Александр Закладной - Там, где наши сердца

Братки тупо смотрят на них, а затем один говорит:

– Да так, сломались…»

Вскоре была открыта бутылка домашнего вина. Чей-то голос время от времени трагически восклицал:

– Рыжему дайте, ну дайте же Рыжему!

Одна из бабок с вениками наклонилась к Глайзеру и спросила у него, что происходит.

– Это, бабушка, – весело ответил он, – комсомольская свадьба.

Бабушка усомнилась в том, что в наше время еще существует комсомол, но «горько» на всякий случай сказала.

– Какой веселый автобус! – произнесла маленькая девочка.

Я был полностью с ней согласен.

– Жаль, что скоро выходим, – сказал мне Максим. – Жаль.

Гнусавый голос кончил петь про Жорика, куда-то приехавшего, и завыл: «Я приеду к своей любимой…»

Не знаю, как там его любимая, но я точно бы в кухне повесился, если бы он ко мне ехал.

Бабуля с вениками почесала свой широкий нос и доверительно сказала мне:

– Это – молодежь.

И на случай, если я чего-то недопонял, добавила:

– Они веселятся.

Через пару минут автобус подъехал к селу. Мы вышли, а веселые студенты уехали дальше, играя на гитаре и допивая вино.

Проплутав полчаса, мы, наконец, нашли лодочную станцию. Хозяин, толстый низенький мужичок, долго ковырялся в зубах, а затем бросил:

– Восемь гривен в сутки одна лодка. Вам нужны две.

Это мы знали и сами.

В конце концов я и Глайзер после долгого осмотра выбрали две лодки, которые не должны были сразу затонуть после отплытия. Бар, Глеб и Омар с Денисом залезли в одну лодку, все остальные (с багажом) – в другую. И тут оказалось, что все мы имели весьма смутные представления о том, как работать веслами. Наши радужные намерения через полчаса греться у костра накрылись медным тазом – оказалось, что управлять лодкой совсем не так просто, как кажется по телевизору.

От лодочной пристани к реке вел небольшой канальчик, метров четыреста в длину и четыре в ширину. Глубина была не больше метра, так что лодки иногда корябали днищем дно, состоявшее из ила и грязи.

С горем пополам мы почти уже доплыли до реки, и глубина канала стала подниматься, когда по обеим сторонам появилось вдруг с десяток задумчивых коров, над которыми кружились оводы. Рассудив, что мы вкуснее, множество оводов прилетело к нам, и один из них сразу же меня укусил. Дернувшись, я на миг выпустил весло, и оно печально утонуло.

Бельмуд стал тихо укорять меня, распугав своими воплями всех коров, и следующие несколько минут мы провели довольно весело, отбиваясь от оводов и одновременно пытаясь достать весло.

Наконец оно вновь оказалось в лодке, и мы поплыли, каким-то чудом все же доплыв до поляны, на которой и решили разместиться.

Выгрузившись и привязав лодки к корягам, мы с Кириллом и Ильей начали ставить палатку, а остальные отправились за дровами. В общем, через час палатки были установлены, костер весело потрескивал, а Глайзер даже успел расставить по берегу закидушки с наживкой.

Начинало вечереть. Максим куда-то ушел, а когда вернулся, рассказал, что познакомился с молодыми девчонками, летний домик которых стоял в трехстах метрах выше по реке.

– Какие-нибудь сельские курицы, – сказал Бар, пожав плечами. Я хотел съязвить по этому поводу, но мое внимание отвлекло любопытное зрелище.

К нашим палаткам, виляя хвостами, подошли две коровы. Одна из них грустно схватила лямки рюкзака Шольца и начала их мусолить.

Все стали бестолково бегать вокруг и орать, но это привело лишь к тому, что перепуганные коровы чуть не завалили с таким трудом установленную палатку. Когда же, наконец, они ушли, то костер догорел, а вся поляна была пропитана навозом. Пришлось перебираться чуть дальше, снова ставить палатки и снова искать дрова, отдавая себя на съедение комарам.

В одиннадцать вечера после ужина мы начали решать, что делать дальше. Леша хотел поплавать, а я – спать. В конечном счете они с Кириллом куда-то уплыли, а мы залезли в первую палатку. Глеб знай себе ходил по берегу и пел песню «Хорошо в деревне летом, пристает навоз к штиблетам».

В палатке было непривычно, странно, но в целом неплохо. Обговорив планы на завтрашний день, Бар начал рассказывать бородатые анекдоты, но я устало сказал:

– Все, братва, притомили. Давайте спать.

Мы обрызгали палатку каким-то затейливым средством от насекомых и постепенно затихли. Тишину нарушал лишь наглый писк комаров, на которых совсем не действовало наше средство. По крайней мере в агонии никто из комаров не брыкался. Впрочем, нам, наверное, попались комары-токсикоманы.

Я начал уже дремать, но Шольц, лежавший у стенки, внезапно завопил:

– Меня укусила какая-то фигня! Здоровенная, с крыльями!

– Кто?!

– Не знаю, но не комар точно. Включите фонарик.

Глайзер зажег фонарь, но никого не обнаружил. Денис успокоился. Он затих, засопел и все же через несколько минут снова вскочил:

– Опять она! Убейте ее, она возле моего лица летает!

Я загоготал, представив большую кровожадную фигню, желающую полакомиться кровушкой Шольца.

– Не смешно, – мрачно сказал он, снова ничего не обнаружив.

– Очень даже смешно! – воскликнул Глайзер. Я поддакнул.

Тем не менее вскоре Денис с Максом уснули. Бар поворочался, повздыхал, а затем поднялся и вылез из палатки. Я тоже не спал – в голову лезли мысли про Лилит.

Через пару дней после дискотеки я встретил ее в своем дворе. Впрочем, если бы она меня не окликнула – прошел мимо. Мы немного поговорили и разошлись, и я сразу же об этом забыл. Но случилась странная вещь – Лилит стала попадаться мне на глаза практически каждый день, всегда разговаривала со мной и всегда мило улыбалась. И только через неделю я наконец понял, что определенно ей нравлюсь. Мне это льстило, хотя Лилит не производила на меня сильного впечатления.

Впрочем, поразмыслив, я не стал тянуть вола за хвост, и при следующей встрече предложил ей пойти ко мне. Она согласилась.

Отец работал в ночную смену. После его ухода на работу я купил в магазине вина, привел комнату в порядок (хотя какой может быть порядок в квартире у двух мужчин?) и позвонил Лилит.

Как я и ожидал, сначала она была немного скованна, но я открыл вино, рассказывал анекдоты и смог ее развеселить. Через час беседа стала более откровенной. На мой вопрос про ее бывших парней Лилит ответила, что у нее никого не было. Я немного подивился этой лжи, но, сделав вид, что поверил, спросил:

– Как же такая красавица, как ты?..

Лилит досадливо пожала плечами:

– Так получилось. Конечно, я была одной из самых красивых девушек школы…

Про себя я засмеялся – у всех моих знакомых какая-то мания красоты. Все считают себя наипервейшими красавицами.

– …но в одиннадцатом классе приоритеты поменялись, и для парней самой красивой девушкой была теперь самая доступная – та, с которой легко переспать.