Александр Закладной - Там, где наши сердца

Не разговаривая больше, мы вернулись к нашей стоянке. На берегу реки стоял Глайзер и смотрел на воду.

– Где Бельмуд? – весело спросил Швед. – Что, утонул?

– Ты смеешься, а он действительно исчез, – тревожно сказал Макс. – Вместе плыли. Потом бац – и его уже нет.

– А где Бар?

Глайзер пожал плечами.

– Он разве не с вами ушел?

– Нет.

Глеб подошел к кромке воды и закричал:

– Бельмуд, твою мать, ты где?

Река молчала.

– Когда ты его потерял? – спросил я у Максима, вглядываясь в темную гладь воды.

– Минут пятнадцать назад.

Швед разделся и поплыл. С середины реки донесся его голос:

– Течение сильное!

– Зачем вы в воду полезли?! – заорал я на Глайзера. – Что теперь делать?

– А что сделаешь?! – крикнул Швед. – Не видно ни фига! Я в двух метрах ничего не вижу – слишком темно! Надо фонарь взять.

– Где его взять? – в отчаянии воскликнул Макс. – Нет фонаря. У Щорса в лодке. И их нет. Куда все делись?

– Не кричи, – сказал я. – Надо пойти в село. Там могут дать фонарь.

Швед выбрался на берег.

– И лодка нужна. Куда Щорс подевался?

– Пойдешь со мной в село? – спросил я, но, не дождавшись ответа, развернулся и пошел один.

Большую часть дороги я пробежал, но на полпути остановился. Я вспомнил, что если пойти направо, то можно выйти на базу отдыха, где желающим за символическую плату сдавали небольшие домики с мангалами и прочим. Вчера ночью мы проходили там и видели огромное количество людей.

Я повернул туда. В голове назойливо крутилась одна картина – плачущие родители Бельмуда, его старший брат с женой и новорожденным сыном над гробом, обитым красной тканью. Мне стало не по себе, но мысль все равно возвращалась.

Вскоре впереди забрезжил свет. По всей территории базы отдыха, огороженной проволокой, горели костры. Везде играла музыка. Я подошел к первой попавшейся компании и сказал:

– Мне нужен фонарь. Друг в реке тонет.

Все повернулись ко мне, и я заметил, что ни одного славянского лица там не было. Но на столе у них лежал фонарь, и пришлось повторить:

– Мне нужен фонарь.

Один из них подошел ко мне и сказал, коверкая язык:

– В чем дэло?

Я еще раз повторил.

– Зачэм фанар? Вазмы спасатэлный круг. Нэт фанар, да?

Меня окружило еще три человека.

– Нэ мэшай. Фанар нэт.

– Вот же он стоит, – сказал я, стараясь держать себя в руках и не сорваться на крик. – Вот радиофонарь на столе.

– Наш фанар, – тупо сказали они.

Я плюнул, поняв, что фонарь они не дадут, и отошел. В других компаниях – сельских, городских, украинских, русских, разных – повторилось практически то же самое. Почти белый от ярости, я вернулся к реке.

На берегу стояли три фигуры. Качающегося Бельмуда обступили Швед с Глайзером. Я подбежал к ним.

– Где этот дебил был? – злобно спросил я у Шведа.

– На другой стороне, – ответил он. – Я переплыл речку, вышел на берег, вижу – в камышах движение. Пошел туда – а он там.

– Чего же ты не отзывался? – сердито воскликнул я.

Леша глупо улыбнулся и сказал:

– Смотрел, как вы бегаете.

– Даун! – прошипел я.

Возле наших палаток послышался шум. Мы повернулись и увидели сияющую белую фигуру огромного роста. Позади нее кто-то подвывал, передвигаясь на четвереньках.

Мы с Глайзером остолбенели, Швед сказал «А-а!» и, отступив назад, упал в реку.

Внезапно раздался хохот, белая фигура затряслась, с нее слетело белое покрывало, и мы увидели Шольца с ярким фонарем, сидящего на плечах у Андрея, а рядом – стоящего на четвереньках Бара.

– Эй, болваны, – в восторге кричали они. – ну как, высадились?

Леша замотал головой, как разъяренный бык, и кинулся на них. Перемирие было установлено через двадцать минут, но Щорс еще долго втихомолку посмеивался, глядя на мрачного Глеба.

Спать никому не хотелось, и до самого рассвета мы плавали на лодках и играли в карты.

Когда стало светлеть, Бар, зевая, сказал:

– Надо собираться. Дома отоспимся.

Свернув палатки, Глайзер спросил:

– Куда соль деть? Взять с собой?

– Не надо, – поморщился Бар. – Дай мне. Сейчас будем речку превращать в море.

Он подошел к реке и, насвистывая, развеял над ней пачку соли.

– Вот так.

Шольц подошел к костру и кинул в него коробку спичек.

– Ты придурок! – свирепо заорал Макс. – Это последний коробок, спичек больше нет.

Денис озадаченно почесал в затылке:

– Я думал, он пустой.

Щорс скорчил гримасу и произнес:

– Черт с ним! Правда, без курева останемся – зажигалка у меня тоже кончилась.

– Маладэц! – с чувством бросил Глайзер. – Прямо как в анекдоте про наркомана в аду. Слышали?

– Нет.

– Ну, попадает наркоман в ад. Смотрит – что-то не так: ни котлов со смолой нет, ни пламени. Поле какое-то, облака на небе. Потом пригляделся – а это поле конопли! Подбегает туда, начинает ее рвать, сушит. Тут к нему подходит черт и вежливо говорит: «Не надо. Посмотри направо». Наркоман смотрит – а там гора уже высушенной конопли, а рядом на пустыре гильзы папирос. Он бежит туда, его опять останавливают и говорят: «Не беги. Посмотри налево». Он разворачивается и видит другую гору из заполненных косяков. Наркоман счастливо смеется и говорит черту: «Дай спички». А тот ему: «Были бы спички – был бы рай».

Пока мы смеялись, Шольц подобрал все пустые кульки, пластмассовые стаканчики и тарелки и побросал все в костер.

– Куда рыбу деть? Брать с собой? – крикнул с берега Бар.

– Возьмем? – спросил Щорс.

Я пожал плечами.

– Ладно, возьмем, – сказал Андрей. – Будем надеяться, что она не провоняет весь автобус. Бери!

Макс залил костер водой. Пришел Бар.

– Выкинул, – произнес он. – Рыба почти вся сдохла.

– Я же сказал взять! – рассердился Андрей. – Глухой, что ли?

– Ты сказал «Не бери»! – вскинулся Илья. – Я не глухой.

Андрей, раздраженно дернув плечом, начал складывать свой рюкзак.

– Полный отстой, – забурчал он. – Все сегодня дураки дураками. И вообще, куда подевался мой желтый кулек?

– Я его давно в костер кинул, – беспечно сказал Денис, взмахнув рукой.

– Шольц! – завопил Андрей, кидаясь к потушенному костру. – Я тебя убью! Там был мой кошелек!

Спустя несколько минут он достал из золы почерневший и раскалившийся предмет, который раньше был его кошельком. Шольц на всякий случай отбежал подальше.

– Много денег было? – сочувственно спросил я.

– Нет, – вздохнул Щорс. – Пара гривен. Просто он был дорог мне как память, подружка подарила.

Не прекращая переругиваться, мы залезли в лодки и пустились в обратный путь.

Я ложился спать. День прошел слишком серо, и несмотря на довольно ранний для сна час – около восьми, мне захотелось лечь. Тетка ужинала.