Александра Созонова - Последнее и единственное

Оплывшее и погрузневшее за день солнце клонилось к горизонту. В вечернем воздухе слышней становились запахи преющих водорослей, мокрой соли и можжевельника. Резкими сварливыми голосами переругивались сытые чайки.

– …Повесят, как пить дать, – сказал Шимон. – Если ты, конечно, не оставишь ему власть. Но я надеюсь, у тебя хватит юмора не совершать слишком уж идиотский и непонятный народу поступок.

Велес усмехнулся и промолчал.

Не дождавшись ответа, Шимон дернул нетерпеливо ртом и уставил зеленоватые, слегка навыкате глаза в одну точку. Отключился на время, чтобы парализовать вскипевшее в нем раздражение. Чувство это охватывало его всякий раз, стоило увидеть или упомянуть человека, о котором они только что говорили.

– Пара-ра-ра, па-да, па-да-да…

Песок у берега был грязный. Набегавшая волна оставляла на нем свою пену, шелуху и мусор и откатывалась, легкая и очищенная. Велес, напевая, окунал большой палец ноги в пену, потом в волну… пена пачкала, волна смывала, палец то скрывался под желтоватой накипью, то блестел обновленным блеском.

– Чем он тебе так досадил? – спросил Велес.

– Должно быть, биоритмы не совпадают, – лаконично буркнул Шимон. Он тряхнул головой и поднялся, выходя из оцепенения. – Пойти пожрать, что ли? Покусать чё-нибудь… Пойду.

Столовая, сколоченная из досок лиственниц постройка конической формы, напоминавшая юрту кочевников или цирк шапито, находилась метрах в полста от берега. Зеленая ложбина по обе стороны от входа была усыпана средней величины валунами, светло-серыми, белыми и пегими. Их россыпь приводила на память японские сады камней.

Подошло время ужина, и к юрте со всех сторон подтягивался народ. Фигура Шимона, облаченная в закатанные до колен брезентовые штаны и куртку-энцефалитку, пошатываясь, с раскованной грацией широкогрудых больших обезьян удалялась, сливалась с другими фигурами, одну из них обняла, другую похлопала иронично пониже спины и вместе со всеми втянулась в распахнутый зев двери.

Солнце, неторопливо протолкнув себя за водяную гладь, сузилось в блестящий серпик, а затем исчезло вовсе. Сразу же потянуло свежестью.

Оставшись один на берегу, Велес растянулся было на влажной гальке. Холод тут же продрал его до костей. Пришлось спешно подняться и, вытряхнув сор из волос и одежды, направиться туда же, куда стекались, как намагниченные частички железа, все обитатели острова.

Лиаверис разливала чай.

– Кто опаздывает, рискует остаться без ужина! – приветливо показав зубы, она пододвинула ему стакан. – Сегодня мои любимые маринованные кальмары – умереть и не встать! Готова проглотить и свою, и чужую порцию!

– «И начальники ходят ужинать, – протянул Велес, – хоть и глотки у них, как луженые…»

– Лужёные, – поправил Матин.

– «…Хоть и брюха их непробиваемы, набиваемы они, как и мы». Как сказала Нелида.

– А еще вернее, ты сам сочинил, а на Нелиду сваливаешь, – сварливо заметила Арша. – Авторитет создаешь таким искусственным способом. Никто про тебя стишков не пишет.

– Не понимаю! – Издав этот возглас, Лиаверис опустила руки, красиво взмахнув ими – белокожими, обнаженными до плеч, и развела ладони в жесте энергичного недоумения. – Не понимаю, Велес, для чего ты им позволяешь все это? Такие стишки, эту сверхфамильярность, это… – Она не нашла слов и запнулась, вопросительно округлив глаза. Но тут же улыбнулась, мягко и тонко, дабы не терять обаяния. – Это детство какое-то, Велес, ты извини…

Велес смеялся. Откинувшись и раскачиваясь на стуле, он смотрел, как борются на ее холеном, тщательно подкрашенном лице возмущение и улыбка. Обидевшись, Лиаверис принялась есть, быстро и точно втыкая вилку в скользкие бледно-резиновые щупальца деликатеса.

– Если хочешь знать, Велес, – прожевав, снова заговорила она, – вчера я проводила социометрию и небольшой опрос – не по программе, а для себя, для утоления собственного бескорыстного интереса. И знаешь, как большинство здесь к тебе относится? Анкеты были анонимные, так что искренность гарантируется.

– Как? – спросил Велес.

– А как к тебе относятся, ты не узнавала? – поинтересовалась Арша.

– Про себя я не спрашивала. Поскольку я проводила эксперимент, включать в него собственную персону было бы некорректно. Так вот, Велес, многие не принимают тебя всерьез. Высказывания, в которые включены слова «чудак какой-то», «малахольный», «бес его знает», – достаточно часты.

– Я думал, они выскажутся как-нибудь совсем коротко. Одним словом.

Лиаверис рассмеялась, со значением опустив глаза.

– Ответы из одного слова тоже были, мне просто не хотелось тебя огорчать.

– Жалко, что ты не включила в опросник себя, Вера, – посетовала Арша.

– Но я же объяснила уже… Кстати, из вас четверых наибольшее уважение у них вызывает почему-то Будр.

– Вот как? – заинтересовался Велес.

– Неужели? – поднял глаза Матин.

– Да-да! Наш великий интроверт и отшельник – фигура, получившая наиболее почтительные и удобоваримые оценки.

– А кстати, где Будр? – Арша оглянулась на пустое место за столом.

– Утром Будр был, – откликнулся Матин, – а после обеда я его не видел.

– Да и в обед он не появлялся, – вспомнила, наморщив лоб, Лиаверис. – Правда, наш уважаемый завхоз имеет привычку вечно опаздывать, поэтому его отсутствие как-то не бросилось в глаза.

– Пропал…

Велес сначала проговорил это, рассеянно и негромко, а затем испугался. Испуг проступил в лице, по-актерски подвижном и выразительном, и все замолчали. Три пары глаз требовательно обратились к нему. Округлившиеся, стеклянно-прозрачные – Лиаверис. Встревоженные – Арши. Озабоченные и строгие – Матина.

«Да идите вы, – чуть было не сказал он им. – Я-то что могу сделать…»

– Найдется, – он демонстративно вернулся к еде. – В лесу загулял старик, где ж ему ещё быть. Или заплыл далеко, не рассчитал время. Поговорю с ним пожестче, когда вернется, чтобы не пугал понапрасну людей.

– Действительно, – нервно заговорила Лиаверис, тряся рассыпанными по плечам, обесцвеченными до оттенка слоновой кости волосами, – никакой дисциплины, никакого уважения к людям, которые работают, живут вместе – в экстремальных, предельных, можно сказать, условиях…

Велес поморщился.

– «Пожестче», – хмыкнул Матин. – Не смеши людей.

Арша вздохнула.

– Что-то сердце без старика не на месте…

.................................................................................................................

Поросший можжевельником, кедрачом, лиственницами и вереском, лохматый от густой растительности и палево-сизый от лишайников, облепивших скалы, остров, о котором идет речь, был зоной, местом пожизненной ссылки.

Здесь предстояло доживать свой век людям, совершившим самое тяжкое, согласно уголовному законодательству, преступление – убийство. Неважно, каков был мотив: жажда наживы, ревность, месть, ослепление драки. Праведный гнев, вскипевший до состояния аффекта, или холодный расчет заставили преступить заповедь – суть одна: прервана нить чьей-то бесценной жизни. Свершилось необратимое.