Малькольм Брэдбери - Профессор Криминале

«Слушай, кто-то ведь явно знает, где он теперь, — предположила Лавиния. — Мать, любовница, почтальонша. Не упускай его из виду. Лезь во все щели». «Значит, денек-другой у меня есть?» «Естественно. До сих пор ты нам не принес никакой пользы. А этого хрыча Кодичила, похоже, достал как следует. Герстенбаккер уверяет, что Кодичил перетряхнул всю Вену, чтоб тебе не оказывали ни малейшего содействия. Вдобавок отправил телеграмму в Лондон, в нашу контору. Словом, адвокаты Кодичила пытаются наложить вето на весь проект». «А вы?» «Роз послала ответную телеграмму: пошел на хер. Его философские резоны никому из нас не указ. Как ты устроился в Будапеште?» «В Будапеште? — переспросил я. — Отлично. Живописный вид на Дунай». «Вот что? Такой номер должен влететь в копеечку». «В этой гостинице останавливаются все приличные киношники», — заверил я. «Да? — сказала Лавиния. — Значит, твой номер точно влетит в копеечку. Фрэнсис, ничего не ешь, кроме бутербродов. Бюджет у нас не разгуляешься». «Лавиния, прости, я как раз собирался поужинать». «Но, лапа...» Я положил трубку.

В баре я заказал аперитив. Мадьярские красотки пребывали в готовности: щеголяли осанкой, неустанно щебетали и следили за мной. Я подошел к метрдотелю и попросил столик. Он повел пальцем по списку. «Пит Марвик, Дэн и Брэдстрит, Прайс Уотерхорс, Купер Либренд. Или вы из института имени Адама Смита?» Киногруппы сегодня, очевидно, снимали на натуре. «Нет. Я ни с кем. Я сам по себе». «Сам по себе ужинать запрет. Беда. Несчастье. — Вчерашняя красотка надвинулась снова. — Теперь имеешь доллар? Давай доллар, я люблю тебя, как невеста». «Столик на двоих, сэр?» — осведомился метр. «Нет. Собираюсь ужинать один». «Ты что, голубой?» — заинтересовалась мадьярская красотка. «Я философ, — пояснил я. — Мне надо обдумать идею». «Кайф, — сказала девушка, — если я вдруг понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти».

И я сел за столик в одиночестве. Ресторан полнился развеселыми лондонцами и нью-йоркцами, всегда готовыми поделиться с восточным ближним прелестями нерегулируемого рынка и международного товарообмена, даже если западный ближний вволю хлебнул кризиса перепроизводства, нащупывает пути к отступлению и не чует, как свою-то страну обустроить. Не успел я заказать гуляш, которого в течение двух дней избегал, как явилась очередная мадьярская красотка в мини. «Милый, тебе не с кем поужинать?» «И очень рад, что не с кем», — огрызнулся я. «Рад? Ты уверен?» Мне улыбалась Илдико Хази во всем великолепье своего синего платья. «Ради бога, извините, — сказал я. — Присаживайтесь». «Ты думал, за меня надо платить, как за тех, других? — Она села напротив. — Не надо». «Конечно не надо, — сказал я. — Поужинаешь со мной?» «Ты так доволен собственным обществом, а я тут вклиниваюсь», — сказала она. «Ничем я не доволен. — Я передал ей меню. — Выбери хоть что-нибудь. Ну прошу тебя».

«Совмещаем обед с плотным ужином, — заявила Илдико Хази, внимательно изучая меню. — Считай, что у нас роман. Знаешь, зачем я к тебе пришла?» «Потому что тебе захотелось увидеть меня снова», — предположил я. «Потому что я знаю, где теперь Криминале, — сказала Илдико. — Чего б такого сожрать? Только не гуляш». Я посмотрел ей в глаза; она ответила улыбкой. «Повтори еще, — сказал я. — Ты знаешь, где теперь Криминале?» «Консьержка рассказала мне, где он, от сих до сих. Однако тебе я этого сразу не сообщила. С нами был Холло Шандор, ему палец в рот не клади». «Но теперь-то скажешь?» «Сперва — ультиматум, — заявила Илдико. — Не примешь ультиматум, не скажу. Лады?» «Что ж это за ультиматум?» «Ты возьмешь меня к нему. Я хочу к нему вместе с тобой, — сказала Илдико. — Мне тоже надо с ним пересечься».

«Тебе? — спросил я. — Какого черта?» «Он должен заключить с нами договор на свою новую книгу, прежде чем продаст ее западному издательству, — разъяснила Илдико. — Я уже говорила, что в условиях свободного рынка мы прогораем. Прежде нас обеспечивало государство, теперь нам полагается перейти в частный сектор. Но ты ведь сам понимаешь, что такое капитализм. Деньги, деньги и снова деньги. Знакомства, связи — пустой звук. И все же, клянусь, если ты мне пообещаешь, я поверю на слово. Купи мне билет, поедем к нему вдвоем. Да? Да или нет?» Светлые волосы, сияющее лицо. Ее предложение, несомненно, заслуживало серьезных раздумий. «Секундочку, — сказал я. — Все зависит от того, далеко ли нам ехать». «Ты богач». «Никакой я не богач. Я тележурналист и в средствах крайне ограничен. Мои продюсеры — настоящие скупердяи». «А я-то рассчитывала откушать копченой форели, — сообщила Илдико официанту, вызывающе посмотрев на меня. — Ты же не скупердяй!»

«Я не скупердяй. Я типичный представитель рыночной экономики. Мои достоинства и недостатки закуплены боссом». «Твои достоинства и недостатки принадлежат не только боссу. Их держит под контролем тайная полиция, например, или страховая компания, или госсектор. Да что ты сейчас-то переживаешь! Нам не так уж и далеко ехать». «Но куда?» «Не в Японию и не в Южную Америку. Доволен? Возьмешь меня с собой?» «Это не в Венгрии?» Илдико помотала головой: нет. «На Западе?» Кивнула. «Далеко отсюда?» «Ладно, колюсь, — сказала Илдико. — Совсем недалеко, в Северной Италии. Чтоб ты знал, меня хотел туда отвезти Холло Шандор. На суперавтомобиле. При его-то связях валюты у нас было бы завались. Или ты не рад, что я выбрала тебя, а не его?» «Рад, конечно, — ответил я. — Ладно, Северная Италия — это еще полбеды. Поехали. После ужина я позвоню в Вену, и нам направят кой-какой финанс».

«Запад! Запад! Он везет меня на Запад! — возликовала Илдико. — Кстати, есть загвоздка. Приглашение. Криминале сейчас на вилле Бароло, озеро Кано. Говорят, это самое уютное место в мире. Для писателя, во всяком случае. Но принадлежит вилла американскому фонду. Хозяйка фонда — крепкий орешек». «А Криминале там с какой радости?» «Н-ну, они проводят международную конференцию на тему «Литература и власть», — сказала Илдико. — Без Криминале там не обойдешься». «И как же мы с тобой туда протыримся?» «Мне они, ясное дело, приглашения не пришлют, — сказала Илдико. — Но ты-то — крутой британский журналист, нет разве? Ты в газете работаешь?» «Работал. Но газета только что закрылась». Илдико заглянула мне в глаза: «А в Бароло об этом кто-нибудь знает?» «Если пораскинуть мозгами, навряд ли». «Золотые слова! — обрадовалась Илдико. — Привенгерься немножко. Притворись, что пишешь о конгрессе большую статью, пошли им телеграмму, понял?» «Ладно, притворюсь, — согласился я. — Но сперва съедим все это».

Илдико заглянула мне в тарелку: «У-уй, гуляш. Ты в курсе, из чего его готовят? Из дунайских утопленников». «Не может того быть». «Я, конечно, вру, но вру только близким приятелям, — сказала Илдико. — Послушай, ехать надо завтра, иначе конгресс откроется без нас. Может, я вечерком сбегаю за билетами на поезд?» «Ну сбегай. Если нас на конгресс пригласят». «У тебя есть доллары? — спросила Илдико. — Лучше всего совать под нос доллары. За доллары я тебя полюблю, осчастливлю». «Доллары имеются, — ответил я. — Но полюби меня попозже». «Так ты серьезно отвезешь меня на Запад? Туда, где все эти магазины?» «Отвезу, отвезу», — сказал я. «Ура!» — закричала Илдико. Так вот и получилось — так всегда получается, — что на следующее утро мы с Илдико Хази оказались в международном экспрессе Будапешт — Милан, на пути к конгрессу в Бароло и, как мы с ней надеялись, на пути к Басло Криминале.