Андрей Войновский - Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка

– Браво, Плутарх Диогенович, браво! – резко повысил и без того свой зычный голос Фаддей Авдеич. И уж наверняка, чтобы быть услышанным. – вы – истинный талант! Нет, Плутарх, вы – гений! И мы с Эльвирой Тарасовной готовы слушать это очарование вечно. Вечно! Но! Если бы не превратности судьбы! И если бы не одно очень серьезное обстоятельство: Гаргантюа Пантагрюэлевич уже четырежды спрашивал о вас. Четырежды! А он ведь, согласитесь, человек нам не посторонний. Это, прежде всего, друг. Друг, товарищ и брат.

– Гаргантюа, мой друг, ты вновь в печали, – немного подумав, снова заголосил Плутарх Диогенович, уже отойдя, слава богу, от нашего стола и направившись в ту самую сторону, куда удалялись и все предыдущие. – Тебя хандра-подруга посетила, – доносилось до нас отдаленным эхом, – а было время мы с тобой роптали, что слишком ярко светит нам Светило. О, молодость, ушедшая навеки, ужель ты боле не вернешься к нам?..

– Ух, декадент, – не скрывая радости, бросил вслед поэту Фаддей Авдеич. Итак, выдох сделан, рот открыт, еще, казалось бы, какая-то секунда…

– Фаддей Авдеич, подождите выпивать. Я бедная несчастная пенсионерка. Я честно отстояла очередь и теперь требую от вас защиты. – В образовавшейся гробовой тишине Фаддей Авдеич медленно поставил на стол свой наполненный до краев стопарь, еще раз громко выдохнул, после чего мизинцами раздвинул уголки своего рта и только после этого повернулся к пенсионерке:

– Ба, Баррикада Девятьсотпятовна, какими судьбами?

– Вы, Фаддей Авдеич, перестаньте мне тут со своими отговорками. Знаю я вас.

– Помилуйте, Баррикада Девятьсотпятовна, я весь во внимании. Что же у вас там опять стряслось, дорогая вы моя?

– Дорогая, но не ваша. А стряслось вот что – бандитизм! Ляпкин с Тяпкиным оттяпали у меня от огорода с двух сторон по две сотки! Вот!

– Ай-ай-ай! А чем, мерзавцы, мотивируют?

– А у них, оглоедов, видишь ли, брюссельская капуста разрастается. А мотивируют, подлецы, тем, что так и прет, так и прет. Причем с двух сторон она у них прет и все на мой огород. А я вам тут как раз чертежик их экспансии нарисовала. Вот здесь стрелочками, значит, их захват и указан, а на чертежике у меня все в строгом соответствии с масштабом безобразия… – Пенсионерка резко хлопнула ладонью (вместе с чертежиком) об стол, и по ее решительному выражению лица было понятно, что не взглянуть на этот самый чертежик было бы просто неразумно. Да, по-моему, и небезопасно.

– Согласен – безобразие! – как смог, в сердцах воскликнул Фаддей Авдеич, с силой сжав в могучем кулаке пожелтевшую от времени бумажку. – Откровенный вандализм! Вот мой ответ Чемберлену, Баррикада Девятсотпятовна. Да мы поставим на дыбы всю общественность, а если надо, так и новгородское вече соберем. Мы выведем на чистую воду и Ляпкина с Тяпкиным, и Салтыкова с Щедриным, и Бестужева с Рюминым и Муравьева с Апостолом!.. Но не сегодня. Не на ночь глядя. К ночи активность масс стихает.

– Знаете что, Фаддей Авдеич…

– Да-да, дорогая вы моя, именно так – стихает. И ничего ты с этим не поделаешь. А вот Гаргантюа Пантагрюэлевич о вас уже шесть раз как осведомлялся. «Не вернулась ли еще с полей моя незабвенная Баррикада Девятсотпятовна?» Да-да, так и сказал: «Незабвенная». Я ж с ним совсем недавно разговаривал. Стоит, понимаешь, гордый, как всегда, а глаза-то голодные. Ну вы же знаете, что он без вас ужинать-то не начнет.

– Ох, хитрец вы, конечно, Фаддей Авдеич, но что правда, то правда: ужинать без меня не станет, голубь мой сизокрылый…. Но вы меня знаете. Я это дело так не оставлю.

– Да о чем речь, Баррикада Девятьсотпятовна? Как только пропоет петух, так с криками «ура» и ринемся в атаку, сметая на своем пути коварного врага, но сейчас, увы, только рисовая кашка для всеми нами уважаемого Гаргантюа Пантагрюэлевича. Надо, знаете, быть… человечным.

– Ладно, – с недоверчивым прищуром в глазах сказала пенсионерка, забрав из рук Фаддей Авдеича им же основательно смятый чертеж, – вот завтра с раннего утра и поглядим. А то ведь знаю я вас, бюрократов…

Не успела Баррикада Девятьсотпятовна сделать и двух шагов, как заветный, архивожделенный, до краев наполненный стопарь был с невероятной скоростью и желанием опрокинут Фаддей Авдеичем вовнутрь, и содержимое его уже медленно стекало по пищепроводу вниз к истомленному от ожидания желудку.

Не говоря ни слова, Фаддей Авдеич сразу же налил себе еще одну и немедленно выпил, даже не поморщившись. А с другой стороны, ну чего ему морщиться? Что этому верзиле одномоментно двести самогона? Действительно, ведь как слону дробина. Не знаю, на каких там параллелях селяне эти обитают, но то, что наш Авдеич русский, – это однозначно. И мнений быть других на этот счет не может. Пускай он даже трижды черт. Какая разница?

– Нет-нет, товарищи очередники, все вопросы мы, конечно, решать будем и в обязательном порядке, но исключительно завтра. В специально отведенное для этого мероприятия время, – решительно выставил вперед обе руки Фаддей Авдеичи, словно стоя у расстрельной стены, пытался защитить себя от очередников, как от взвода автоматчиков. – Стоять! – резко скомандовал он оставшимся четырем субъектам, которые, не соблюдая совершенно правил очередности, ринулись ему навстречу, не стесняясь по отношению друг к другу в выражениях и не выбирая средств, чтобы расчистить себе дорогу.

– Стоять, я сказал! Не ясно? – крепко схватив за плечи, Фаддей Авдеич грозно крикнул прямо в лицо какому-то тщедушному каторжнику с вырванными ноздрями.

Каторжник при этом, судя по всему, относился эдак к веку восемнадцатому, времен правления Екатерины. Ну, может, и Елизаветы. Не важно. Просто он, несчастный, добрался за счет проворства до нашего стола быстрее остальных.

– Слушай сюда, Тимошка! – хозяин заведения с силой тряхнул Тимошку за плечи, отчего у того, бедняги, чуть не отлетела голова. – Вопрос о твоей полной реабилитации сейчас находится на рассмотрении. И скажу тебе, рассматривается на очень высоком уровне. Ну, сколько раз мне тебе говорить: на это требуется время. Ты же знаешь, я не бюрократ. В каком бы черном цвете не выставляла меня, – он понизил голос, – Баррикада Девятьсотовна. Но все остальные-то, Тимошка, определенно бюрократы! Надо, мой родной, запастись терпением и ждать. Ведь все же материалы по твоему делу давно уже мной куда надо отправлены. выпьешь с нами? У нас тут гости дорогие неожиданно нарисовались.

Тимошка то ли с подобающей, то ли с не подобающей каторжнику решимостью отрицательно покачал головой.

– Ну, тогда как знаешь. Тогда иди-ка ты к своим, голубчик…

Фаддей Авдеич, еще раз основательно тряхнув тщедушного Тимошку за плечи, затем театрально поцеловал его в узкий лоб и, развернув на сто восемьдесят градусов, легонько подтолкнул все в том же направлении, то бишь во все те же плохо освещаемые углы японо-русской избы-якитории.