Майкл Каннингем - Избранные дни

— Не знаю, откуда она здесь.

— Но она продается?

— Да, десять долларов.

Кэт помешкала в дурацком сомнении: если вещичка и вправду такая красивая, какой кажется, может ли она стоить так дешево?

— Я ее куплю.

Она дала женщине десять долларов и подождала, пока та завернет миску в газетный лист. Кэт подумала, что подарит ее Саймону. Она никогда не дарила ему ничего подобного; покупала только книги и однажды галстук, который вызвал его восхищение во время их совместного похода в «Барнис». Она никогда не дарила ему ничего, что отвечало бы ее собственным представлениям о красоте, ничего, чему было бы предназначено попасть в число тщательно отобранных трофеев, украшавших его жилище. У нее просто-напросто никогда не хватало на это духу.

Женщина положила покупку в старый пластиковый пакет из «Дуэйн Рид» и отдала его Кэт.

— Любуйтесь на здоровье, — сказала женщина.

— Спасибо, — ответила Кэт. — Постараюсь.

Выйдя из магазина, она услышала громкий стук копыт летящей галопом лошади. Кэт остолбенела. Вот она несется — несется на нее. Невзнузданная гнедая лошадь скачет по Бродвею. Казалось, сама земная ось пошатнулась. Происходило что-то страшное и невозможное в принципе. Но потом пошатнувшаяся было ось встала на место. Просто эта лошадь от кого-то сбежала. И все. Одна встречная машина шарахнулась в сторону, другая начала сигналить. Лошадь скакала по середине улицы, подковы высекали искры из асфальта. Спустя мгновение появилась патрульная машина, она преследовала беглянку, включив всю иллюминацию и сирену. Тут же где-то поблизости вроде есть конюшня? Конюшня, где содержатся полицейские лошади. Кэт укрылась в дверях магазина. Лошадь проскакала мимо. Она, бесспорно, была очень красива. Черная развевающаяся грива, лоснящиеся сильные бока. Древнее чудо, проскочившее границу между разными измерениями. Она не выглядела напуганной. Просто скакала. Патрульный автомобиль ехал за ней, мигая разноцветными огнями. Лошадь скакала, уходя от преследования.

Женщина из магазина вышла на улицу и встала рядом с Кэт.

— Ужас, — сказала она.

— Боже мой.

— Уже второй раз за месяц.

— Правда?

— Что-то их пугает, — сказала женщина. — Раньше ничего подобного не случалось.

— И чего, по-вашему, они пугаются?

— Чего-то такого в самом воздухе. Животные чуткие.

Кэт стояла рядом с женщиной и наблюдала, как лошадь исчезает из виду среди визга тормозов и автомобильных гудков, унося с собой цокот копыт и вой полицейской сирены. Что будет, когда она доскачет до Кэнал-стрит?

— Вы миску не разбили? — спросила женщина.

— Что? А, нет.

Кэт, оказывается, прижимала пакет с миской к груди, словно бы защищая ее или же, наоборот, в надежде, что та послужит защитой ей самой.

— Хорошо.

Женщина из магазина покивала — как если бы эпизод с бегством лошади был задуман исключительно ради того, чтобы лишить Кэт ее десятидолларового приобретения, и теперь женщина с удовольствием убедилась, что все обошлось.

Обе женщины видели, как лошадь остановилась. Столкновения не произошло. Лошадь остановилась у Кэнал-стрит, встала на дыбы. Полицейские высыпали из своей машины. Угол Бродвея и Кэнал-стрит, смешение людей и уличных огней, а надо всем этим мотается голова лошади. Глаза и зубы сверкают, тянущаяся из пасти струйка слюны кажется светящейся.

— Bay! — воскликнула Кэт.

— Что-то их пугает, — сказала женщина.

— Должно быть, — отозвалась Кэт.

В девять (может, это неправильно, может, подчеркивает ее зависимость от него — всегда появляться точно вовремя?) она поздоровалась с консьержем Джозефом и поднялась наверх. Саймон встречал ее в дверях квартиры. Он обнял ее, поцеловал в темя.

— Господи, — прошептал он. — Господи Иисусе.

— Кошмарная история, — сказала она.

Он усадил ее на диван, смешал ей коктейль. Она рассказала, что произошло. Он слушал, сосредоточенно нахмурив брови.

— Боже мой, — сказал он, когда она закончила.

— Видимо, все закончилось, — сказала она.

— Не может такого быть.

— В смысле, для меня закончилось. Оба мальчишки мертвы. Возвращаюсь к беседам с моими обычными полоумными.

— А со взрывами что? Будет расследование?

— М-мм… Много времени оно не займет. Два ненормальных ребенка по наущению террористов вступили в что-то вроде сговора. Узнали в Интернете, как смастерить простейшую бомбу. Непонятно, почему до сих пор не звонили их родители.

— По-твоему, почему?

— Не хотят верить, что это случилось с их детьми. Если позвонишь в полицию и там тебе подтвердят, что все именно так, то тут уже ничего не поделаешь. А если не звонить, можешь и дальше убеждать себя, что твои дети просто сбежали из дома.

— Думаешь, с ними плохо обращались?

— Не исключено. Но может быть, и нет. Иногда оказывается, что детство у моих клиентов было более или менее обыкновенным.

— Есть хочешь?

— Нет, я поела.

— Еще выпьешь?

— С удовольствием.

Он взял у нее бокал. У нее к горлу подступил ком, и она расплакалась. Вот только что не плакала — а мгновением позже уже ревет. Она рыдала громко, со всхлипами. Саймон обнял ее.

— Все хорошо, — сказал он нежно. — Все хорошо.

Она не могла остановиться. И не хотела останавливаться. Она вся отдалась плачу. Рыдания душили ее, мешали дышать — словно в глотку засунули камень, извлечь который можно было только слезами.

— Все хорошо, — повторял Саймон. — Все хорошо.

Наконец рыдания прекратились. Она затихла у него в объятьях.

— Извини, — сказала она.

— Ничего, ничего.

— Просто… просто я все испортила.

— Ничего ты не испортила.

— Дети звонили мне, а я им не помогла.

— Все хорошо.

Она помолчала, решая, рассказать или нет, что черный ребенок принял ее за белую. И решила не рассказывать. Она понимала, что его утешения не будут ничего для нее значить. Подумала, что обязательно расскажет ему об этом когда-нибудь потом — ради того, что называют «близостью», — сейчас же она измотана, ее беспокоят совсем другие вещи, говорить об этом сейчас было бы неискренне, да и непросто.

Вместо этого она сказала:

— Боюсь, я не смогу больше этим заниматься.

— Тебе надо поспать.

— Знаю. Но утром, по-моему, ничего не переменится.

— Поживем — увидим.

— Наверно, мне придется поискать другую работу.

— Там посмотрим, ладно?

— Хорошо… Ой, у меня ведь для тебя кое-что есть.

— Да?

— Подожди минутку.

Кэт встала, но ноги слушались ее не очень хорошо — она успела немножко захмелеть. Достала из сумочки миску, протянула ему.

— Не успела покрасивее упаковать, — сказала она.

Он вытащил миску из супермаркетного пакета, развернул газету. И вот она — у него в руках. Да, и вправду чудесная вещица. Это стало особенно ясно здесь, в его квартире, куда допускались только редкостные и чудесные вещи.