Александра Созонова - Полдень Брамы

Она и наши с ней моменты несогласия и непонимания (увы, случающиеся все чаще!) объяснила в последнем письме тем, что мы с ней прибыли сюда для искупления грехов из разных миров. И, естественно, не нашли общего языка. Хотя вначале показалось, что роднее нас по духу и быть никого не может.

Я согласен, его вполне можно увидеть как чистилище, наш мир. Колония усиленного режима. Законы строги, степень свободы сведена к минимуму, переписка и общение с обитателями внешнего мира разрешены лишь немногим избранным (ясновидящим, мистикам, провидцам).

Вот оттого-то и закрыты глаза на до-рождения и после-смерти. Заповедано знание.

Единственное, в чем она не права: наша бедная Земля — не один круг, но все девять, или сколько их там… Все круги чистилища вместе, в одном пространстве и времени. Разделенные между собой колючей проволокой, невидимой, неосязаемой — сплетенной из аспектов светил и планет.

Уныло-однообразный труд Скривнуса — разве это не похоже на бытие одинокой работницы цементной фабрики или мясокомбината, чей единственный просвет сквозь цементную пелену будней — мексиканские сериалы?..

Раскаленные магмы — незаживающий ожог души от предательства близкого человека, возлюбленной или Учителя.

Птицы-чудовища в Агре — государственная деспотия, унижающая, проглатывающая, превращающая душу в метафизические нечистоты.

Но где граница чистилища и ада? Укажите мне таковую, ибо я, как представляется мне все чаще и чаще, с малым числом товарищей обитаю уже в аду.

В роли классических чертей, этих хватких жизнерадостных работяг, благоухающих серой — кто у котла, кто у сковородки, кто с раскочегаренными щипцами, — выступаем мы сами. Так удивительно вытканы кармические путы, увязаны, сплетены хитроумно, что все мы оказываемся взаимомучителями. Лагерниками и надсмотрщиками, жертвами и палачами — одновременно.

Альбина — редкая, удивительная душа. Женщина-воин, в чью одиночную камеру приходил Иисус Христос, чей дом периодически трясут олли, чьи кошки спасают хозяйку от дьявольских стрел, чьи руки возвращают с того света. Но и она не свободна.

Последние ее два письма почти сплошь состоят из суровых отповедей. Я осмелился рассказать ей историю Марьям, и она услышала в моих интонациях плохо скрытую жалость к самому себе. Но разве это такой уж страшный грех?.. Разве Иов не от жалости к себе требовал справедливости у Всевышнего и дождался-таки ответа из грозовой тучи? Разве сама Альбина не потянулась ко мне, выбрав мое письмо из тысяч, за пониманием и поддержкой?..

Альбина истязает меня и ранит. Она безжалостно разрывает те светлые и живительные нити, что протянулись между нами чуть меньше года назад. Но она поступает именно так, как и должна поступать, — по законам моего звездного креста, моего рока. Слепо и безжалостно.

Бедняга. Она считает себя воином, идущим по Пути, неуязвимым, а главное — свободным, но в реальности — раба, как и все мы. В данном конкретном случае ей пришлось исполнить роль моего кармического палача. Она взмахнула шпицрутенами, когда я проходил мимо…

Самое главное для меня теперь — не оказаться таким же истязателем, таким же вершителем ее кармы. Удержаться. Сдержать руку, которая тянется в ответном письме сотворить столь же язвительные и горько-ироничные фразы. Набросить узду на праведное негодование. Не причинять добавочной боли и без того безмерно настрадавшейся душе.

Не знаю, получится ли у меня такое письмо: светлое и безболезненное. Быть может, не писать ей вовсе?..

Вчера приходил Николай, забрал все свои книги, сданные мне на хранение. С некоторыми расставаться было жаль. Особенно с одной — ксерокс с дореволюционного издания, где рассказывалось о некоторых положениях герметизма.

Больше всего мне понравилось учение о мужской и женской составляющих единой души. Легенда о двух разделенных и стремящихся соединиться половинках — не выдумка Платона, а метафора, иллюстрирующая этот дивный закон.

Первоначально Душа была едина и беспола и только потом разделилась на Душу мужскую и Душу женскую. Во всех своих бесчисленных воплощениях мужчина и женщина, бывшие когда-то единой Душой, любят друг друга. Редко, когда им посчастливится быть вместе. Гораздо чаще соединяются физически — вступают в брак — с другими. Но вечностная связь их так сильна, что даже дети у женщины рождаются похожими на ее истинного, небесного мужа. Часто они вообще не встречаются в пределах одного воплощения, и лишь смутно предощущают присутствие другого в мире, и тоскуют.

Пройдя все воплощения, очистившись, засветившись, Души вновь соединяются в одну и становятся полноценной Монадой. Это происходит в предпоследней небесной сфере.

Мужская и женская половины Души отличаются друг от друга видом внутреннего движения. Мужчина движется по прямой — познает, проникает, пронизывает. Главная его сила — неуемный разум. Женщина плывет по кругу — обволакивает, сохраняет, лелеет. Ее сфера — любовь, мудрость. Соединившись вместе, гармонично дополняя друг друга, эти два вида движения образуют спираль, ту самую спираль, по которой раскручивается в своем цветении все Мироздание.

Если исходить из этого учения, мы с Марьям — не половинки. Оба, бедолаги, в тоскливой жажде соединиться со своей, небесной, привязались к чужому, приняв это за любовь. Я — к ней. Она — к Сидорову.

Я не любил ее! — вот сокрушительное открытие. Болезнь, томление, плен — все что угодно, но не любовь, которая — по определению — всегда взаимна. И у нее похожий недуг под названием «зеленоглазая язва». Прикипела душой и телом, до смерти, к чужеродному, не своему.

Не роковая моя женщина, но собрат по несчастью. Родной, близкий, замученный. Недаром гороскопы наши так схожи. Неприкаянные, одинокие, не нашедшие своих, пересеклись мы в этой жизни на какое-то время, задев и процарапав друг друга тяжеленными звездными крестами.

Кто она и где, моя истинная, не встреченная?..

Должно быть, это та, кого я назвал Зойкой. Мы не встретились здесь, оттого что она умерла в детстве, совсем маленькой (и потому является мне всегда крохотной девчушкой). Или по какой-то другой причине. Но она думает обо мне постоянно. И смотрит оттуда, и хранит, и согревает, как может.

Мой небесный детеныш. Моя дочка. Сестренка. Жена.

Небесная суть моя… Зойка.

А половинка Марьям — это тот, кого она вывела главным героем своей повести.

Слишком заметно, как она любит его.

Так любит, что мне вспомнилась по ассоциации Этель Лилиан Войнич. Поразительная женщина, загадка. Странный роман она написала: лживый, но чарующе лживый, берущий в плен поколения подростков, проливающих над ним слезы, и не только подростков, если учесть лавину спектаклей и экранизаций. Он достоин жалости, главный герой — изломанный, страстно самолюбивый, распятый на внутреннем кресте любви-ненависти-гордыни-истерии. Его очень хочется пожалеть, но она, поразительная Этель Лилиан, преклоняется перед ним молитвенно и любит до перехвата дыхания. И читателей заставляет так же астматически любить и умирать над прощальной сценой в тюрьме.