Юрий Алкин - Мат

– Справился, – уважительно сказал Дэн. – А я думал, с этими двумя блинами не потянешь.

Алекс оглянулся на массивную штангу. Парень на соседнем тренажере взирал на нее с заметным уважением. Впрочем, было неясно, относилось ли оно к штанге или же к двум внушительным фигурам, беседующим возле нее.

– Ничего, – сказал Алекс, медленно поводя необъятными плечами. – Даже легче, чем я думал. В следующий раз еще навесим.

Дэн кивнул.

– Давай-давай. Только зря это.

– Опять ты за свое?

– А то. Ну зачем оно тебе там надо? Ты ж сюсюкаешь весь день.

Алекс поморщился.

– Ну уж… сюсюкаешь.

– А то. – Дэн начал загибать толстые, как сосиски, пальцы. – Начальник? Начальник. С клиентами говоришь? Говоришь. Послать хоть одного можешь? Не можешь. Вот и говорю – сюсюкаешь. А мышцу накачал – будь здоров. Пропадает добро. Шел бы к нам.

– Что я у вас не видел? Пьяных придурков разнимать?

– Зачем пьяных? Сам знаешь – и без всякого буза бывает. Тогда интереснее только. Вчера вон трое из-за девки толкаться стали. Девка – первый класс, – Дэн причмокнул и мечтательно возвел глаза.

– Да вам же их трогать нельзя.

– Но смотреть-то можно.

Алекс улыбнулся: Дэн был как всегда непосредственен.

– Она с хахалем пришла. Танцевали себе, жались – все как надо. А там два бобра. Серьезные такие, почти как ты. Я их сразу приметил – такие только за тем и ходят. То да се… Звать стали, один руки вроде как распустил. А хахаль тоже не дурак – в кармане не одни спички носит. Как пошло…

– Ну а ты?

– А че я? Подошел, понимаешь, взял, – Дэн вытянул перед собой бугристую ладонь с растопыренными пальцами и резко сжал огромный кулак. – Хахаль-то сразу усек, в чем дело. Ничего, нормальный парень оказался. А бобры того, тормознули. Ну а мне что? Мне того и надо. Короче, ребята когда набежали, их уже только выносить можно было.

– Здорово, – серьезно сказал Алекс.

– А то. Вот так у нас. А ты ж у себя там киснешь, небось.

– Да нет, ничего пока.

– Так зачем антураж весь? – Дэн любил щегольнуть красивым словом.

– Во-первых, приятно. Чтоб не киснуть. А во-вторых, – Алекс усмехнулся, – помогает.

– Да чем оно тебе помочь может? Вы ж там треплетесь с утра до вечера.

– А это не важно, чем заниматься.

– Как не важно?

– А так. Вот ты, например, у своих ребят вроде тоже как начальник?

– Ну?

– Уважают они тебя?

– А то. Попробовали б не уважать.

– А если бы ты в два раза меньше был?

– Скажешь тоже, – хохотнул Дэн. – А как бы я работать мог?

– Ну, скажем, карате, айкидо там всякое. Спец был бы, короче.

Дэн почесал подбородок.

– А, ну это тоже неплохо. Только очень хорошо уметь надо. А то как припечатают вместе со стойкой и блоком – и киякнуть не успеешь. Но если умеешь, можно. Рэнди вон у меня – что надо парень. А мне до плеча.

– Значит, можно меньше быть и все равно у вас работать?

– Можно, ясно дело.

– Так вот если бы ты был как твой Рэнди, крутой, но поменьше, хорошо было бы?

– Что ж хорошего? Лучше чтоб сразу видели. Тогда и до дела не всегда доходит.

– И ребята уважают?

– А то.

– А кого больше уважают, Рэнди или тебя?

– Меня, конечно. Я ж главный. Да Рэнди и похлипче будет.

– А делать может не меньше.

– Да какая разница, что он может? Вида у него такого нет.

– Антуража не хватает?

– Рубишь.

– Видишь? Хорошо начальнику антураж иметь?

– Да что видишь-то? У меня ж работа такая. Алекс улыбнулся.

– Ладно, не важно. Пойдем, приседать пора.

Они неторопливо направились в другой конец зала. Даже в этом помещении, полном рельефных мышц, на них оглядывались.

– Подходи к нам в четверг, – сказал Дэн, пока они нагружали штангу. – Сто лет уже не заглядывал.

Алекс покачал головой.

– Не могу. На курс уезжаю.

– Какой курс?

– Да так… начальствовать учить будут.

– А тебе оно надо?

– Не особо. Но поехать стоит. Большие люди послали. Дэн понимающе кивнул.

В долгожданной тишине кабинета Джоан позволила себе на минуту расслабиться. День выдался тяжелый. Да еще это увольнение под конец. Стюарт, конечно, еще зелен для таких дел. Перед ним сидит двухметровый детина с каменной челюстью, которому уже сто раз говорили, что надо работать, а не бездельничать. Сидит и прямым текстом сообщает, что никуда уходить не собирается, так как его, видите ли, заранее не информировали. Это притом, что ничем, кроме своего роста, баса и нахальства, он это заявление подкрепить не может. И рохля Стюарт вместо того, чтобы завершить разговор и указать нахалу на дверь, начинает что-то мямлить, ссылаться на неудовлетворительные результаты, едва ли не просить прощения и вообще вести себя, словно нашкодивший пятиклассник. И приходится брать все в свои руки, отбрасывать в сторону сочувствующую мину и устраивать этому двухметровому халтурщику нагоняй.

Впрочем, чего уж там – именно на случай такой ситуации и надо было там сидеть. Со Стюарта много не спросишь – в начальниках без году неделя, пухнет от гордости и шарахается из одной крайности в другую. То он на подчиненных шумит, как паровоз, то он к ним подлизывается. Учиться ему еще и учиться. Ничего, уволит еще парочку и привыкнет. А может, и нет – мягок он слишком. Ладно, там посмотрим. В крайнем случае, через год станет одним начальником меньше.

А детина-то разинул рот, когда услышал, как с ним разговаривают. Он к такому обращению не привык. И тем более, от нее ничего подобного не ожидал – до этого ведь только иногда в коридорах виделись. А там она всегда милая, приветливая и совершенно безобидная. Настолько милая, что они все ее в своих курилках иначе, чем «наша Барби», не именуют. И шушукаются при этом, конечно, не только о голубых глазах. Поэтому, когда взгляд такой Барби вдруг становится холодным и твердым, а с милых губок слетает замечание, что думать надо было раньше, это производит определенный эффект.

Детина все-таки хоть и дурак, а понял, что теперь уже лучше не спорить, быстро тон сменил на уважительный и начал говорить о детях, которых кормить надо. Да что тон – через две минуты он уже оправдывался и просил Стюарта (нашел, к кому взывать!) изменить решение. Дурень, он даже не понимает, кто его уволил. А когда в конце она решила снова подпустить немного сочувствия и участливо побеседовала с ним о семье, он вообще растаял и смотрел на нее, как на союзника. Правильно – врагов надо всегда выбирать самой. Пусть в детининой памяти плохим останется его рохля-начальник. О ней же он будет теперь вспоминать с восхищенным уважением.

А потом после прощаний был момент, когда он и Стюарт вдвоем стояли и смотрели ей вслед. О чем они в этот момент беседовали – и беседовали ли вообще, – это неизвестно, а вот то, что смотрели, как два барана, – это точно. Все они одинаковые. Что недалекие подчиненные, что увольняющие их начальники. Мужики они и есть мужики…