Банана Ёсимото - Она

И кисловатый, и солоноватый привкусы, казалось, проникли до самого мозга моих костей, уже не существующих в этом мире. Сёити расстелил для меня футон подле своей кровати, поскольку я решила лечь в его комнате. Полностью привыкшая к чи­стому воздуху этой местности, я приняла ванну, расслабившись, как у себя дома. Пейзаж из окна тоже казался мне глубоко родным, и звезды по-прежнему все так же сверкали далеко в небе. Ослепительно мер­цали, как в сказке.

Ни о чем уже больше не думая, я пребы­вала в очень спокойном, умиротворенном настроении.

После ванны я, читая книгу, лежала, уютно завернувшись в футон, когда Сёити босиком вошел в комнату и, лихо перемах­нув через мою постель, расположился на кровати.

— У меня такое ощущение, словно за мной ухаживают как за больным, — сказал Сёити, лежа на кровати в комнате с приглу­шенным светом единственной лампы.

— Эта разноуровневость постелей и впрямь напоминает уход за лежачим боль­ным, — согласилась я.

Так как в комнате Сёити пол был с подо­гревом, ногам стало немного жарковато, а во всей комнате установилась комфорт­ная температура.

— А все же, Сёити, ведь на самом деле ты наверняка не такой уж благородный и милый, да? Обыкновенный неловкий муж­чина. Это сон, и поэтому я привыкла к те­бе такому, каким я хотела бы, чтобы ты был в действительности, ведь так?

— Снова ты об этом сне! — неприязнен­но заметил Сёити. Видимо, он интуитив­но догадывался, что разговор будет груст­ный. — Однако я и впрямь задумываюсь над тем, почему рядом с тобой я вдруг ста­новлюсь таким добрым и заботливым. По­чему-то я не испытываю неловкости, не упрямлюсь, не зацикливаюсь на собствен­ных делах и интересах. Думаю, это, навер­ное, оттого, что на самом деле моя матуш­ка в некотором смысле наша общая с тобой. Мне кажется, что в действительности ее знали и понимали только ты и твоя мама.

— Еще раз повторю: маменькин сы­нок! — сказала я и рассмеялась.

Свет в комнате все еще горел, и мы из­редка поднимались с постелей, пили чай и болтали о всякой ерунде.

— Сёити, ты меня прости. Все-таки ме­ня нет в живых. Я уже умерла, — сказала я. Слова неожиданно слетели с губ. Мне представлялось, что сказать это будет го­раздо сложнее, однако они прозвучали лег­ко и печально. И голос на удивление звучал даже красиво.

— Что ты такое говоришь? Это даже ху­же, чем сон! — возмутился Сёити.

— В это невозможно поверить, правда? Но это так. Прости. Я призрак, и это все— твой сон.

— Этого не может быть! Мы ведь езди­ли на машине, ели, останавливались в оте­ле, встречались с людьми, разве не так? — не унимался Сёити.

А я продолжила:

— Понимаешь, вся эта кажущаяся ре­альность — на самом деле сон! И с Кодзима-сан тоже в действительности мы не встре­чались! Совершенно точно. Мне еще тогда многое показалось странным. Сад в клини­ке и сад в родительском доме — все смеша­лось: в одних и тех же местах совершенно одинаково цепляются веточки роз, посаже­ны одинаковые ломоносы... Я подумала, как это странно!

— Наверное, дело в том, что эти расте­ния встречаются повсюду, — улыбнулся Сё­ити. — А как насчет Кума-сан?

— Эта женщина обладает неординарны­ми способностями и поэтому наверняка по ходу нашей встречи должна была понять, что сама она попала в мир сновидений. Она из тех людей, которые могут проникать в этот мир и покидать его. Потому она, буду­чи человеком из реального мира, скорее всего помнит, что встречалась со мной. Ко­гда проснешься, попробуй спросить ее об этом. Ты действительно найдешь ее в том самом офисе, и окажется, что она помнит беседу с нами. Кто знает, возможно, это единственное доказательство. Доказатель­ство того, что мы провели вместе несколь­ко замечательных дней, — сказала я.

Наконец-то я поняла. Осознала, о чем говорила Кума-сан. Уяснила, почему она не могла тогда назвать причину, по которой тетя не забрала меня к себе. Еще бы, ведь как бы она забрала меня, если я умерла. Я выглядела такой счастливой рядом с Сёи­ти, и поэтому, наверное, Кума-сан решила пока сохранить все в тайне.

То же самое с тетей. Разве через Сёити она не говорила, что как-нибудь сможет встретиться со мной и что сможет заблуд­шую меня снова сделать той, кем я была прежде? А-а, так вот оно что... Вот почему мне ничего не говорили напрямую, вот по­чему я ничего не помнила. И еще все вокруг были так добры ко мне...

— Неправда! Этого не может быть! Ведь это место, где мы сейчас находимся, что бы ты там ни думала, — моя комната. И она реальная, — настаивал Сёити.

— Что ж, ладно. И все же ты меня про­сти, — отступила я.

— Ну, допустим даже, что мы с тобой встретились во сне. Почему же ты просишь простить тебя? Ведь ты ни в чем не винова­та, — улыбнулся Сёити.

— Я хочу попросить прощения за то, что впредь мы уже никогда не сможем быть близки и быть вместе, — всхлипнула я.

— Это слишком шокирует. Прежде поз­воль мне немного поразмыслить над тем, почему и зачем ты говоришь мне сейчас та­кое. Дело в том, что эти несколько дней для меня тоже были единственным счастливым периодом, с тех пор как умерла матушка, и я испытывал радость и порхал как во сне, — произнес Сёити.

— Поэтому все это сон... Я — сон, — по­вторила я. Все это было действительно не­легко, я запиналась и захлебывалась сло­вами: — Меня... моя мама... зарезала... убила. В той моей комнате. Пятно на сте­не — это моя кровь.

Я паковала вещи, когда до моих ушей стал доноситься страшный шум.

Я испугалась, что началась ссора или драка, и, так как это было очень хлопотным, сделала вид, что ничего не слышу, и продол­жила паковать вещи. Все это было в моих воспоминаниях. И то, что утром следующе­го дня я собиралась сесть в самолет и уле­теть на встречу с любимым человеком, — это тоже было на самом деле. В тот момент я решила, что неприятности внизу меня напрягают. Сделав музыку громче, я ждала, пока утихнет шум. Даже когда раздался не­понятный голос, похожий на папин крик, и стало слышно, как кто-то выбежал из до­ма, я продолжала игнорировать происходя­щее. Где-то в глубине души я понимала, что творится что-то очень серьезное, но ни за что не хотела думать об этом.

Затем я услышала, как кто-то поднима­ется по лестнице, и с облегчением подума­ла, что о моем существовании наконец-то вспомнили. В этот момент дверь, которая должна была быть закрыта на ключ, со страшной силой распахнулась, и на пороге появилась мама с совершенно чужим, иска­женным лицом и неживыми, ничего не ви­дящими глазами, как у куклы. Будто все происходило в фильме ужасов, в руке она держала окровавленный нож. И тут она не­ожиданно всадила его в меня.

В последнее мгновение я подумала, что этого не может быть, что в это невозможно поверить. Того, что случилось после, я уже не помнила. Где умерла, я не знаю. Воз­можно, в больнице.