Маргерит Дюрас - Моряк из Гибралтара

Он признался, что уже так озверел от этой праздной жизни, что достаточно ему было в Виареджо увидеть, как разгружали какое-то грузовое судно с сыром, где мужики честно зарабатывали себе на хлеб, чтобы с трудом удержаться и тут же не попросить у нее расчета.

— Но ведь для нее, — возразил я, — это совсем другое дело. Чем она еще сможет заняться, если перестанет вот так плавать на своей яхте?

— Ну, найдет что-нибудь, — ответил Бруно, — это все одни разговоры.

— Да, наверное, вы правы…

— Вот увидите, рано или поздно придет день, когда она уже по горло насытится этими бесконечными плаваниями.

— А вот как вы думаете, есть у нее хоть какой-нибудь шанс?

— Это насчет чего?

— Ну, найти его.

— Если уж это вас так интересует, — с какой-то досадой в голосе ответил он, — лучше спросите у нее самой.

— Да нет, — добавил я, — это я просто так, к слову.

Потом мы снова вернулись к Гибралтарскому матросу.

— Вот мне лично, — заметил Бруно, — вообще не очень верится во всю эту историю. Все это, как говорится, одни только бабушкины сказки. Послушать, так прямо целый роман написать можно. Взять, к примеру, эти самые телеграммы. Вроде как его встречают прямо повсюду. Так что, даже когда она их получает, все равно такое впечатление, будто плывем, сами не знаем куда, и ищем, сами не знаем кого.

— Но это все-таки лучше, чем вообще ничего, — возразил я.

— Другими словами, так удобней. По крайней мере не надо ломать голову, куда плыть.

— И потом, поди знай, а вдруг?

Он бросил на меня ободряющий взгляд.

— Это что правда, то правда, — ответил он, — поди знай. Но ведь на свете столько людей, миллиарды.

— И все же, — возразил я опять, — ведь столько народу уже знает, что она его ищет, это все равно, как если бы она была не одна. По-моему, у нее все-таки больше шансов, чем кажется с первого взгляда.

— Думаю, — ответил он, — о том, что она его разыскивает, уже знают во всех крупных портах. Но что это дает, пока он сам об этом не узнает? Может, он где-нибудь на материке, далеко от моря, занимается себе чем-нибудь, зарабатывает на хлеб и даже слышать-то о ней не хочет. Странная штука, похоже, ей даже и в голову не приходит, что, может, ему вовсе не улыбается снова с ней встретиться. Что она, единственная женщина на всем белом свете, что ли?

— По-моему, — ответил я, — ей это тоже приходило в голову.

Однако собственная участь тревожила его куда больше, чем ее трудности. Ему уже не терпелось поскорее смыться с яхты.

— Вот дойдем до Сета, — проговорил он, — там погляжу, чем можно будет заняться. Правда, говорят, что все, кто уходит, рано или поздно возвращаются назад. Похоже, с тех пор как она вот так скитается по морям-океанам, уже снова встречалась со всеми своими матросами. Вот ведь странная штука, всем невтерпеж удрать, а потом все опять хотят вернуться. Проходит месяц-другой, и они опять смываются. Вот, к примеру, рулевой, тот уже три раза возвращался. И Эпаминондас, который теперь ждет нас в Сете, тоже трижды.

— А она, она-то понимает, почему они все удирают?

— Да она-то, — ответил он, — чего она только не понимает!

— Похоже, она вам не очень-то по душе, — заметил я.

Он явно удивился.

— Да нет, — пояснил он, — не в этом дело. Но вообще-то, по-моему, она издевается над людьми, ей просто на всех наплевать.

— Нет, мне так совсем не кажется, — возразил я.

— А вот я, — проговорил Бруно, — ничего не могу с собой поделать, уверен, и все. Не думайте, будто я в обиде, вовсе нет, я ничего против нее не имею. Но, наверное, все-таки соскочу я отсюда в Сете.

Слушая его, я все время продолжал следить, не показалась ли она на палубе.

— Надо всегда делать то, что хочется, — изрек я.

— Иногда мне бывает — даже не знаю, как бы это получше сказать — немного стыдно, что ли, да-да, просто совестно плавать на этой яхте, — добавил он.

— Надо выбирать так, чтобы не было стыдно, — заметил я.

Потом попрощался с ним, прошел по палубе, остановился возле ее каюты и стал ждать. Мне больше ничего не хотелось делать, только ждать и ждать ее. Каким давним, наивным бредом казались мне теперь мои планы насчет чистки медных ручек. Нет, ни за что не смог бы я тратить время на подобную ерунду. Хватит с меня, уже нагорбатился в кромешном мраке, целые долгие годы, и вот теперь наконец-то могу позволить себе роскошь больше ничего не делать — просто в полнейшей праздности стоять себе на солнышке и ждать, когда появится женщина. Да миллионы мужчин поступили бы на моем месте точно так же, я верил в это вполне чистосердечно, во всяком случае, достаточно, чтобы эта вера позволяла мне чувствовать себя куда менее одиноким, чем в долгие годы моей респектабельной службы.

Она показалась из каюты. Подошла ко мне. Мне пришлось зажмуриться — как утром, когда я увидел море. Вид у нее был вполне довольный. И как всегда, когда она бывала довольна, в ней появлялось что-то трогательно-девчоночье.

— Уже подплываем к Ливорно, — проговорила она, — как быстро идем.

Лишь позже я понял, что с ней всегда так, расстояния от порта до порта неизменно вызывали у нее искреннее удивление, и ей приходилось постоянно их напоминать. Должно быть, в ее воображении они с каждым разом все сокращались и сокращались — ведь уже целых три года, как она плавала по морям.

— А как же Сет? — поинтересовался я. Она улыбнулась, глядя на море.

— Никуда не денется, — ответила она. Я тоже глядел на море и Ливорно вдали.

— Но ведь тебя уже ждут в Сете, — напомнил я, — разве не так?

— Я уже предупредила Эпаминондаса.

— Когда?

— Вчера вечером, перед отплытием.

— Нет, все-таки ты несерьезный человек, — проговорил я, силясь рассмеяться.

— Неправда, — возразила она, — я очень серьезная. Но раз уж так случилось, какая разница?

Больше мы об этом не говорили. У нее в руках был атлас, и я попросил дать мне его посмотреть. Это был складывающийся пластиковый атлас, который она специально заказала себе в Южной Америке. Материки на нем были очерчены одними только обитаемыми границами, но с большой точностью и подробностью — она показала мне Рокку, крошечную точечку, затерянную среди тысячи других, сплошь испещрявших итальянское побережье. Обозначены были все глубины и течения, а материки, совершенно пустые и белые, выглядели такими же голыми, как моря на обычных картах. В общем, это был атлас мира, вывернутого наизнанку, как бы негативное изображение земли. Она уверяла, что знает его наизусть.

— Мне кажется, я знаю его так же хорошо, как и того, кто там живет, — заметила она.

Мы растянулись в шезлонгах прямо напротив бара. Все мужчины на яхте хоть чем-нибудь да занимались.

Только я один не делал ровно ничего. И мысль об этом время от времени приходила мне в голову.