Александра Созонова - Полдень Брамы

Я даже задрожал, когда это понял. За десять минут маленький язычок света объяснил мне главное.

Медленно сказал ему: «Ты — это я. Я — это ты. Войди в меня, стань мною. Мы — единое». Раскрыл себя полностью, чтобы он мог войти в меня без помех. Закрыл глаза. Язычок пламени под прикрытыми веками превратился в малиновую светящуюся каплю. Она медленно плыла сверху вниз, закручиваясь вокруг своей оси, и напоминала планету с розовой атмосферой и бордовыми материками. Замерла в центре поля зрения, став зрачком глаза. Сияющий, вертящийся, разгоняющий окрестный мрак зрачок…

«Стань мною», — попросил я его еще раз. Открыл глаза и снова закрыл. И почувствовал язычок пламени у себя в горле, в самом его основании, в ямке между ключиц. Он горел точно посередине ямки и резал бритвенными краями, не жег, а именно резал. Я ощущал тепло, движение и боль. Почему он вошел в горло? Должно быть, потому что у меня эта чакра закрыта. Работает голова — непрерывно, постоянно пульсирует. Раскрывается сердце — порой, потом снова захлопывается. А горло — центр самоутверждения, личности, радости — всегда съежено.

Огонь разрезал меня, грел и непрерывно двигался.

Я чувствовал, что не борьба со своей натурой нужна мне, не муки самоограничения, не суровая аскеза, а — наличие язычка пламени внутри, верность вертикали, которая выстроит, вылечит натуру постепенно, сама собой.

Я просил его, чтобы он стал больше, чтобы вырос из горла и заполнил меня целиком. Но он не вырастал, к сожалению. Только кроха огня могла поселиться во мне — слишком много внутри мрака, и влаги, и грязи… Он не терпит того.

Вчерашнее занятие на группе расстроило и вымотало меня. Обычно бывает наоборот — медитация дает силы влачить следующую неделю. Четверг и суббота, группа и семинар — два гвоздика, скрепляющие прежде расхристанную телегу моего бытия, два пика активности, две точки радости и познания. А вчера было не так.

И сегодня, проснувшись, долго раздумывал, чем разогнать утренний пароксизм тоски.

«Тоска — это не я. Это демоны, которые питаются мною. Тоска — это не я. Это мерзкие астральные отродья, бурые клочья тьмы, слетевшиеся на внятный зов моего одиночества. Пошли вон, ненасытные твари. Убирайтесь, подыхайте с голоду».

Рой элементалов тоски, злорадный, прожорливый, кружил вокруг меня, подобно июньским комарам. Не желал рассеиваться.

Все из-за того, что вчера Нина принесла амбарную книгу, в которую при прослушивании заносили наши эзотерические данные. Оказывается, это вовсе не тайна, напротив, каждый должен знать свою стадию. А также и соседа, если сосед не возражает. И все смотрели, на каком плане, под-плане и под-под-плане находятся, на какую ступеньку лестницы взобрались за предыдущие тысячи жизней и кусочек этой.

Бухгалтерия, от которой мне стало скучно и грустно.

Не оттого скучно, что меня вписали в клеточку не ахти, чуть повыше той, на которой обитает сейчас большинство человечества. В конце концов, многие в группе оказались примерно там же. Дело не во мне. Дело в той серьезности, благоговейности, с которой народ отнесся к этому канцелярскому учету.

Я наблюдал за Ольгой. Она с живым интересом рассматривала значки в журнале напротив своей фамилии и, кажется, была рада, что клеточка ей досталась не из последних. Ну и дурочка. Я обиделся на нее, словно она подвела меня в чем-то, не оправдала моих надежд. Те девочки, на которых она похожа… на которых была похожа в самом начале, те славные подростки посмеялись бы над этим журналом, сострили, усмехнулись с детской важностью и выбросили эту заумь из головы.

Впрочем, тут я кривлю душой. Я ощутимо расстроился из-за того, что поляризация у меня записана астральная, а не ментальная. «Ты ментал?» — «Ментал». — «И я. Поздравляю», — радовались наши мужики.

«Астралов», кроме меня, оказалось только двое: Тамара и тренер по у-шу, симпатичный, дружелюбный парнишка, очень одаренный энергетически, но с трудом облекающий мысли в слова.

Я пытался было возразить, что тоже «ментал», что на прослушивании произошла ошибка. (Какой я, к черту, «астрал», или человек, живущий чувствами, если всю жизнь моя несмолкающая башка не дает мне покоя, если девять десятых своего времени я разрешаю в уме абстрактные вопросы?!) Но Нина твердо сказала, что ошибки быть не могло. На прослушивании происходит диалог с Учителем, и именно он определяет статус принимаемого ученика. К тому же там был не один человек, а семеро, семеро ошибиться не могли.

Утешая меня, ребята стали убеждать, что и «астралом» быть не так плохо, тоже можно добиться больших высот, вот и Рерихи были «астралами»… Чтобы не акцентировать внимание на своей персоне, я закрыл тему. Но вопрос остался. Ну ладно, пусть я не дотягиваю до синтеза, до «ментала», в конце концов, эмоции и впрямь играют не последнюю, говоря мягко, роль в моей жизни. Но как может быть «менталом» милиционер? И член КПСС? Который к тому же не собирается уходить ни оттуда, ни оттуда (я специально спрашивал)?.. Объясните. Но вопросы эти я задавал в пространство и объяснений не расслышал.

Заодно, раз они сами напомнили о Рерихах, я задал Нине вопрос, который меня давно томил. Я глубоко почитаю учение Агни-йоги. Видел портрет Елены Ивановны работы сына и просто застыл под ее взглядом: глубокие, космические глаза… Но почему они признали Махатмой Владимира Ильича? Пусть не они, а их учителя, суть от этого не меняется. Почему радостно приветствовали убийство православной церкви? Я смотрел в нездешние глаза Елены Ивановны и пытался в них отыскать ответ. Не нашел…

Нина, к моему огорчению, тоже не ответила. Отговорилась тем, что в Школе есть группы, специализирующиеся на учении Агни-йоги, типично астральные группы, она же — «ментал» и никогда глубоко не влезала в это учение.

В перерыве, перед началом медитации, Николай посоветовал мне задать этот вопрос Н.Т. После лекции. А Нину больше не мучить. Мучить? Конечно. Жалко же ее. Ясно, что не тянет она пока наставником, что, будучи очень одарена энергетически, в теории слаба, но что делать? Наставников не хватает. Школа растет стремительно, и Н.Т. впрягла ее в этот воз, и она везет. По мере сил. Слабых, женских.

Я пообещал не мучить. (Это она меня мучает, и еще как, но Николаю мою постыдную тайну знать не обязательно.) Подивился Колькиной жалостливости. Не ожидал в майоре такого. О Нине он говорил не совсем обычным для ученика тоном: с улыбчивой нежностью, снисходительной мужской теплотой. С чего бы это?..

Когда мы шли к метро, попытался объяснить Ольге, как мне стало душно в их клеточках. План, под-план, под-под-план… Они врезаются в меня (в мои астральное и ментальное тела), словно ремни, не дают набрать воздуха для вдоха. Вверху не может быть бюрократии, в этом я прочно уверен. Ни канцелярского порядка, ни скуки разграфленных клеточек. Бюрократия — дело рук сумасшествия по имени «человек»…