Юрий Милославский - Укрепленные города

— Точно.

— И еще раз: Хаим бен-?

— Нафтали.

— Анатолий значит Нафтали? Будем помнить… Арон Григорьевич, как вы расшифровываетесь? Григорий — это Цви? Ну, тут надо знать язык, на тыке не выскочишь.

— Для вас это вопрос года, вы языки схватываете на лету.

— Схватывал — в прошедшем времени… А если схвачу, произведете меня в еврея? По знакомству разрешите мне миновать обряд инициации… Гиюр, так кажется?

— Гиюр нам самим не помешает. Ахад-Гаам сказал, что Иерусалим сначала строится в сердце, и лишь потом можно совершить восхождение на Землю Отцов.

— Гаам… Он же Ашер Гинцбург. Читал. Не скажу, чтобы это было слишком глубоко. Такой, знаете, наш простой советский Заратустра… А вы читали, конечно?

— Как в одном анекдоте — местами. Приедем — там прочитаем. А пока приходится все время что-то писать. Без глубины…

— Понятно. Хорошо, что вас всех с работ поувольняли. С такой текучкой, как у вас, на одни жалобы три четверти суток уходит… Кстати, Михаил Борисович, я ваш последний коллективный протест слушал: очень характерно… как там? «Мы готовы на все, чтобы вернуть себе право жить со своим народом»…

— Мы хотели, чтоб знали: никакие семафоры нам не указ.

— Ага. Так в чем заключается гиюр, кроме обрезания крайней плоти?

— Вам надо побеседовать с Терлецким или Ханыкиным.

— Ханыкиным?! Он что, тоже теперь еврей? Такая, я бы сказал, старославянская фамилия… Ханыка, ханыга: напоминает арго…

— Он еврей по матери, значит — настоящий еврей. Кстати; прошел все дела: обрезание, Библию… Ходит всегда в шапочке, с кистями, молится в синагоге и дома.

— Занятно. Вот я ему Аннушку отдам на краткосрочные курсы, а она мне потом преподаст иудаизм своими словами… Аннушка, хочешь сделать обрезание?

— А ты не боишься, что я от тебя уйду: честным еврейкам нельзя жить с инородцами.

— Аня, ты превосходишь своей… э-э-э евреистостью наших гостей. Это невежливо.

— Гости, в смысле — Слава, я больше не буду.

— Ладно, все будет хорошо. Скажи же мне теперь, не раздумывая, как ты будешь на еврейском, а?

— Хана. Я буду Хана, дорогой Слава.

— Очень даже. Я знал, но как-то не среагировал. Хана… Например, Хана Ханыкина. Давай, Аня, мы тебя отдадим Ханыкину в жены…

— Он теперь не Ханыкин, а бен-Ханукия.

— Ханукия? А, знаю, такой праздничный светильник. У меня есть великолепнейший альбом с иудейскими древностями… Аня, дай, пожалуйста…

— Что?

— Чем писать.

Не прикоснулись сионисты к Анечкиному пирогу, чаек лишь помешивали: неголодные пришли, покупали пищу в продуктовом сертфикатном магазине на Большой Грузинской — голландский куриный суп с мерными грибами, вырезку, пепси-колу.

Их появление было неотъемлемой частью нашей борьбы за права человека. Плотников их действиям готов был помочь. Свобода эмиграции? В этом смысле они часть процесса. А до максимализма ли теперь… Часть — так часть. И они — выезжанты, отказники, по-настоящему интеллигентные люди. Им удалось найти единственно возможную точку несоприкосновения с Лешиной кирзой и полковничьим бейсболом: наука, техника! Они давали Леше свою техническую мысль, что все равно не спасет Лешу от распада и развала в 1984 году. И недальновидные и тупые Леша с Бондом платили им зарплаты, присваивали почетные звания во всех областях знаний, печатали для ученых альбомы Пикассо в финских типографиях… В научные библиотеки отправлялся Альберт Швейцер и Тейар де-Шарден; сионисты могли никуда не ехать: разве что из кооперативной квартиры — в закрытую лабораторию. И то, что они все-таки едут, само по себе достойно уважения.

Ученые нашли в себе силы отказаться от Лешиной поддержки — и повели за собой многие тысячи других. Понятно, не все эти, тысячи таковы, как наши уважаемые гости. Есть, понятно, люди, стремящиеся улучшить свое материальное положение и избавиться от антисемитизма — что совершенно естественно. Есть евреи, не вошедшие в русскую культуру: из Прибалтики, Грузии. Но авангард — здесь. Да и в провинции именно научно-техническая и гуманитарная интеллигенция приходит к одному и тому же — необходимо выехать в Израиль на постоянное место жительства…

Так, по имеющимся сведениям, в крупном южном городе подал заявление в Отдел Виз и Регистрации заведующий кафедрой марксизма-ленинизма.

Боевики, демонстранты — будем же откровенны! — сели слишком рано и поспешно: результат отчаянности и непонимания происходящего. Он, Плотников, знал кое-кого: была у боевиков ненависть, а национальную идею они не схватили в достаточной степени.

Национальные движения, разворачивающиеся во времени и пространстве, не по балласту своему характеризуются. Хоть это и смахивает на марксизм, что еще недавно преподавал сиониствующий завкафедрой, можно сказать, что именно количество участников национального движения говорит о его качестве и силе. Нравится, нет ли, но именно массовость нацборьбы и создает макроисторические метаморфозы…

Что-то такое думал и примерно так же писал Плотников, объясняясь с гостями, — и гости писали свое, соглашались. Плотников пообещал найти способ предоставить для кружка отказников свой альбом древностей Иудеи, о котором альбоме упоминалось. Вынести его просто так нельзя: агенты засекут, могут задержать. Криминала в альбоме никакого нет, но не стоит заводиться… Также и гости считали важным не дать КГБ возможности обвинить еврейское движение в сотрудничестве с «антисоветчиками».

— Самое опасное теперь — придать нашему делу антисоветскую окраску, — написал на гостевом блокноте один из бенов. — И у нас есть такие Александры Матросовы… Прут грудью на танк!

Договорились, что альбом принесет Анечка, затаив его в широком пальто.

…Жечь, жечь, наговорили полное блюдо, а стекла не дребезжат, дело плохо кончится…

— Аня, ты меня слышишь?

— Да, солнышко…

— Право на свободную эмиграцию — важнейшая составляющая демократии. В целом можно сказать, что власти постараются избавиться от большинства тех, кто изъявил желание уехать, воссоединиться с родственниками. Вопрос — в так называемых отказниках — прежде всего крупных ученых. «Утечка мозгов» нежелательна для государства, и в этом смысле его можно понять, но не простить. Конституция недвусмысленно говорит о праве каждого гражданина самостоятельно избирать место своего проживания. Уважайте собственную конституцию!

— Слава, давай я выброшу…

— Что?

— Бумажки… Надоело жечь…

— Аня!!

— Я же ничего не сказала! Жечь, жечь, жечь.

Жгли. А гости спустились по лестнице обошли почти заставившего двери тайного агента — и позалезли в Михаила Липского «Волгу». Михаил Липский, тридцати пяти лет, был кандидат технических наук, один из создателей неизвестного мне заказа № 4. Только одно знаю — заказ этот ездил, и потому представитель заказчика после успешных испытаний сказал: «Дали колеса Родине — значит, Родина даст вам колеса». И дала.