Салчак Тока - Слово арата

Теперь сходки часто собирались в селениях вдоль Каа-Хема. Слушая справедливые слова коммунистов, таких как наш Мыкылай, люди все больше убеждались, что есть на свете сила, которая поможет им получить землю.

По примеру русских стали собираться и тувинцы. На первых порах не очень смело, но все настойчивее вскипала на сердце решимость: «Русские уже скинули своих баев, забрали землю и живут на ней свободно, а мы что?..»

Добравшись с партизанами до Сарыг-Сепа, я решил сначала заскочить к Албанчи, а там уже спуститься к Хем-Белдиру.

Подойдя к холму Овалыг-Тай, я увидел собравшийся народ. Среди толпы я издалека узнал Мунзумчука, охотника Томбаштая, его сына Саглынмая и других старых знакомых.

Одни сидели привалившись друг к другу и посасывая длинные чубуки. Другие слушали стоя. Я поздоровался и присел поодаль.

— Теперь-то уже все как есть понятно. Посмотришь на все — вроде полегчало, будто камень отворотили. Наши соседи покатили с высокого яра баев — > Маслова, Мелегина, Чолдак-Степана, стали сами хозяева на земле. И нам бы не сидеть на холмике, не дымить из трубочки в тучу, покуда не выглянет солнышко [36] Соответствует русской поговорке: «Ждать у моря погоды». , — говорил старый Томбаш, посасывая трубку. Потом обтер о рукав кончик чубука и передал ее соседу.

После Тумбаша вскочил его сын Саглынмай:

— Чистая правда, что отец сказал. Работать и жить, как теперь, мы научились у кого? У русских людей. Значит, и дальше они помогут…

— Верно, верно, — улыбнулся Томбаш.

— А мы небось по охотничьей части опять же им поможем… обязательно! Так? Вчера повстречались с партизанами. Ой, молодецкий старшина у партизан!

Сидевшие араты одобрительно закивали. Потом они долго говорили о том, как помочь партизанам, о том, что происходит в России, о Ленине, а я внимательно слушал.

Это была одна из первых сходок моих земляков. Никто не хотел расходиться. Слова старых соседей еще больше укрепили мою решимость поскорее выполнить наказ партизанского командира. Я снова заторопился в дорогу.

Вскоре я был уже далеко.

Сестра Албанчи с маленькой Сюрюнмой были одни. Еще не войдя в юрту и не сказав «здравствуйте», я уже затараторил:

— Иду в Хем-Белдир. Мама говорила: «Правильно». А ты как думаешь, сестра?

На такое приветствие после долгой разлуки Албанчи ответила звонким смехом:

— Да-да. Ты прав. Ступай. Так будет лучше всего, сынок.

Она усадила меня рядом, обняла, поцеловала, наклонилась так близко, что ее ресницы коснулись моего лица, и погладила мне щеки обеими ладонями. Я уже говорил, что Албанчи стала мне матерью.

Потом она угостила меня айраном, сдобренным просяными отрубями.

Поев на дорогу, я сказал:

— Ну вот, теперь зашагаю, сестра. До свидания, Сюрюнма!

— Зачем «до свидания»? Пришел — и сразу уходишь! Сиди здесь, брат, — приказала она.

— Нет, я скоро приду. Тут ведь недалеко, сестра.

— А-а, тогда принесешь мне конфеточек-сахарков, брат, и моей куколке на платье.

Она поднялась на цыпочки, прощаясь со мной.

— Принесу, сестра.

Я поцеловал ее белокурую косичку.

Мои дорожные припасы Албанчи уложила в старенький мешок. Подала мне:

— На. Ступай. Счастливой тебе дороги!

Попрощавшись с Албанчи и Сюрюнмой, я перекинул за левое плечо кулек с дорожными припасами и быстро вышел. Пройдя несколько шагов, я обернулся. Албанчи стояла возле чума, придерживая вцепившуюся в ее подол Сюрюнму.

Начинался май. Пробивались побеги прибрежной зелени и кустики подснежника. Почки на деревьях набухали — вот-вот они выпустят нежно-зеленые крылышки будущих листков, но лед на реке еще не тронулся. Только у берегов виднелись желтоватые, как сыворотка, разводья, да еще кое-где на середине реки, в самых быстрых местах, весна уже успела пробуравить ледяную крышку.

Шагая высоким берегом, я раздумывал: «Когда же он тронется, этот лед? Хем-Белдир небось на той стороне. Как тут перебраться через Каа-Хем?»

Я шел около часа, прежде чем показались знакомые места — устье родной Мерген. Вот домик белобородого Мекея. Из этого окна я выпрыгивал, когда меня украли. Старый Мекей умер — его дом нисколько не изменился. А здесь, у этого камня, стоял наш чум.

Дорога стала подыматься вверх к плоскогорью. Неожиданно я увидел скачущего в мою сторону всадника. «Кто это может быть?» На всякий случай я скользнул в сторону и спрятался в буреломе.

Всадник приближался. Уже видно: с ружьем… Женщина… В лад размеренной рыси, она громко пела.

Теперь нас разделяло не больше десяти шагов. Сердце у меня застучало. Торопясь, я закричал: «Вера! Вера!» — и выскочил из чащи. Сильным рывком она осадила коня и вытянулась на стременах. Я подбежал к ней. Вера спрыгнула с лошади. Мы молча обнялись и долго не могли вымолвить ни слова. Потом она отстранилась.

— Как ты здесь, Тока? Куда бежишь? На свидание? — Вера лукаво улыбалась.

Я тоже хитро сощурился и выпалил:

— Тебя встречаю, Вера!

— Ой ли?

— Да, да. А ты откуда летишь? Все партизанишь? С той осени?

— Да. Теперь взяла разрешение, еду домой на побывку… О моих стариках что-нибудь знаешь?

— Не хотел я встречаться с Чолдак-Степаном, всегда обходил Усть-Терзиг, но от людей слышал, что здоровы. Ну, да теперь сама скоро увидишь. Это вот мне далеко, а тебе на таком коне быстро.

Лицо Веры потемнело.

— Далеко? А говоришь, что меня встречаешь… Куда же ты направился?

— Иду вниз, в Хем-Белдир. Попробую учиться. Возьмем тебя: с таким конем и ружьем едешь домой, была на войне. А я? Какой с меня толк, когда я ничего не знаю и ничего не умею?

— Значит, не скоро мы с тобой теперь увидимся, — грустно сказала Вера. — Ну, что ж, давай хоть посидим здесь на дорожку. У меня в тороках узелок, отвяжи-ка и давай сюда. Закусим, а потом и ты себе пойдешь, и я домой поскачу.

Мы поели сушеного мяса с хлебом, напились воды и немного посидели на берегу Мерген.

— Ну, Тока, времечко наше пролетело, как ласточка над ручьем. Пора. Иди себе в Усть-Хопто, и я поскачу.

Я отвязал коня и подвел к Вере.

— Ну что ж, все, Тока… Хорошо, до свидания.

Признаюсь, мне стало не очень хорошо на сердце, когда при этих словах она вдруг поспешно и низко опустила свое лицо. Мне хотелось ей тоже что-то сказать, но в горле так запершило, что я вовсе ничего не сказал, а только крепко пожал ей руки.

Вскоре я добрался до Усть-Хопто и не удержался от того, чтобы не завернуть к Пежендею, который батрачил неподалеку.

Старший брат узнал меня сразу и с радостью кинулся мне навстречу:

— Куда ты, братик? Дома у нас что нового? У сестры Албанчи? А Чолдак-Степана как бросил, каким способом от него ушел?