Андрей Войновский - Врачеватель. Олигархическая сказка

– А зачем же вы пришли? – искренне удивился Пал Палыч.

– Да в том-то и дело, что нарушаю неписаный закон, – кто бы мог подумать, но на молодом красивом Женином лице появилось едва уловимое легкое волнение. – Я вообще-то, по идее, идеальный исполнитель и обязана быть нейтральной, как Швейцария. Но, как говорится, и на старуху… Естественно, я себя таковой не считаю… Ну, одним словом, скучаю по вас, Пал Палыч. Очень скучаю. Вот как тогда свела нас с вами судьба, так с тех пор и забыть не могу. Что и говорить, грешна, как все: питаю слабость к интересным неординарным людям. А уж тем более вы, господин Остроголов. Вы же у нас избранный. И вот результат: не выдержала да и приперлась раньше времени. Сижу и отнимаю у вас это самое время.

– Если я вас правильно понял: вы и есть мой самый настоящий, искренний, добрый друг. Ну то, что преданный – само собой, – сложно было понять, к кому именно сейчас обращался Пал Палыч: к самой Жене или к той, что приняла облик ее.

– Безусловно, – весело ответила женщина с распущенными волосами. – На этот счет у вас не должно быть никаких сомнений.

Они оба дружно, но не громко рассмеялись.

– Нет-нет, Пал Палыч, не спрашивайте меня про Сережу, – неожиданно серьезно заговорила она. – Я субстанция мимолетная. Всего-то между жизнью и жизнью. Скажем так. А вот вторгаться в те области, куда вам, людям, вход заказан, не следует. Лично вам, Пал Палыч, и так слишком много позволили. Одно вам могу ответить: туда явилась чистая душа и навряд ли надолго там задержится. И еще. Вы, конечно же, раскаиваетесь в том, что содеяли часом назад. Хочу предупредить: не тратьте понапрасну время. Вы не сможете повторить то, что когда-то вам удалось совершить в отношении жены. Вас этого дара лишили.

Последние слова Пал Палыч воспринял спокойно и даже, можно сказать, хладнокровно. Не меняя позы, он сидел за этим крошечным столиком, по-прежнему подперев ладонью подбородок, и, не отрываясь, смотрел на Женино лицо, словно выискивая в нем какие-то новые, совсем незнакомые ему черточки.

– Ну и, наконец, последнее, что мне хотелось бы вам сказать, дорогой мой миллиардер: человек обретает полное одиночество только тогда, когда он сам этого сильно захочет. Поверьте моим вечным наблюдениям за этим человечеством. А обстоятельства – это всего лишь палка о двух концах… Не знаю, к чему я вам это сказала? Что ж, до встречи, Пал Палыч.

Она не растворилась, она поднялась и медленно пошла прочь, обходя могилы, памятники, ограды, пока совсем не скрылась из поля зрения.

Посидев еще немного, встал и Пал Палыч. Он не спеша добрел до кладбищенских ворот и, выйдя через незапертую калитку, оказался на заснеженной аллее, где одиноко стоял джип черного цвета.

Откуда-то сбоку появился Николай и, подойдя к Остроголову, расплылся в своей добродушной широченной улыбке:

– Палыч, прости, но я не выполнил приказ. Ну не мог же я тебя оставить здесь одного среди покойников. Я понимаю: человеку иногда хочется побыть одному… Ты не думай, я не подглядывал.

– Ты только следил, – улыбнулся Пал Палыч. – Ну и как, заметил что-нибудь подозрительное?

– Никак нет, шеф. Ничего подозрительного. Ну что, поехали уже?

– Да, пора, пожалуй.

Старушка замолчала, шебурша тонким рябиновым прутиком эту, уже опостылевшую мне прошлогоднюю листву. Вероятно, она устала и ей захотелось немного передохнуть. Однако не исключено, что по какой-то причине просто расхотела продолжать мне рассказывать эту историю.

– Ну хорошо. А дальше-то что? – в нетерпении пытал я старушку. – Что дальше-то? Я так понимаю, это же не конец? Так ведь истории не заканчиваются.

– Истории, мой дорогой, заканчиваются по-разному, но у этой – ты прав – еще осталось небольшое продолжение, – не глядя на меня, невозмутимо ответила она. – Да, с тех пор Остроголов разделил свою жизнь как бы на две составляющих: днем работал как вол… Как одержимый. Строил дороги, клиники. А вечером, будто сумасшедший, мчался домой к своей приемной дочери. И так каждый день. Раза два в неделю обязательно находил время, чтобы съездить на могилу сына… Ну и чету Зямкиных навестить заодно. Их, как понимаешь, всех похоронили рядом. И Леню, кстати, тоже.

Несколько раз встречал на кладбище Лилю. Они почти не разговаривали, и ее уже заметная беременность то ли случайно, то ли осознанно была оставлена им без внимания. А она и не стала говорить ему об этом.

Пару раз навестил жену в монастыре, а вот с Филаретом так ни разу и не встретился.

Все бы ничего, – старушка достала из кармана потертой ветровки носовой платок и высморкалась с нескрываемым удовольствием, – только не было человека, который бы не сказал про него, что олигарх стал молчаливым, нелюдимым и каким-то сосредоточенно-замкнутым.

Его секретарь, Евгения Андреевна, не выдержав, уволилась и, насколько мне известно, с тех пор они не виделись. А вот Нина Сергеевна осталась с ним и была, пожалуй, единственным человеком, с кем Остроголов еще мог перекинуться парой не относящихся к делу фраз. Да и то, думаю, больше для видимости. Но скорее потому, что Лариска, его приемная дочь, не воспринимала Нину как соперницу.

– Да что ж это такое? – не выдержал я. – Взрослые же люди! Разве они не понимали, что это непростая девочка?

– Конечно же все все понимали, кроме самого Остроголова. А он богач и, значит, самодур. Куда против танка с лопатой? Вот и получилось, что эта девочка под самыми разными предлогами разогнала всю челядь. Кто сам ушел, а кто и с молчаливого согласия хозяина. Сия чаша не миновала даже Женю с Григорием. Правда, Гришу забрала себе водителем Нина Сергеевна, а вот Женя ушла. И только Серафима Яковлевна оказалась авианосцем непотопляемым.

– Я понял! – схватившись за голову, в порыве закричал я на всю поляну. – Это же она, сука гнилая, сообщила тогда, что Сережа повез баронессу в роддом. Она гадина!

– Ну это, к сожалению, не доказано, – в противовес моим эмоциям наша добрая замечательная рассказчица оставалась абсолютно спокойной. – И, по всей видимости, мы уже никогда этого не узнаем, но дом, еще недавно наполненный веселыми и добрыми людьми, стал каким-то холодным и пустым: Остроголов, дочь баронессы, от которой, кстати сказать, Лариса не отходила ни на шаг, словно в прошлой жизни ее лишили материнства, и сама Лариса. Новый год они встретили втроем, без наряженной елки, при задернутых шторах и выключенном телевизоре. Охрана при этом усилилась, но Николай старался общаться с хозяином только в рамках служебной необходимости… Так, кого мы забыли? Скрипченко?.. Ну, с этим вроде все понятно… В общем, с момента насильственного помешательства Игоря Олеговича прошло почти три месяца. Шла, по-моему, третья декада февраля две тысячи пятого года от Рождества Христова.