Масахико Симада - Хозяин кометы

Фудзико пристально посмотрела в глаза Каору Под ее строгим взглядом любые тайные намерения станут явными.

– Ты на самом деле Каору? Не призрак, не привидение?

– Нет, я не призрак и не привидение. Будь я призраком, давно бы исчез.

Его спасло то, что Фудзико не особенно удивилась. Интересно, почему она сохраняла спокойствие? Снизу кто-то позвал ее. Она ответила звонким голосом, а Каору сказала:

– Посиди здесь еще немного. Я обязательно тебя выпущу, – и уже собиралась выйти из комнаты, когда Каору взволнованно попросил ее:

– Подожди.

Фудзико улыбнулась ему.

– Удивительно. Я почему-то почувствовала, что ты здесь.

Каору ждал возвращения Фудзико, сидя на коленях, выпрямив спину и не шевелясь. Хоть какая-то жертва с его стороны – свидетельство честности его намерений. Придумывая себе семью перед «стеной плача», он в своих фантазиях, подогреваемых снами и подглядыванием, превратил Фудзико в воображаемую старшую сестру – мечта, которой не суждено было сбыться. А сейчас он в одно мгновение стал ее младшим братом. Вряд ли когда-нибудь он снова окажется здесь. Как только он выйдет из этой комнаты, его Фудзико опять вернется в страну снов и фантазий. Каору так расстроился, что уткнулся лицом в ее подушку. Ему хотелось стать домашним призраком Фудзико.

Она вернулась в комнату, и, увидев сидящего в той же позе Каору, сказала:

– Похоже, ты хорошо себя вел. Когда я подам тебе знак, ты тихо спустишься по лестнице и осторожно выйдешь на улицу.

Каору молча кивнул и хотел было встать, но от сидения на коленях ноги у него затекли и не слушались. Раз уж так случилось, Каору попросил выслушать его и рассказал Фудзико о том, что ее комната – объект для подглядывания, и о том, что его старший брат Мамору тайком сфотографировал, как она переодевается, и о том, что он, Каору, спрятал эти фотографии и негативы. Фудзико нахмурилась и вздохнула. А потом Каору признался, что он не родной сын Токива. Фудзико улыбнулась и обняла его за плечи:

– Я знаю. Мне рассказала Андзю. Мне тоже хотелось, чтобы у меня был младший брат. Правда, я пока никому об этом не говорила. Давай сохраним в секрете то, что ты пробрался ко мне в комнату.

Как Фудзико восприняла неожиданный визит Каору?

Много лет спустя Андзю услышала об этом от самой Фудзико. Секрет двоих бережно хранился около пятнадцати лет, а потом стал достоянием Андзю.

– Мне тогда показалось, что у меня на самом деле появился младший брат. А спустя какое-то время я стала думать, что это мне приснилось.

– И ты не испугалась, когда увидела его в комнате?

– Я знала, что он там. Странно, правда? Перед тем как войти в комнату, я принимала ванну и думала о Каору. Когда я вошла, он тихонько сидел на коленях, словно говоря: «Я готов ко всему».

Наверняка у него было такое же выражение лица, как в тот день, когда он впервые пришел в дом Токива, – подумала Андзю.

Фудзико продолжила:

– Интересно, что чувствуешь, внезапно став членом незнакомой семьи? Придет время, и мы тоже уйдем из своих семей, чтобы связать себя семейными узами с чужим человеком. Тогда, наверное, придется переродиться, распрощавшись с прежней собой. Как бы я повела себя на месте Каору?

И после этого события, и до него Каору был единственным мужчиной, которому удалось пробраться в комнату Фудзико. Происшедшее навечно сохранилось в их памяти. Влюбленность Каору впервые выразилась в форме самостоятельного поступка. Фудзико было четырнадцать, Каору – двенадцать лет. Будь они старше или младше, такого бы не произошло. Одиннадцатилетнему Каору не хватило бы смелости совершить подобную дерзость, а движимого сексуальными порывами тринадцатилетнего Каору не приняла бы сама Фудзико. Тогда в комнате между ними ничего не было. Просто у них появился общий секрет.

Ты спросила: когда и почему Фудзико раскрыла Андзю секрет, принадлежавший только ей и Каору?

– Я узнала об их секрете незадолго до свадьбы Фудзико. Наверное, она рассказала мне о нем потому, что больше не было необходимости хранить все в тайне. Но между ними появилось гораздо больше секретов. Ничего удивительного: они полюбили друг друга.

– Это была первая любовь Каору, да?

Первая любовь, которая началась под звуки фанфар. Тебе было неловко слушать о смелой папиной первой любви, хотя она и вызывала улыбку. Ты гордилась папой, который уже в двенадцать лет проявил себя как покоритель женских сердец, – попробуй добиться доверия девушки, пробравшись в ее комнату. Несомненно, и Фудзико что-то привлекало в Каору, раз она восприняла его вторжение так, будто ждала его.

– Фудзико иногда расспрашивала меня: а чем сейчас занимается Каору? Какой у него характер? Чем он интересуется? Но мне тогда не показалось, что она влюблена в него. Может быть, она стеснялась меня. Каору, как обычно, пытался скрывать свои чувства, но я-то знала. Его глаза говорили, что он без ума от Фудзико. Честно говоря, я ревновала. Я даже боялась потерять брата. Один раз втайне от Каору я прямо спросила у Фудзико: как тебе Каору? Не хотела бы встречаться с ним? И что, ты думаешь, она ответила?

– Он еще слишком мал.

– Верно. Для начала любви чего-то недоставало. В сердце Каору жила влюбленность, но для того, чтобы она переросла в любовь, требовалась большая сила.

Каору – двенадцать лет, Фудзико – четырнадцать. Шестеренки любви пока не зацепились друг за друга, не пришли в движение. И Каору и Фудзико далеки от флирта, эффектных жестов и сантиментов, которыми сопровождается любовь. Но, находясь рядом с Фудзико, Каору чувствовал, как у бесцветного, прозрачного воздуха появлялся легкий аромат. Чтобы понять, на что он похож, Каору нюхал фрукты и ягоды, травы и деревья, даже бумагу, стены, ткань и стекло, но ему так и не удалось найти желанный запах. Его нельзя было ни с чем сравнить, это был аромат Фудзико. Если влюбленность чем-нибудь пахнет, то наверняка у нее такой запах.

Интересно, а чем на самом деле пахнет влюбленность? Ее аромат доступен каждому, но это не запах флирта, эффектных жестов и сантиментов, его нельзя ни продать, ни купить, нельзя им и надушиться. Лишь те, кто любят, чувствуют этот ни с чем не сравнимый запах.

Тебе, наверное, понятно, о чем я говорю? Но аромат влюбленности рано или поздно подвергается ферментации, превращается в более сложный запах, который очаровывает и ослепляет, но потом наступает гниение, и появляется невыносимое зловоние. И, в конце концов, теряется всякий запах и вкус.

Что ни говори, нужно было набраться терпения, пока влюбленность, подвергшаяся ферментации, не превратится в любовь. Другого выхода у Каору не было' Оставалось терпеливо ждать, когда он повзрослеет и к нему перестанут относиться как к ребенку; напряженно ждать, когда придет его черед, когда у «стены плача» в парке появится Фудзико.