Александр Покровский - Мертвые уши. Конспект поэмы

Увы нам!

Страшный стук в дверь разорвал пополам все эти мои рассуждения о чиновниках и детстве.

Даже не знаю, когда я к ним вернусь!

Обычно все принимается так, как оно и происходит. Меньше всего на свете люди утруждают свои мозги путаными мыслями. Идеи времени и пространства, болезни Вселенной или маленькие неприятности с ней; или то, как мы доходим до этих идей, из какого материала они образованы, как роднятся они с нами; как они вообще появляются в нашем уме, подбираются ли где-то в пути, по дороге; или возникают на сон грядущий, когда все уже расстались не только с брюками, но и с трусами, вместе с тысячами других изысканий, предвидений и пререканий относительно свободы и необходимости, на чем двинулось рассудком великое множество лучших сынов человечества, никогда не приносили ни малейшего вреда головам остального люда, что всегда воспринималось мной не иначе, как Божья благодать.

Музыка должна постоянно ласкать слух. Однако не слушайте долго Вагнера. Говорят, что от этого возникает желание напасть на Польшу.

Некоторые испытывают презрение к выдумкам. Им отвратительны любые муки творчества. А я вот без творчества не могу. Меня давно привлекает создание меморандумов.

Если б меня пустили во власть, я бы, к примеру, ежемесячно издавал бы манускрипт о независимости Грузии.

Взявшись за радение о народе, чиновник должен помнить, что это обострит все его боли, задержит выделение пота, истребит его бодрость, разрушит его силы, истомит его тело, высушит первичную влагу, создаст предрасположенность к запорам и, как следствие, подорвет здоровье.

Письмо – это угощение. Классики говорили, что, затрачиваясь на устройство подробного угощения, вы сделаете большую глупость, если так худо распорядитесь, что позволите вашим критикам его разбранить.

Плевал я на критиков. Вот.

Политикам всегда надо помнить о реинкарнации, ведь следующую жизнь можно начать слизняком, а уж потом превратиться в какого-нибудь мелкого ползучего гада, после чего преобразиться в гада покрупнее – в крокодила, например, – затем уже можно стать млекопитающим – хорек подойдет, – потом пойдут лисы и волки, а затем вершина всех превращений – шимпанзе.

И только после обезьяны открывается прямая дорога – догадайтесь куда.

Ах, если бы таким чувствам, как благосклонность и расположение, был бы закрыт доступ в наши суды – в этот, конечно же, священный трибунал; если бы остроумие гнушалось там взятками, а уверенность, что корысть всегда стоит в стороне, не оставляло бы нас ни на минуту и страсть никогда не садилась в судейское кресло – как было бы все это здорово, господа!

Но – увы!

Все мешанина и неразбериха, и еще – большая бойкость азиатского ума, наблюдаемого, впрочем, чаще всего в гораздо более теплом климате.

Жалею только о том, что в наших палестинах нельзя круглый год носить одну только рубаху до пола на совершенно голом теле – в этом случае обеспечивается неплохое и постоянное проветривание скрытых достоинств.

– Ну, как там наши дела? – спросил бы я высокое начальство, кладя руку ему на колено, пытливо смотря ему в очи, в надежде на скорый и убедительный ответ. Отвлекаясь на мгновение, замечу, что я не всякому начальству кладу руку на колено. Я кладу ее только тому начальству, которое мне симпатично, ибо я пока не вижу иного способа выразить эту внезапно возникшую симпатию. Я даже предлагаю ввести сей жест в обязательное собрание жестов, принятых в отношении делегатов и депутатов. Это очень удобно: положил – симпатия, положил – еще одна.

И потом, это все упрощает. Услышав от начальства ответ: «Хреново!», например, я бы немедленно убрал свою руку с его колена и мягко откинулся бы на кресло, выразив таким образом изменение своего отношения к нему из-за подобного взгляда на нашу историческую перспективу.

Терпеть не могу предвыборное роение.

Все возбуждены и крутятся вокруг матки.

Дела нет, но при нем всегда кто-то есть. Выборы, встречи, вопросы, опросы.

Вопросы всегда одни и те же: пенсии, продукты, подъезды, канализация, дороги.

Есть, правда, и идиотские: «На кого вы нас покинете?», «Как ваше здоровье?» и «Что там в Ираке?».

И количество вопросов с годами только растет. Почему-то это обстоятельство опрашивающих радует.

Знаете, чем Россия отличается от паровоза?

Тот пары спускает, а Россия пары перепускает.

И бродят они по внутренним лабиринтам.

Так что задача тут только одна: вырыть новые лабиринты.

И поглубже.

Чтоб лет на десять хватило.

Никто же не хочет остаться в памяти потомков.

Наоборот, все хотят из этой памяти как можно быстрей исчезнуть. Чтоб даже лица забыли.

Вот она – новейшая история.

Мощные надавливания на голову в самом начале детства, повлекшие затем помятие указанной головы, могут закончиться тем, что человека назначат в цари в сильной надежде на то, что все плохое в его жизни уже было.

Безо всякого усилия, без малейшего уродливого напряжения каких-либо сухожилий или мускулов на лице своем или же на теле должен заявить: я всегда восходил от первоисточника данного явления.

Под явлением здесь надо понимать явление нам радетеля в образе думающего спасителя, что выгодно отличает его от спасителя не думающего, брякающего что попало.

Последняя мысль, которую позволено нам донести: подлунный мир, оставленный ему в награду, далек от совершенства и ему предстоит избавить нас от тех козявок, что мешают нам глубоко и благочестиво дышать.

Все наши движения в политике и экономике связаны с едой, с желанием отхватить, оттащить в сторону и там сожрать. Недавно я видел представителя нашей культуры. Она теперь тоже связана с едой.

У него в глазах стояли склеротические слезы. Он, бедняга, не держит свою собственную мысль. Она от него удирает, ускользает, как живая. Он не может ее додумать и договорить – взор отуманен, ум одурманен, дыхание нечисто.

Ясно, что в детстве он не пробовал авокадо – прекрасное очистительное средство.

Или не ел натощак сырой тыквы. Может быть, ему следует питаться соком репы, стручковой фасоли, шпината, салата ромэн, дынного дерева, хрена и моркови?

Может, нашим деятелям стоит вообще перейти на растительную пищу, чтобы сделать наши политические, культурные и экономические роды как можно более естественными, без огромного количества крови и околоплодных вод?