Израиль Меттер - Среди людей

— Почему же не представляю? — улыбнулся Коташев. — У меня тоже когда-то была семья… Я совмещал. И мне даже удалось воспитать дочь.

— Вы учитесь? — спросила вдруг Варя у Ани.

— Учусь.

— Простите, где?

— В институте иностранных языков.

— А-а, — протянула Варя. — Ну, отец, я побежала… Проводи меня, пожалуйста, до дверей.

Кивнув Ане, она вышла из комнаты. В коридоре Варя вдруг заплакала и сказала Коташеву:

— Папа, ты смешон!

Он испугался, что в комнате будет слышен их разговор, и умоляюще замахал руками. Не вытирая слез, Варя хлопнула дверью и вышла.

Сгорбившись, Коташев постоял в коридоре. Когда он вошел в комнату, Аня была в туфлях и в пальто,

— Мне пора домой, — сказала она.

Он оделся и проводил ее до дому, говоря по дороге о пустяках.

В эту ночь он совсем не спал. Злости на Варю не было, и это его удивляло. Его мучило ощущение, что он долго перед кем-то притворялся, а сейчас понял, что притворялся. У него и раньше бывали короткие периоды, когда он сам себе надоедал: надоедали собственные привычки, даже собственный голос и манера разговаривать. В такое время он чувствовал себя хорошо только в клинике, на работе: там он не имел права распускаться. Его поддерживало в клинике уважение товарищей к нему и ощущение собственной необходимости.

Ранним утром — на улице еще была предрассветная мгла — Коташев поднялся, долго, медленно брился, выпил черного как деготь чаю, выкурил первую, утреннюю папиросу, от которой сладко закружилась голова, и пошел пешком в клинику.

Оттепель за ночь усилилась, улицы совсем развезло, приходилось идти балансируя руками, и эти усилия отвлекали его. Он шел наиболее длинным путем, выбирая любимые улицы. Стены домов были покрыты тоненькой корочкой льда. У Летнего сада, против Инженерного замка, проходя по короткому мостику, украшенному воинскими доспехами, Коташев вспомнил, как зимой сорок первого года он с трудом, задыхаясь и останавливаясь, взбирался где-то здесь на пригорок. Сейчас, оглянувшись, он поискал этот пригорок, но не нашел его. Не было его и тогда: сил было мало — вот в чем дело. На Кировском мосту горели желтым светом фонари, вокруг них, как в бане, курился туман. Нева была разворочена: по ней ходил маленький разозленный пароходишко, ломая лед…

В клинике он надел в своем кабинете белый халат и круглую шапочку, просмотрел истории болезней, приготовленные дежурной сестрой, и сделал пометки в своем блокноте для выступления на утренней конференции. Затем он вошел в палату, где лежали два послеоперационных больных. Юноша повернул к нему на Подушке голову и, улыбнувшись, тихо сказал;

— Я спал хорошо, доктор…

Коташев ответил громко и приветливо:

— Вот и прекрасно, дружок.

Взяв руку больного и нащупывая пульс, Николай Иванович подумал с такой силой, что чуть было не прошептал: «А все остальное не имеет значения…»

Он повторял про себя эту фразу и в перевязочной, и в палатах при обходе, хотя уже ясно понимал, что сегодня же вечером он непременно позвонит Ане и нет на свете сил, которые могли бы остановить его…

Директор совхоза «Труд» Алексей Михайлович Нилин торопливо прошел в контору и заперся у себя в кабинете. Через тонкую фанерную дверь до Лели доносилось, как он вертел ручку телефона и кричал:

— Алло! Лихачево? Дайте эмтээс!

Сперва в конторе было слышно, что Алексей Михайлович узнает у главного агронома, начали ли они бороновать, потом голос Нилина стал беспокойным, а под конец он долго слушал молча.

Повесив трубку, Нилин открыл дверь и спросил:

— Где Вася?

— Если проспавшись, то под машиной, — ответила Леля, размешивая в чугуне мел.

— Позовите его, пожалуйста, ко мне.

Она нехотя разогнулась. Проходя мимо сдвинутого с места конторского шкафа, Леля мельком посмотрелась в стекло, поправила закапанную мелом косынку и вытерла белый нос.

Вася сидел у сарая на корточках возле своей машины. В одной руке у него был гаечный ключ, в другой — кружка с молоком.

— Похмеляешься? — со злостью спросила Леля. — Иди, тебя директор зовет.

Бросив гаечный ключ, Вася залпом, громко глотая, допил молоко и пошел за Лелей. Ее высокие резиновые боты укоризненно чавкали по грязи.

— Ну чего ты? — тянул Вася. — Чего злиться-то? И обязательно если пью, то с лохмелья…

Она вдруг повернулась к нему так неожиданно, что он, столкнувшись с ней, зашатался и взмахнул руками, чтоб не упасть.

— Посмотрел бы на свою морду, — сказала Леля. — Урод! Нос от водки синий, губы бледные…

— Это ж, Лелечка, они от молока бледные, — улыбнулся Вася. — А нос нормально синий со свежего воздуха: сегодня ж с утра два градуса выше нуля…

Он протянул к ней руку, но Леля, не в силах смотреть в его зеленые, смеющиеся и окаянные глаза, побежала к конторе. Когда он вошел, она уже стояла на табурете и изо всех сил водила помазком по стене.

В кабинете директора пахло отсыревшей штукатуркой. Воздух был теплый, парной от закрытых окон. Телефон стоял на полу, мебель еще не протерта после ремонта.

— Как дела? — рассеянно спросил Нилин.

— Дела идут, контора пишет, — ответил Вася.

— Жалуются на тебя, Василий, — вздохнул директор. — Просил тебя зоотехник колья отвезти в лагерь для поросят?.. Бидоны отказался возить? Уж такой пустяк — воду для коровника и ту не привез!.. Прямо не знаю, что с тобой делать!

— Выговор можно, — подсказал Вася.

— А поможет? — спросил директор. — Я тебе за прошлый квартал два раза давал. Ведь у тебя, Вася, душа неплохая, ты и за машину болеешь, и налево редко ездишь, а воспитываться не любишь…

Голос директора звучал мягко; у Алексея Михайловича был тенорок, и порой казалось, что он вот-вот запоет. Вася стоял понурив голову, скучно пережидая,

— Давай уж так, Василий, — попросил директор, — чтоб в последний раз. Заявление зоотехника я порву и объясню ей, что ты осознал. Устраивает тебя?

— Мне что? — сказал Вася. — Лишь бы вам.

— Теперь вот какое дело, — мягко продолжал директор. — Мне из эмтээс сообщили, что в район приехали два товарища. Один как будто из министерства, а другой — корреспондент «Орловской правды». Они хотят заглянуть к нам. А тут, как на грех, дорога раскисла. — Нилин посмотрел Васе в лицо и сделал паузу. — «Победа», понимаешь ты, никак не проедет, Я уж рекомендовал им заглянуть в Дивенский совхоз, но они хотят к нам…

— С чего это им приспичило? — спросил Вася. — Мы ж не передовые…

— В том-то и штука, — улыбнулся директор. — Год никого не было, а тут нате вам. И, главное дело, дорога раскисла. Мимо Дубков совсем не проехать…

— На «победе»? — презрительно усмехнулся Вася. — Да «победа» ихняя как от Лихачева отойдет, сразу сядет на мост. Там снег с грязью, а в колеях воды по пузо.