилы Юрьевны, остались в кабинете вдвоём. Не спеша, они допивали свой утренний чай. Обе они были пожилого возраста, начали преподавать в университете с незапамятных времён и приходили на работу к девяти утра, даже когда у них не было занятий. Как и все представители потомственной русской интеллигенции, они были исступлёнными поклонницами непризнанных поэтов и писателей, тонко ценили декадентское искусство, а в своих личных неудачах винили политическую систему страны.

Ираиду Львовну студенты боялись и не любили. Она была излишне придирчивой, грубой и постоянно чем-то недовольной. Софья Моисеевна, напротив, казалась женщиной великодушной и отзывчивой, была легка и приятна в общении. Несмотря на столь контрастные различия характеров этих двух особ, их дружба оставалась неуничтожимой. Никто не мог понять тайну такого парадоксального единства. Странно, что же их связывало? Корни этой связи, видимо, слишком глубоко уходили в историю, в древнюю библейскую почву. О чём же беседовали две неразлучные престарелые подружки?

Денис Фесков оказался невольным слушателем этой беседы. Его послал на кафедру староста группы за методическими пособиями. На своём пути Денис встретил Людмилу Юрьевну и сбивчиво, будто оправдываясь в чём-то, объяснил, куда он идёт.

— Да-да, Денис, попросите кого-нибудь на кафедре найти их, — на ходу сказала Людмила Юрьевна.

Каждая встреча Дениса с Людмилой Юрьевной была для него волнительной. На семинары по английскому языку Денис старался одеваться торжественно и безупречно. А к домашнему заданию он готовился задолго и тщательно. Целых девяносто минут (!) он будет полноправно смотреть сегодня на объект своего обожания. Юношеское сердце разрывалось от волнения. Сдерживая неровное дыхание, Денис подошёл к кабинету кафедры и услышал разговор за дверью:

— Разве тебе неизвестно о порочной связи этой девчонки со студентом юрфака? — громко донесся голос Ираиды Львовны.

— Не может быть! — удивился опереточный голосок Софьи Моисеевны.

— А помнишь, Софочка, как эта развратная девка попросила тебя подменить её на одно занятие. Около месяца назад это было, да? И что она сказала, помнишь? Видите ли, у неё в тот день голова болела. Ещё бы! Кувыркалась небось всю ночь в постели с этим студентиком, головка-то заболит!

— Надо же, а я поверила! Думала, действительно утомилась Людочка. У неё ведь столько переводов было.

— А вот я сразу её раскусила. Чем смазливее девка, тем сучнее.

— Ирэн, дорогая, сколько знаю тебя, столько мудрости твоей поражаюсь.

— И ведь таких, как она, никакие побочные эффекты не остановят. У неё уж наверняка этот аборт не первый, а она, видимо, таких блядских наклонностей, что даже предохраняться не думает.

— О чём это ты, Ирэн?

— Ах, да, — Ираида Львовна поняла, что забежала вперёд. — Два дня назад я её около женской консультации видела. Знаешь, наверное, от Сиреневого бульвара две остановки до Садовой улицы. Выхожу из трамвая, а она навстречу мне. И ты представляешь, даже ничуть не смутившись, мне говорит: "Здравствуйте, Ираида Львовна!".

— Так ты сама видела, как она из консультации выходила?

— А откуда ей ещё выходить? — вопросом на вопрос ответила Ираида Львовна.

Вдали по коридору послышались шаги, и Денис, чтобы не быть замеченным в подслушивании, постучав в дверь, быстро вошёл в кабинет.

— Доброе утро, — Денис остановился у дверей, изобразив добродушную улыбку.

— Здравствуйте, юноша. Что вам угодно? — слегка испугав Дениса размерами своего лошадиного оскала, спросила Ираида Львовна.

— Я за пособиями, ‘English for law students’ называются, — ответил Денис.

— Вы из какой группы? — вставая с места, обратилась к нему Софья Моисеевна.

— Четыреста второй.

Софья Моисеевна, застыв на несколько секунд в позе больного радикулитом, оставаясь сгорбленной над столом, молчаливо спросила Ираиду Львовну, сверкнув в сторону Дениса глазами: "Это тот самый?". "Нет", — едва заметно мотнула головой Ираида Львовна. Денис, не зря подслушавший их беседу, тут же разгадал этот немой диалог.

— Вот здесь возьмите, — подойдя к огромному застеклённому стеллажу, Софья Моисеевна показала студенту на вторую полку снизу.

Взяв двенадцать пособий, по числу соучеников Дениса в группе английского языка, он буркнул "спасибо" и вышел в пустынный коридор. Услышанная беседа потрясла Дениса. Зажав методические пособия под мышкой, он шёл вниз по лестнице к выходу из здания университета. Хотелось уйти домой. Зарыться в одеялах и, обхватив голову подушкой, рыдать, рыдать, как ребёнок, всхлипывая и глотая слёзы. "А ведь я писал ей стихи…", — выйдя на ступеньки у входа, говорил сам с собой Денис. Ещё весной, когда только появилась Людмила Юрьевна в университете, Денис поднатужился и в одну из бессонных ночей выдавил из себя следующие строки:

What can you tell me about Love? Is it one of the human feelings? May be there is no more than stuff? Tell me, what is your meaning?

На ступеньках у входа в университет, в трёх шагах от Дениса, стояли парень и девушка, курившие одну сигарету на двоих. У парня были длинные до плеч русые волосы. Одет он был в армейские ботинки, потёртые джинсы и чёрную кожаную куртку-косуху, окантованную металлическими заклёпками. На плече у него висел тёмно-коричневый рюкзак кустарной работы, расшитый индейскими божками-тотемами. Денис знал этого парня, это был Юра Бойков, второкурсник физмата и диджей университетской дискотеки. Такие, как Юра, вызывали у Дениса молчаливое возмущение. "Патлатые, отвязанные грубияны, с устрашающими амулетами на шеях, глядящие на признанных авторитетов взглядом свободолюбивого протеста — разве такие могут быть научными светилами? И как только эти типы могут нравиться девчонкам?", — кусая губы и отвлекаясь от своих личных переживаний, подумал Денис. В университет Юра обычно весной и осенью приезжал на гоночном мотоцикле, часто с какой-нибудь девушкой. У Юры не было постоянной подруги.

— Ну всё, мне пора, — сказала девушка, протягивая Юре "бычок".

— Мы уже и так опоздали, — затягиваясь дымом, сказал Юра и задумчиво посмотрел на окурок.

— Мне ещё нужно у кого-нибудь подглядеть домашнюю работу, хоть что-то успею запомнить, — торопливо оправдывалась девушка.

Юра обнял её одной рукой и тихо произнёс:

Серый дым сигареты растаял, Твоей помады краснеет томат, Зачем ты уходишь, не знаю, В день, унося ночной аромат…

— Красное — это вульгарно. Я предпочитаю для губ коричневый цвет, — она быстро поцеловала Юру в подбородок и засеменила в открытые двери университета.

— А мне нравится. Красное в сочетании с женщиной — это призыв… — бросив окурок в другую от урны сторону, Юра скрылся внутри здания.