Маргерит Дюрас - Моряк из Гибралтара

В голосе ее просквозил легкий упрек, но он по-прежнему оставался очень мягким, нежным, ни одна женщина никогда еще не говорила со мной так ласково.

— И что же вы собираетесь теперь делать?

— Неужели надо непременно что-нибудь с собой делать? Разве не бывает так, что можно обойтись без этого?

— Я вот пробовала ничего с собой не делать. Не получается. Всегда рано и или поздно кончается тем, что приходится что-то с собой делать.

— А он? Что делает с собой он?

— Ну, убийцам, — с улыбкой заметила она, — им все намного проще. За них все решают другие. А вы что, и вправду, не имеете ни малейшего понятия?

— Ни малейшего. Я ведь всего пару часов назад вышел из Гражданского состояния.

— Да, что правда, то правда. Вы еще никак не можете этого знать.

— Хотя вообще-то, — заметил я, — кое-что я уже себе представляю.

— И что же?

— Мне хотелось бы быть на вольном воздухе. Она удивилась, потом безудержно расхохоталась.

— Ну знаете, в мире не так уж много дел, которыми можно заниматься на вольном воздухе.

Танцы теперь следовали один за другим почти без перерыва, так что все даже не присаживались, а стоя ждали следующего. Однако, едва замолкала музыка, все, и мы тоже, почему-то сразу переставали разговаривать. Начался новый танец.

— Взять хотя бы морской флот. Теперь была моя очередь рассмеяться.

— Да, правда, — смеясь, согласилась она, — но ведь это тоже профессия.

Я собрался с духом и выпалил:

— Ну, не всегда. Вот, к примеру, чистить всякие медные предметы — это ведь каждый сможет.

Конечно, она не могла не заметить моего волнения. Ничего не ответила. Я не решался взглянуть на нее. И добавил:

— А что, неужели на корабле не хватит медных ручек, чтобы дать занятие одному человеку?

— Даже не знаю.

Потом, немного помолчав, добавила:

— Честно говоря, никогда об этом не думала.

— Знаете, не обращайте внимания, это я просто так, пошутил.

Она опять не ответила. Я больше не мог танцевать.

— Мне хочется выпить коньяку, — признался я. Мы перестали танцевать. С трудом протиснулись к бару. И, не сказав друг другу ни слова, выпили по коньяку. Он был очень скверный. Я больше не глядел на нее. И мы снова пошли танцевать.

— Неужели это было так ужасно, это ваше Гражданское состояние?

— Ну, всегда немного преувеличиваешь.

— Время от времени непременно надо брать отпуск. Чем бы ты ни занимался.

У меня снова появилась надежда.

— Да нет, — возразил я. — Не в этом дело. Вот я, к примеру, всегда регулярно, по-честному, уходил в отпуск. Верить в отпуск — это все равно что верить в доброго Боженьку. — Потом добавил: — Прошу вас, забудьте о том, что я вам сказал.

Танец подошел к концу. Обливаясь потом, вернулась Карла. Музыка замолкла на целых пять минут. Они казались нескончаемыми. Мне хотелось, чтобы она забыла про медные ручки.

— Ты, наверное, умираешь от жажды, — обратилась она к Карле, — ступай возьми себе лимонаду.

— Я схожу, — предложил я.

— Нет-нет, — возразила Карла, — я привыкла, и потом мне забавно заниматься этим здесь. У меня получится быстрее. Взять еще два коньяка?

И исчезла. Она смотрела ей вслед.

— В ее возрасте я тоже подавала лимонад.

— Вам надо отплыть завтра. А насчет медных ручек — это все потому, что я немного выпил. Вы должны забыть, что я вам тут наговорил.

Она глядела на меня, по-прежнему не отвечая ни слова.

— Даже если бы мне предложили этим заняться, чистить медные ручки, я все равно бы отказался. Просто я слишком много пью, а когда выпью, вечно начинаю нести подобную чушь, вот и все.

— Я уже забыла, — проговорила она. Потом совсем другим тоном добавила:

— Когда мне было столько лет, сколько сейчас Карле, со мной такое тоже случалось, и я тоже подавала лимонад.

Она замолкла, потом добавила:

— И долго вы оставались в Гражданском состоянии?

— Восемь лет.

Она снова надолго замолчала.

— Вы говорили, что в возрасте Карлы подавали в кафе лимонад?

— Да, у моего отца было маленькое кафе с табачным киоском в Пиренеях. А в девятнадцать лет я нанялась на одну яхту в качестве даже не знаю кого, скажем, официантки. Девушкам иногда приходят в голову подобные фантазии. Вот Карла, она тоже способна выкинуть что-нибудь в этом роде.

Мы впервые разговаривали с ней сидя. Мне казалось, что она уже напрочь забыла про медные ручки.

— На эту же самую яхту? — спросил я.

— Да, на эту же самую яхту, — ответила она. Потом как-то извиняюще пожала плечами и добавила: — Вот видите, как далеко это может завести.

Должно быть, она сохранила ту же самую веселую улыбку, что и в шестнадцать лет.

— Но если это было так ужасно, почему же вы оставались там целых восемь лет?

— Что за вопрос? Из лени.

— И вы уверены, что никогда туда больше не вернетесь?

— Уверен.

— Неужели после восьми лет можно быть уверенным в таких вещах?

— Редко, но можно. И на этой же яхте вы с ним и познакомились, да?

— Да, на этой. Поскольку никто не знал, что с ним делать дальше, его наняли матросом.

Снова начался танец.

— Еще один танец, — проговорила она, — и нам надо будет отвезти, ее назад.

Я не ответил. А она едва слышно добавила:

— Если хотите, можем съездить выпить чего-нибудь на яхте. Катер ждет меня у маленького понтонного мостика на пляже.

— Да нет. Давайте-ка лучше еще немножко потанцуем, — предложил я.

Она рассмеялась.

— Так, значит, нет?

Я едва удержался, чтобы не увести ее тут же, оставив на произвол судьбы Карлу. Прошла минута.

— Неужели у меня и вправду такой растерянный вид?

— Да нет; не очень, а потом… в общем-то, мне это безразлично. Просто сегодня утром, за аперитивом, сама не знаю почему…

— Должно быть, вы испытываете слабость к растерянным людям.

— Даже не знаю, — ответила она на сей раз с таким юным смущением, что я снова с трудом удержался, чтобы тут же не увести ее прочь. — Может, у меня, и правда, к ним какая-то слабость.

— Я расстался с ней, — заметил я, — потому что она никогда не выглядела растерянной. Так что мы с вами в чем-то похожи.

— Кто знает… Может, и правда, похожи.

Во время всего танца мы больше не сказали друг другу ни слова. Не припомню, чтобы какая-нибудь женщина вызывала во мне такое сильное желание.

— А могу ли и я тоже полюбопытствовать, чем же занимаетесь вы сами? — спросил я.

Она немного подумала.

— Я путешествую, — ответила она, — ищу одного человека.

— Его?

— Да, его.

— И больше ничем?

— И больше ничем. Это тяжелое занятие.

— А здесь? Что вы делаете здесь, тоже ищете его?

— Время от времени я тоже беру отпуск.

— Понятно, — сказал я.

Теперь я все время целовал ее волосы. На нас смотрела Кандида. Карла тоже заметила. Мне было все равно. И ей тоже, похоже, и ей тоже было все равно.