Дина Рубина - Старые повести о любви (Сборник)

– Ну, я это слышал. Дальше что?

– Я хочу попросить вас... об одном одолжении... – Мужчина попытался опять сесть на узкий деревянный бортик, но не рассчитал и завалился на спину, в песок. Илья бросился поднимать его. После долгого отряхивания и бормотания мужчина невнятно и как-то обреченно сказал:

– Дайте мне по морде...

– Та-ак... – пробормотал Илья. – Отличная ночка.

– Послушайте, не уходите! – цепляясь за рукав куртки Ильи, воскликнул мужчина. – Хороший человек, поверьте, мне сейчас так плохо, как никому.

– Что вам нужно? – уже с раздражением спросил Илья.

– Дайте мне по морде.

– С какой стати? – также раздраженно спросил Илья. Этот странный пьяный, детская песочница, громада Наташиного дома в рассветных сумерках – все было призрачным и придуманным, как в дурацкой пьесе. И сам он казался себе придуманным, все это было тяжко и глупо.

– Какое вам дело, вам-то что? – зло усмехнулся мужчина. – Господи, неужели трудно? Я прошу – дайте мне по морде. Ну, сделайте одолжение!

– Я с дорогой душой, но за что?

– Садитесь, – тяжело сказал мужчина. – Ладно, я все расскажу. Мы ведь не встретимся больше. А если встретимся, вы не узнаете меня, я вполне респектабельный человек, кандидат наук, у меня изобретения... машина... все блага... Вы женаты?

– Нет, – сказал Илья, опускаясь рядом с ним.

– Ну, тогда вам не понять. Мне жена изменила. Ясно? И я, – он замолчал на секунду, – я ударил ее... Это было вчера. Вот, ходил всю ночь... Ходил, ходил... Вам этого не понять... – Он усмехнулся: – Рогоносец я, как в водевиле.

– Вы путаете жанры, – хмуро сказал Илья. – В водевилях жен не бьют.

– Не острите, юноша! – сказал мужчина. – Вы еще попадете в подобный переплет. Вы дадите мне по морде?

– Нет! Это дико, – с раздражением сказал Илья. – Обратитесь к жене, она это сделает с большим удовольствием, чем я. И не называйте меня юношей. Мы едва ли не ровесники.

– Простите, – сказал мужчина. – Вы молодо выглядите. Совсем мальчик. Значит, вы не дадите мне по морде?

– Нет, не смогу. И не просите меня об этом, – Илья уже хотел уйти, но совсем неожиданно для себя спросил: – Вы простите жене измену?

– У нас двое детей, – сказал мужчина.

– Понятно... А если она сама уйдет?

– У нас двое детей, – тяжело повторил мужчина.

– Понятно, – кивнул Илья.

Все действительно было понятно, и надо было уходить, но он отчего-то оставался сидеть здесь, на деревянном бортике, рядом с нелепым рогоносцем. Они сидели рядышком, вдвоем, на мокрой от дождя песочнице – давно выросшие дети в безлюдном дворе, на детской площадке. От этого опустелого двора, застывших качелей, безмолвного Гулливера, вырезанного из фанеры, у Ильи дрогнуло сердце. Он был сейчас один, совсем один, и плевать было, кто сидит рядом. Сумрачный рассвет уходил. Он рассеивался, и надо было догнать его, ухватиться за него, не пустить, надо было спрятаться в нем от надвигающегося дня.

– Жили в старину два друга, два рыцаря... – пробормотал себе негромко Илья. Просто так сказал, в одной тональности с этим осенним рассветом, с этим безлюдным двором. Просто так – не то слышал где-то, не то читал где-то... Потом прислушался к замершей фразе, вздрогнул и, повторил: – Жили в старину два друга, два рыцаря – Рыцарь без Страха и Рыцарь без Упрека... – Он хотел усмехнуться себе: вот, мол, привет от школьных сочинений, но что-то смутное и дрожащее внутри толкнуло его, как, должно быть, толкает мать неродившееся еще дитя, он почему-то заволновался сладким таким волнением, и уже не мог остановиться:

– Оба они были влюблены в одну прекрасную девушку. Оба сражались на турнирах в ее честь и, как правило, побеждали. Выезжают на турнир – один на гнедом, другой на белом коне, пышные султаны на шлемах, железные забрала на лицах, мечи и щиты в руках – настоящие рыцари, благородство и доблесть. Бывало, Эндрю, торговец свиными колбасами, сидит в первом ряду, свистит и топает ногами от восторга. Оба рыцаря были влюблены в свою даму безысходно, страстно, трепетно. Едва затеплится в небе первая робкая звезда – и Эндрю, торговец свиными колбасами, повесит замок на свою лавку, – рыцари тут как тут, у балкона своей дамы серенады поют. Одно слово – Рыцари! Один на лютне играл, другой на банджо, по всем правилам куртуазного обихода. Вместе получалось недурно. А прекрасная возлюбленная выходила на балкон и улыбалась обоим. Оба рыцаря нравились ей, и никак не могла она решить, кому из них отдать свою прелестную ручку. Нравилось девушке, что оба любили ее беззаветно, и очень нравилось, что даже из-за «предмета» не ссорились. Одно слово – Рыцари! Но день проходил за днем, неделя за неделей, и поняла девушка, что надо, наконец, выбрать себе возлюбленного. Позвала она обоих рыцарей и сказала:

– Отправляйтесь в странствия, доблестные рыцари. Сроку путешествовать вам – три года. Кто с большой славой возвратится, тот и станет моим мужем.

Делать нечего, собрались оба рыцаря в путь, и не успел еще Эндрю, торговец свиными колбасами, открыть свою лавку, как они уже скакали на конях по пыльной дороге.

...Что-то вело Илью дальше и дальше, что-то гнало его – азарт не азарт, а что-то вроде. История продолжалась, и от Ильи это уже не зависело.

– Прошло три года. Что только не случилось с друзьями за это время, где они только не скитались! Сражались, спасались, тонули в болотах, тряслись в лихорадке, сидели в темницах, прыгали с башен, скакали в погоне, бежали от погони. Словом, добра этого – славы – хватило на обоих с лихвой. А главное, оба друга так сблизились в скитаниях, так срослись, что как бы стали одним человеком. Их так и называли теперь – Рыцарь Без Страха и Упрека... И вот светлым весенним днем возвратились они к своей Прекрасной Даме. Та встретила их радостно, приветливо. Она не переставала любить своих рыцарей, думала о них, тревожилась. Как хорошо, что они вернулись домой, пусть искалеченные, израненные, но, слава богу, живые. А она, между прочим, замуж вышла... За Эндрю, торговца свиными колбасами. Да... рыцарство – прекрасная вещь, и слава тоже, но жить-то надо... Рыцарю Без Страха стало страшно, а Рыцарь Без Упрека упрекнул себя в глупости. Но они ей ничего не сказали. Одно слово – Рыцари!

– Все, – проговорил Илья. – И тут – точка... – Он затянулся потухшей сигаретой.

Никогда еще в жизни ни от музыки, ни от еды, ни от женщин он не испытывал такого полного, такого истинного удовлетворения.

– Хорошо... – сказал кто-то рядом с ним. Илья обернулся – это был тот, муж неверной супруги. Сейчас он был еще дальше от Ильи, гораздо дальше, чем пять минут назад. Его лицо угрюмого боксера казалось неуместным и глупым под грибком песочницы. – Хорошо, – повторил он, – но ведь и у колбасника своя правда есть. Пока эти вертопрахи за славой гонялись, он своим делом занимался, он, может, ради нее... для нее деньги копил, чтобы все – ей. И кто сказал, что рыцарь любит сильнее, чем колбасник? Любил бы – не уехал бы на три года. Знаю я этих рыцарей... пустое место! – Он помолчал, нервно сунул сигарету в рот, чиркнул спичкой, но не закурил. – Ну, в самом деле, как я мог удержаться, чтобы не ударить? Когда на моих глазах... Господи, самое ужасное – это ложь. Говорит – за почтой выйду. Смотрю, нет и нет ее. Послал старшего, Илюшку, так тот прибегает и говорит...