Наташа Нечаева - Куршевель. Dounhill. Записки тусовщицы

– Даш, – вырвала меня из плена философского осмысления действительности племяшка, – мне показалось или это на самом деле был Максик?

– Показалось, – махнула рукой я. – Откуда тут взяться Максику? Кто его пустит? Видела же – «Private possession», «Dangerously! A malicious dog!».

– Видела, – кивнула Юлька. – А вчера с цыганами?

Этот наивный детский вопрос заставил меня взглянуть на ситуацию по-иному. Действительно, каким-то образом этому провинциальному выскочке удается просачиваться на все закрытые куршевельские мероприятия.

Первый вопрос: как? Второй: зачем?

Со вторым вопросом мой мозг справился быстро. Ответ нашелся в объяснении самого Макса. Не зря же он столько раз убеждал меня, что я ему безумно нравлюсь. Вот и таскается за мной по всему курорту.

Стоп. Но ведь мы и сами не знали сегодня, что окажемся здесь. А про MegaVille Party, наоборот, знали, но там его не было! Значит.

– Даш, сходи, поищи его, – попросила Юлька. – Он же все-таки вчера меня спас, а я его даже не поблагодарила.

Понятно. Очнувшаяся принцесса ищет своего спасителя – прекрасного принца, исчезнувшего по причине природной скромности.

– А как ты его благодарить собираешься? – поинтересовалась я. – Денег дашь? Благодарность объявишь? Медаль на грудь повесишь?

– Денег у нас с тобой мало осталось, самим надо, да он и не возьмет, – рассудила Юлька. – Медали у меня никакой нет. Хоть спасибо скажу.

– Спасибо? Очень благородно, – одобрила я. – Ладно, пойду поищу.

Народу в холле заметно поубавилось, видно, часть утопленников отправилась на просушку. Вышедшие сухими из воды аквалангисты кружились в вальсе с русалками, подхватив их сверкающие хвосты. Зрелище было диковатым, но красивым.

Посередине речного русла группа вполне одетых мужчин напряженно следила за чем-то, происходящим в воде. Ближний к берегу, супруг недавней белужки и по совместительству главный казиношник бывшего СССР, громко и раздраженно что-то кричал.

Я приблизилась.

– Лиза, вылезай, хватит плескаться в этих помоях!

Синяя речка и впрямь вполне отвечала этому непрезентабельному определению: куски хлеба ноздревато пенились по поверхности, там же плавали банановые шкурки и кожура от мандаринов. Среди всего этого продуктового изобилия, игриво смеясь, выкобенивалась блондинистая Белужка. Взбаламученная шустрыми ногами вода поднимала со дна пузырьки черной икры, недоеденные куски ветчины, зеленые кружки огурцов.

– Лизка, вылезай, – поддержал товарища по утехам Леха-хозяин. – Сейчас воду спускать будем. Все засрали!

– Нет, – Белужка снова взбрыкнула ногами, подняв веер пищевых отходов, – не вылезу! Ловите меня как рыбку, сетью.

– Ну все, Леха, ты попал, – грустно доложил рыбий муж. – Ее теперь только трактором оттуда вытаскивать. Сама не выйдет.

– А сейчас тендер объявим! – нашелся Леха. Взял со стола микрофон. – Люди! Мужики! Кто хочет получить медаль за спасение утопающих?

Ответом было подозрительное молчание.

– Неужели оскудела земля русская на героев? – вопросил хозяин.

– Леха, у тебя тут что, российская территория? Неужели все-таки смог себе экстерриториальность выкупить? – изумился казиношник. – Как удалось? Сколько дал? Ну ее, Лизку, сама вылезет, как замерзнет. Пойдем, расскажи!

– Медаль покажи! – потребовала певица Набокова.

– Какую медаль? – уже успел забыть Леха.

– За спасение утопающих! Хочу медаль! Раз народную артистку не дают, буду народным героем! Показывай!

– Я тебе ее так подарю! – Хозяин, видно, смекнул, что, если рядом с Белужкой в воду плюхнется еще и бывшая княжна, войны миров не миновать. – Сейчас Лизку вытащим и подарю.

– Я не хочу просто так, – заупрямилась певица. – Я хочу Лизку спасти. Давай ты первый спрыгнешь, ее голову под воду сунешь и подержишь, а когда она задыхаться начнет, я тебе по морде дам и Лизку спасу.

– У меня еще есть медаль за отвагу на пожаре. Хочешь? Сейчас костер жечь пойдем! А эту, за утопающего, я уже обещал, извини!

Певица обиженно вильнула бедрами и пошла к столам – ждать обещанного пожара.

– Лизка, ты вылезешь или нет? – взъярился супруг. – Леха, пускай в речку кипяток. Сварим из нее уху к едрене-фене!

– Черт, хоть сам лезь, – выругался хозяин. – Есть тут кто-нибудь нормальный? Десять тысяч даю плюс к медали!

Сказано это было, однако, довольно тихо, видно, чтобы вновь не возбудилась бывшая княжна.

– Я готов, барин! – встал перед хозяином служка в красном кафтане, с рыжей, торчком, бородой.

Макс. Снова он!

– Давай! – обрадовался Леха. – Только не сильно там, чтоб синяков не осталось.

– А я еще столько же добавлю, если ты ее часа на два займешь, – шепнул рыбий муж.

Макс широко перекрестился, сорвал шапку и прыгнул в воду.

– Ах, – дугой изогнулась Белужка, – а где твои сети, рыбак?

– Сказка о рыбаке и рыбке, – почесал нос удовлетворенный супруг.

– Так вот же они, рыбацкие сети! – провозгласил спасатель, срывая с мускулистых плеч кафтан и накидывая его сверху на Белужку.

Рыбка затрепыхалась, забилась, испуская предсмертные стоны. Макс легко обернул ее кафтаном, взвалил на плечо и вылез из помойного месива. Белужка сделала вид, что находится без сознания.

Макс остановился возле казиношника и хозяина, обрадованно чокающихся за счастливое спасение утопающей.

– Барин, ручку позолотите? – раскрыл ладонь он, видно вспомнив вчерашний цыганский набор обязательных словосочетаний. – Десяточку сулили.

– Димон! – крикнул хозяин. – Чирик спасателю!

– И за меня отдай, наличмана с собой нет, – попросил белужий спутник.

– Димон, два чирика!

Макс, с драгоценной рыбиной на плече, важно удалился в сторону заслуженного вознаграждения.

Я обалдела. Вот так, значит, да? То Даша-Даша, любовь-морковь, а то первую попавшуюся шлюху из канавы вытащил и.

Разозленная, я вернулась к Юльке.

– Не нашла? – уныло спросила племяшка.

– Нет, – соврала я. – Наверное, нам с тобой показалось.

– Жалко. А где же он тогда? Ведь не пришел, не позвонил.

– Юлька, а на что ты после вчерашнего рассчитываешь? – жестко оборвала я племяшкины стоны. – Он тебя что, у насильников отбил? Или, может, тебя похитить хотели? Конечно, как порядочный мужчина, он не мог поступить иначе, но вряд ли после этого у него сохранились к тебе какие-то чувства.

– А я прощения попрошу! Я все объясню! – загорячилась Юлька.

– Не трудись. Мужчины такого не прощают, – веско обрубила я ее надежды.

Другой служка, в таком же кафтане и шапке, но без бороды, принес сухую Юлькину одежду.

Мы немножко пошатались по холлу, перекидываясь любезностями со знакомыми. Подошли к речке. Арена недавней вакханалии изменилась до неузнаваемости. Сама речка словно бы ушла под землю, а на месте синей воды зеленела широкая зеленая тропинка. Я тупо разглядывала удивительную метаморфозу, соображая, как и когда успело зарасти речное русло, да еще так аккуратно. Тайком наклонившись, будто поправляя туфлю, я сорвала травинку, размяла ее пальцами и нюхнула. Стебелек оказался вполне живым и пах влажной свежестью…