Масахико Симада - Любовь на Итурупе

Не успел я и моргнуть, как оказался в белоснежном номере отеля. Ни двери, ни кровати, только стены и потолок Никто не может нам помешать. Я обнял Фудзико за шею и хотел расцеловать ее бледное лицо, впиться в ее губы. Но она отворачивалась, и я начал покрывать поцелуями ее уши, шею, уголки глаз. От ее шеи пахло цветами, от груди поднимался ветерок, доносивший до меня тепло ее тела. Щеки Фудзико заалели, и она потянулась навстречу поцелую, может быть, оттого, что смущалась своего раскрасневшегося лица. Не помня себя, я прильнул к ее губам. Я не прекращал ласкать ее, надеясь, что она пустит меня еще глубже. Фудзико закрыла глаза и позвала меня по имени, пытаясь заглушить вздохами вырывающиеся стоны. «Можно мне сделать то, что хочу?» – я спросил ее согласия, стараясь определить ответ по ее выражению лица. Фудзико приоткрыла глаза и улыбнулась. Я поцеловал ее в улыбающиеся губы и осторожно уложил на постель. В мгновенье ока все, что скрывало наши тела, было сорвано, и передо мной распустился благоуханный цветок Задыхаясь от аромата, я жадно наслаждался ощущениями, позабыв обо всем.

Вдруг я почувствовал боль в виске, казалось, что из него, как из источника, бьет вода. Я приложил ухо к груди Фудзико, и мне послышалось, будто падают капли. Наши сплетенные тела были окутаны прозрачным покрывалом воды, чистые ручьи омывали нас с ног до головы. Комната преобразилась: вода низвергалась водопадом, текла рекой, унося нас, так и не разомкнувших объятий, неизвестно куда. Мы отдались во власть потока, смывающего стыд, раскаяние, злость, горечь – весь мусор, скопившийся в памяти, возрождая свежесть и страсть былых дней. Фудзико увлекала меня вслед за подводным течением, проходившим через ее тело. Когда его темные воды поглотили меня, я услышал, как Фудзико вскрикнула в экстазе. Я понял: она любит меня. Ставшая могучей рекой Фудзико обнимала меня, и мне казалось, она уносит меня в какое-то очень родное и до боли знакомое место. Куда я направляюсь? В мир, который существовал задолго до моего рождения человеком? В утробу матери? Нет, в океан, гораздо более далекий и древний.

Я вернулся. Очнулся ото сна, почувствовал себя одиноко, не увидев рядом Фудзико, но путешествие к истокам жизни вернуло мне кое-что очень важное. Мои мужские способности, которые, как я полагал, навечно уснули, вновь пробудились во мне. Впервые запять лет наступила весна. Я невольно положил обе руки на припухлость между ног, проверив и левой и правой рукой твердость члена. Сначала я даже не мог поверить. Я спешил убедиться, действительно ли в мое тело вернулась весна. Вызывая из глубин моей памяти один за другим образы женщин, которые когда-то меня любили, я тихо предался самоудовлетворению. Уснувший на время источник наслаждения не иссяк, он переполнялся жизненной силой. Впервые за прожитые полвека своей жизни я испытывал благоговение, удовлетворяя себя. Подарок от призрачной Фудзико.

Лишенный своих мужских способностей, я стал смотреть по-другому не только на секс, но и на множество других разнообразных занятий. Но как только ко мне вернулась моя сила, я стал находить совершенно новый смысл в том, как ходить, спать, дышать, пить воду и любить. Вполне возможно, что я пребывал в долгом плену кошмаров, порожденных раскаянием, злостью и досадой. А лес пробудил меня.

В лесу я краешком глаза увидел еще одну реальность. Жизнь нельзя повернуть вспять, но вместо этого я научился владеть временем, текущим в мире снов. И те, кто умер, и жившие вдалеке от меня моя жена и Фудзико приходили в мои сны в добром здравии, полными жизни и бодрости.

Из глубин моей памяти всплывали образы: голубые жилки, просвечивающие на висках Андзю, пальцы жены, гладящие мой затылок Вот она говорит: «Ну чего тебе?» – оглядывается и улыбается. Я вспомнил так много всего: как волновался в ожидании Фудзико, проникнув сорок лет назад в ее комнату в Нэмуригаоке; как смущался, когда Фудзико вернулась в комнату и застала там меня; как перестал бояться, когда она сказала удивительно спокойным голосом: «Я почему-то почувствовала, что ты здесь».

Я помнил ее печальное лицо в то мгновение, когда закрывались двери лифта во время нашей встречи на подземной стоянке. Не исчезло из моей памяти и ощущение от прикосновения к ее щеке в Нью-Йорке на станции «Пенн-стейшн». Я существую, потому что помню об этом. Мое тело наполнено ее радостями и горестями, ее безысходной печалью, чувством вины, словами, которые она говорила, снами, которые видела.

До какого бы отчаяния ни дошел человек, он спасается в своих снах и иллюзиях. Особенно тот, кто страдает от любви. Еще одна жизнь, которую придумало мое сознание, была безумно красивой. Но и когда я очнулся ото сна, реальность оказалась вполне достойной. Наутро после соединения с Фудзико я вышел из хижины полюбоваться рассветом у подножия горы. Смутная граница между ночью и утром была окрашена в темно-синий цвет. За этой синей границей находилась страна мертвых. Я получил бессрочный пропуск в эту страну. Боль проникает в плоть глубже любого лекарства. Но ты в моем неприкаянном сердце глубже любых страданий. Теперь мне стало понятно: самая моя большая гордость – это то, что Фудзико полюбила меня.

Жизнь на этом свете похожа на любовь: у нее нет ни начала, ни конца.

Одно из Костиных предсказаний исполнилось, и я спустился с горы. Костя пробыл там в одиночестве еще десять дней, в начале апреля встретился с Великим Духом, так же, как и я, очнулся от кошмара и вернулся, обретя другую реальность. Наверное, скоро он начнет расти. Костя говорит, что Великий Дух явился ему огромным усатым мужчиной ростом под два метра, ну точь-в-точь Петр I из учебника истории. Он сказал Косте: «Построй здесь Константинополь, сделай его мирным городом».

Костя – уменьшительное от Константина, и город, названный его именем, стоит на пересечении Востока и Запада. Наверное, вскоре Костя поймет, чего ждет от него Петр Великий. Теперь у него есть предназначение. Выражая уважение к тому, кто, вероятно, будет теперь распоряжаться судьбой острова, я называю Костю принцем Итурупа.

Как и предсказывал Костя, Мария Григорьевна отошла в мир иной в середине апреля. Зная о своей скорой смерти, она отказалась от лечения, сын и дочь заботились о ней в хижине, где она привыкла жить, пока она не переселилась в страну мертвых, где привыкла бывать. Косте она сказала: «Ты вырастешь», а Нине: «Если мне удастся встретиться с твоим отцом, я попрошу его, чтобы он не мешал твоей любви».

Я пообещал ей перед смертью, что помогу Косте стать великим шаманом современности и исполнить свою благородную миссию.

Мы с Ниной решили терпеливо ждать, когда наша судьба переменится к лучшему. Если верить Костиным предсказаниям, у нас все будет хорошо. Если я останусь жив, с Нины будет снято проклятье. Если моя дочь приедет на остров, я смогу поехать к жене, и мне будет позволено вернуться в Японию. Тогда я выполню обещание, данное Нине. Я больше не боюсь возвращаться. Те, кто хочет уничтожить меня, пользовались моим смятением. Но теперь, поднявшись на вулкан Баранского, вымотав до предела свои тело и душу, силой сна я обрел успокоение, и больше во мне смятения нет. Меня беспокоит другое: не унаследовала ли моя дочь Фумио ген любви, превративший в безумие жизнь ее отца и деда? Если она приедет на остров, это будет означать, что она продолжает долгое путешествие нашей семьи, которое тянется свыше ста лет.