Василий Логинов - Шаговая улица

- Но прежде ты должна узнать свое истинное родство.

"Спасибочки. Я -то уже знаю, кто была та женщина в капюшоне".

- Ты, Лана, валькирия.

Чуть поодаль, полукругом, стояли все кикиморы и лембои.

"Они похожи на те маски у Визионавия. Ряды пустых дырок на бугристой, черно-желтой глине".

- Лишь валькирия может выдержать излучение Цеппелина.

Спиной Лана чувствовала приятное тепло.

Еле различимое мурлыкание донеслось из первых рядов окружающей Цеппелин толпы.

Лана повернула голову - слезным блеском среди монотонных рядов темных отверстий выделялись четыре глаза. Два принадлежали лембою с оранжевым пятном на щеке, и два - кикиморе с покрытыми пепельной корочкой губами.

"Молодец! Он все-таки научился".

- И лишь валькирия может летать. Летать - вот истинное предназначение валькирии. И ты наконец-то будешь летать. Скоро, очень скоро. Ха-ха-ха!

Чесучовое пальто плотно облегало фигуру Его Пуэрперальности. Ткань словно слилась с телом Чаромута, и снизу казалось, что на постаменте стоит небольшая ракета, готовая к старту. А широкополая шляпа - это локатор, улавливающий космическую мощь, изливающуюся на властителя лембоев и кикимор.

- Летать, конечно же, летать... Но отнюдь не бессмысленным свободным полетом, отличающимся шараханьем в разные стороны, а выверенным и точным, завершенным и сконцентрированным, круговым движением.

"Пропала, исчезла его водянистая влага... А вдруг я ошиблась? Вдруг у него все-таки правильная формула? "

- Полету твоему придаст совершенство центробежная сила. И включится Центрифуга, и завращается Цеппелин, и полетит внутри него Лана. Но полетит она по кругу против часовой стрелки! Ха-ха-ха! Да-да, я раскручу Ледовый Цеппелин против часовой стрелки, и создастся внутри него сила тяжести, ровно в пи число раз превышающая земную! А потом я трижды прочту формулу Мастера Йока! И тогда эманации творчества, накопленные в надсферах, освободятся и, смешавшись с потенциалом всеобщего хаоса, перейдут ко мне! И Пуэрперальность стократ усилится! И придет ко мне власть над творческим процессом человечества! И явится живой Бого-знак творческого антивремени! О, Шиликун!

"Неужели все зря? А Дезидерий? А остальные? Неужели интуиция меня подвела? Нет, нет! Нельзя поддаваться!"

Лана опустила глаза и увидела, что шпоры на ее сапогах движутся.

Так медленно колеблются бабочки, разноцветным ковром собравшиеся в жаркий полдень на почве у ручья. Они опускают свои микроскопические хоботки и впитывают воду, а кружевные страницы их крылышек лениво смыкаются и размыкаются, пока продолговатые перетянутые тельца утоляют жажду.

И наблюдая за перемещениями тонких золотистых лопастей шпор, Лане почувствовала нужную букву.

"Полукружья плавные, как контур крыльев бабочек, почти готовые к смыканию, надо только повернуть... Так ведь это была буква "з"! Она правильная! Ведь именно ее чертила мать валькирия! Никакое не "э"! Должно быть "з, з, з" много раз"...

А Купр-Чаромут уже заканчивал свою речь.

- Число пи - вот граница твоего вращательного полета. И границу эту определил знак Шиликуна. О, Шиликун, явись Рождеством Бого-знака!

Лембои толкнули Лану назад, она провалилась сквозь стенку Ледового Цеппелина и очутилась в тесной каморке, окруженная зеркалами.

В этих зеркалах не было ее собственных отражений, а мелькали лишь какие-то скругленные зигзаги, похожие на переливчатых сине-зеленых дождевых червей. Толстые эти черви задергались, на них появились желтые пояски, они начали изгибаться, заплясали, сложили хоровод концентрических окружностей, затягивая девушку внутрь...

Снаружи Купр-Чаромут достал пергамент с формулой.

И нажал кнопку пуска Центрифуги.

Ледовый Цеппелин, прикрепленный ажурной штангой к электрическому мотору, начал равноускоренно вращаться.

Купр-Чаромут внимательно следил по карманному приборчику за изменением силы тяжести внутри Цеппелина.

Когда стрелка измерителя приблизилась к числу пи, Предтеча Шиликуна глубоко вдохнул и приготовился прочитать формулу.

Но в этот момент капсула омегаплана бесшумно разломилась надвое. Как будто бы поперек раскрылся большой дорожный баул. Половинки ее образовали рядом с постаментом большие рупоры, направленные на Ледовый Цеппелин, продолжавший со свистом рассекать воздух.

18

В коридоре Моргалия звучала музыка.

Ее медленно разжимающаяся пружина подхватила Громоздкого, Дезидерия и Мотляра, обняла, разместила по одному между своими пока еще не окрепшими спиральными витками и, еще до проявления неизбежной гармоничной упругости мелодичного стержня, предписанной законом сочинения этой пьесы, мягко подвела к полуотворенной двери.

"Болеро. Равель, - отметил Громоздкий, - но почему-то сильно плывет звук".

Когда они гуськом вошли в комнату, то стало ясно, почему болеро звучало так необычно - кто-то играл пьесу на баяне.

- Заходите, рыцари самоотречения.

Старик в капитанской фуражке, сидевший на стуле, перестал перебирать кнопки и клавиши и положил руки сверху на меха. У ног его желтел распахнутыми внутренностями футляр от баяна.

- По-разному вы прошли становление. И гало было у каждого из вас соответствующее... Кто-то имел дело с рыжим воином-карликом, кто-то с одетыми философствующими животными, а кто-то в распавшейся мозаике нашел единственный цвет и движения источник... Но сейчас важнее то, что будет. Двое из вас приобретут больше, чем один потеряет. И лишится один любви, а другой продолжит летный род. Найдется то, к чему стремление томило, но ремесленное исчезнет. Но лишь к одному из вас вернется гало, и пребудет ноша вечно с ним...

"Может, зря?" - Мотляр вспомнил про выплюнутый конский каштан.

Старик, чуть касаясь, провел пальцами по складкам мехов, и на свет появились три одинаковые пергамента с фиолетовыми буквами.

- Вот, что осталось сделать. Формулу хором должны прочитать три рыцаря самоотречения. Только в этом случае она подействует. Громко и отчетливо читайте сюда.

И он показал на раскрытый футляр, лежащий на полу.

Громоздкий, Дезидерий и Мотляр подошли и взяли каждый по плотному кусочку пергамента. Потом они встали на колени перед футляром и наклонились.

Старик опять начал наигрывать.

И, вместе с товарищами под болеро вслух перебирая письменные знаки, Громоздкий краем глаза заметил, как в желтых глубинах футляра мигнул своим красным пятном Юпитер, а потом кирпичная поверхность Марса сложилась каналами в суровое лицо, и на коричневатом морщинистом диске Венеры заструились светлые полоски, линии на диске планеты любви стали уширяться, захлестываться, менять свой цвет, появилась ворсистость - и вот уже перекрученные желтые галстуки образовали шевелящиеся стенки бесконечного слухового хода, поглощающего, удерживающего и увлекающего хором произносимое рыцарями...