Луи де Берньер - Война и причиндалы дона Эммануэля

Даже Аурелио не знал наверняка, что здесь раньше было. Остались только массивные стены, с четырех сторон огораживающие холм. Люди окружили их, гадая, для чего эти камни появились в поднебесной пустыне; стены словно и говорили только – нет места на земле, где никто не побывал. Камни всевозможных форм, многоугольные и ромбовидные, были подогнаны так точно, что Франческа не смогла просунуть между ними нож.

– Просто идеально! – воскликнул дон Эммануэль. – Как же они этого добились, без железных-то инструментов?

Аурелио улыбнулся:

– Здесь вообще инструменты не использовали. Камни и так совпадали точь-в-точь.

– Как это? – спросил Педро. – Таких камней не бывает.

– Мы знали травы, что размягчали камни и делали их податливыми, как глина, – ответил Аурелио. – И знали другие травы, от них камни затвердевали. Вот поэтому они так подогнаны.

– Не верю, – сказал дон Эммануэль. – Это невозможно.

Аурелио растолок листья коки в бутылке и пососал – так старый француз покуривает трубочку.

– Если считаешь, что невозможно, никогда не узнаешь секрета. Будешь вечно мыкаться с железяками, и все равно получится хуже. – Он положил руку на камень и нежно погладил. – Мы знали секрет Камня. Вам его никогда не узнать.

– У нас и из глины получаются славные дома, – нашелся Серхио. – Что толку превращать камень в глину, когда глина сама по себе глина?

– Каменный дом простоит дольше, – сказал Аурелио. – Он надолго переживет строителей.

– Так чего ж тогда индейцы живут в грязных хижинах? – спросил Хекторо.

– Секрет утрачен. Наших жрецов и знать, кому он был известен, убили во имя бога, который пожелал нашего золота и серебра. Мы всё проиграли цивилизации. Эти камни подобны телу, что медленно истлевает, когда улетел дух, а оставшиеся из нас – точно волосы, что еще растут у покойника.

– И этому я не поверю! – Дон Эммануэль хлопнул по спине опечаленного индейца. – Те из вас, кто остался, – точно последние семена срубленного дерева-великана. В земле, из пепла сожженного старого дерева, они вырастут в новые большие деревья.

– Семена далеко разбросало, – ответил Аурелио. – Они прорастают, только леса не получается.

– Придет черед и этих деревьев разбрасывать семена, они засеют все вокруг, и будет лес.

Лицо Аурелио осветилось надеждой:

– Хотелось бы. Но вырастет лес или нет, секрета камней мы все равно не узнаем.

– Придется из глины строить, – успокоил Серхио, и все рассмеялись.

В конце долины следовало выбрать дорогу: двигаться прямо по ровному ответвлению, спускаться по левому или подниматься к снегам справа.

– Федерико говорит, нужно идти наверх, – сообщил Серхио возглавлявшим колонну.

– Стало быть, он ошибается, – сказал дон Эммануэль. – Видно же, эта дорога приведет к леднику и оборвется.

Спор уладили, решив, что дон Эммануэль и Аурелио поднимутся к леднику, разведают дорогу и, если доберутся до вершины, глянут, что впереди.

Они связались веревкой, а дон Эммануэль, ко всеобщему недоумению, снял с мула кожаный мешок. Оба понимали, что подъем будет крайне опасным и совершенно бессмысленным: и речи нет о том, чтобы поднять туда скотину; тем более очевидно, что ледник пролегал по очень узкому гребню меж двумя вершинами, и, возможно, по обеим его сторонам пропасти.

Убежденные, что рискованная экспедиция заведет их в тупик, разведчики приблизились к леднику, карабкаясь по нагромождению валунов, которые тот веками лениво толкал перед собой. Сначала двигались по грязному, обледеневшему снегу, но по мере восхождения ярко заискрился под солнечными лучами свежий наст, и разведчики щурились и морщились. Однако наст был непрочным, и дон Эммануэль внезапно провалился в снег по грудь. Побарахтавшись, он выбрался на поверхность, и они брели дальше, взмокнув от пота, несмотря на холодный снег, куда то и дело падали. Аурелио, менее тяжелый, шел впереди, и тактика себя оправдала, когда под его весом обвалился снег на переходе через узкую расселину. Падая, Аурелио протащил дона Эммануэля на веревке; пока напарник его вытаскивал, индеец мельком увидел голубые стены льда, что уходили на бездонную глубину. Разведчики отыскали обходной путь, но потом Аурелио еще четыре раза падал в расселины, а шедший по его следам дон Эммануэль – два.

Они добрались до вершины через пять изнурительных часов и на гребне упали без сил; обжигающий ветер взбивал снежную пыль в прозрачном воздухе. Ноги Аурелио, который, по обычаю индейцев, совершал восхождение босиком, изрезало снегом. С гребня открывался изумительный вид: далеко внизу с юга полого изгибалась нежно-зеленая долина, а за ней все выше и выше грозно вздымались сверкающие горные пики в снеговых шапках. Ниже границы снегов разведчики не увидели перевалов и поняли, что для многих путников скоро наступит конец путешествия – они погибнут, преодолевая эту горную цепь.

Дон Эммануэль и Аурелио глаз не могли оторвать от остроконечной крыши мира. Позади раздался басовитый рокот. Они обернулись; с вершины правее, набирая скорость, катилась огромная лавина. Будто одна сторона горы оторвалась и с громоподобным ревом плавно заскользила на ледник. Оба зачарованно, благоговейно смотрели, как тысячи тонн снега, льда и камней с грохотом несутся вниз, плюясь снежной моросью, что и к ним долетала.

Далеко внизу в долине ошеломленные изгнанники смотрели, как мощный белый поток катает по леднику гигантские валуны, отчего вздрагивает земля под ногами. Переселенцы пали на колени, они крестились и призывали духов с ангелами, в полной уверенности, что дон Эммануэль и Аурелио мертвы, глубоко похоронены могучим обвалом.

Когда лавина прошла и уже оседала снежная дымка, несколько храбрецов подобрались к краю ледника, надеясь разглядеть двух человек, – но увидели четыреста пятьдесят. Замороженные и свеженькие, как в день гибели от холода, в снегу лежали граф Помпейо Ксавьер де Эстремадура, пятьдесят испанских солдат в доспехах и четыреста один раб-индеец, встретившие свою смерть в экспедиции, направленной добросовестным Писаррона поиски легендарного города инков Вилькабамба. Гора, заграбаставшая добычу, наконец-то ее отпустила, и пленников, их мулов и поклажу выбросило на берег волнами снежного океана, что поглотил их в год 1533, в день святой Цецилии.

Очевидцев, пораженных этим явлением природного замораживания, вывело из ступора улюлюканье дона Эммануэля: он и Аурелио скользили вниз по склону, сидя верхом на кожаном мешке. Они пятками притормозили свои самодельные сани, и затем в молчаливом изумлении побродили меж древних тел. Аурелио остановился перед графом в богатых доспехах и сказал:

– Вылитый Хекторо.

Индеец попросил не трогать тела и присыпать снегом, чтобы не разморозились.