Андрей Войновский - Врачеватель. Олигархическая сказка

Все-таки следует признать, господа, что с самого начала этой – как мы уже отмечали ранее – странной истории постоянно происходят совершенно непонятные, подчас необъяснимые, идущие вразрез со здравым смыслом и логикой события. Да вот вам и свежий пример налицо: как и чумазый, который играть не может, так и Игорь Олегович Скрипченко, не мог знать французского по определению. Уж извините, граждане, но даже у бывших чиновников высокого ранга все же есть пределы совершенства.

Как водится, при крематории есть и кладбище. Остроголов стоял на асфальтированной дорожке между рядами могил, казалось, без мысли в глазах застывшим взглядом уставившись на чей-то мало чем отличавшийся от остальных надгробный памятник из обычной плиты. К Пал Палычу подошел Николай и слегка коснулся рукой его плеча. Даже не вздрогнув, Остроголов медленно повернул голову и, посмотрев в глаза Николаю, безучастно спросил:

– Скрипченко увезли?

– Увезли, Паша. Давно увезли. Минут двадцать назад. Поехали отсюда.

– Нет, – он отрицательно покачал головой. – Если хотите, оставьте мне какую-нибудь машину. Я поеду позже. У меня здесь, кажется, рандеву наметилось.

– Какое еще, к черту, рандеву? – не на шутку насторожился Николай. – Ты что удумал, Палыч?

– Не дрейфь, Климент Ефремыч Ворошилов, – легкая ухмылка появилась на лице Остроголова. – Я вовсе не склонен к суициду. Мне пока еще есть ради кого жить. Да и долги не розданы. А ты знаешь, Коля, – снова бросив взгляд на памятник, Пал Палыч затем подошел к нему поближе, – Скрипченко-то к Сережиной смерти непричастен. Я это сейчас очень хорошо понял. Стоя здесь. Да и Костю, похоже, тоже не он.

– Я, Пал Палыч, офицер, – в спину Остроголову ответил Николай, – и честь свою еще не утратил. Скрипченко – мой враг. Я таких давил и давить буду. Он враг мне, моей семье, а, значит, моей стране. Что бы там ни было, но она пока есть, и разрушить эту страну никто и никогда не сможет. Кроме нас самих. Изнутри.

Как раз в этот момент, взрывая кладбищенскую тишину, каркнула сидевшая на кресте ворона. Косо посмотрев на эту отнюдь не райскую птичку, Николай холодно заметил:

– Не надо, Палыч, не малодушничай. Пусть эта тварь скажет спасибо, что еще легко отделался. Хотя… Ладно.

– Коля, – не сразу ответил Пал Палыч, – я ужасно волнуюсь за дочь.

– Да там и мышь не проскочит. Я тебе отвечаю.

– Спасибо, Коля. Вы поезжайте… Ты же знаешь, со мной ничего не может случиться. Но главное-то, что я уверовал в эту свою неуязвимость. И, судя по всему, в непогрешимость тоже. А следовательно, и в безнаказанность.

– Палыч, мне все это не нравится. Ты уж меня извини, но я тебя здесь не оставлю, – твердо заявил Николай.

Отойдя от могилы, Пал Палыч вплотную приблизился к Николаю и спокойным, лишенным малейшего напряжения взглядом посмотрел ему прямо в глаза:

– Клянусь тебе памятью сына, что не более чем через два часа буду в Жуковке. В конце концов, меня ждет дочь. Только дай слово, что вы сейчас же уедете.

– Хозяин-барин, – после некоторой паузы ответил Николай. Отдав ключи от машины, он резко повернулся и твердым шагом направился в сторону кладбищенских ворот.

Оставшись один, Остроголов неспешно присел на врытую возле одной из оград небольшую скамейку и достав телефон, набрал номер:

– Доченька моя любимая, прости, что разбудил… Как, ты еще не спала?… Леночка капризничает? Так что ж там никого… А, ну да, понятно, – он улыбался, как ребенок. – Поступай, как считаешь нужным. Ты же у меня теперь хозяйка… Что? Я?.. Нет, все хорошо. Просто хотел тебе сказать, что твой отец не самый хороший человек на свете, но ты – самое дорогое, что есть в его жизни. И отныне я живу только ради тебя… А?.. Ну, конечно, и Леночка тоже. Она же теперь твоя сестричка, а ты для нее как мама. Я понимаю. Постарайся поспать, родная. Я скоро приеду.

Поднявшись со скамейки, Остроголов неторопливым шагом направился по асфальтированной дорожке в глубь кладбища, пребывая в спокойном безмятежном ожидании. Он периодически вглядывался в ночные силуэты памятников, улавливая острым слухом малейшие шорохи и звуки среди этой мистической, гнетущей, жуткой, но торжественной кладбищенской тишины.

– Пал Палыч, – услышал он за спиной тихий, проникновенный женский голос, ласкавший ухо приятным завораживающим тембром. – Вы уже прошли мимо меня. Прошли и не заметили.

Пал Палыч остановился, но обернулся не сразу. Метрах в десяти от асфальтированной дорожки, в глубине могильных рядов, за крохотным деревянным столиком сидела женщина с распущенными волосами. Изысканно одетая, но явно не по погоде – слишком легко, – холода меж тем, и это было видно, совсем не испытывала. Мило улыбнувшись, она жестом пригласила Пал Палыча присесть напротив:

– Вы присаживайтесь, Пал Палыч. В ногах правды нет. Ведь так? Вы же сами всегда и всем говорите эту фразу.

Неторопливо обойдя ограды, он подошел к женщине с распущенными волосами и сел напротив нее.

Женщина оказалась очень красивой с большими карими выразительными глазами, открыто и спокойно смотревшими на Остроголова. И не сказать, чтобы от нее веяло холодом – холодом, скорее, веяло от декабрьской зимы, – не сказать, что она была неестественно бледной, что ее красивые глаза источали зловещую роковую неотвратимость… Нет, ничего подобного. Неестественным было лишь ее летнее одеяние.

– А я вас все жду, жду… А вы все не идете и не идете. Не будь я такой морозостойкой, давно бы уже околела. На дворе-то, поди, не май месяц… Кстати, тоже часто повторяемая вами фраза. Не удивляйтесь, моя осведомленность говорит о том, что слежу за вами постоянно. Признаю: проявляю к вам повышенный интерес. Несравнимо больший, чем к остальным. И это тоже признаю.

– А явились за мной в лице Евгении Андреевны тоже из-за повышенного интереса? – подперев ладонью подбородок, Остроголов улыбался. Глядя на Женино лицо, он ощущал где-то в глубинах своего сознания неясную, пока еще не понятную ему радость. Вероятно, оттого, что может, наконец – пусть даже и при таких обстоятельствах, – увидеть это лицо ночью. Давно, надо признаться, ему не представлялся такой случай.

– А вы, наверное, думали меня увидеть не иначе как с косой и без мяса? Да? Это все больное воображение псевдогениальных живописцев. Им бы только детей пугать. На самом деле я существо удивительно коммуникабельное и глазу приятное. В людях силен мистический страх, поэтому они меня всегда отождествляют с покойниками. А это не так. Вот, вы, например, постоянно думаете о своей очаровательной Женечке. Так я вам и решила сделать приятное. А захотите подумать о своей бывшей жене – немедленно переменюсь. Понимаю, что подобные метаморфозы для вас не в новинку. Так все рано или поздно повторяется… И потом, вы, так тонко интуитивно чувствующий ситуацию человек: ну с чего вдруг решили, что я пришла за вами? Рано вам еще. Поживите.