Анна Берсенева - Ответный темперамент

– Вам не холодно? – спросил Сергей. – Накиньте-ка.

Он снял с себя куртку и надел ее на Ольгу. Его руки при этом на секунду задержались у нее на плечах, а она на секунду замерла – то ли от его прикосновения, то ли от того, что куртка хранила тепло его тела, то ли от самого этого жеста, простого и естественного, без тени нарочитости.

– Извиняюсь, – сказал Сергей.

– За что? – удивилась Ольга.

– Кабину качнул. Вы испугались, наверное.

– Я и не заметила даже. Я ничего сейчас не замечаю. Ничего постороннего.

Она снова засмеялась. Волосы у нее совсем растрепались от ветра, и, наверное, она в самом деле выглядела сейчас молодо. Она еще и нарочно тряхнула головой, чтобы сильнее почувствовать свою молодость. Сергей смотрел на нее даже не с желанием, а с вожделением, и от такого его взгляда в животе у нее возникал жар, а в груди холодок. Это было неведомое ей прежде сочетание, и каким же прекрасным оно оказалось!

Ольга провела языком по губам. Она сделала это без всякой хитрой цели, просто потому, что губы у нее пересохли, ведь жар желания сжигал ее не меньше, чем Сергея. От этого ее непроизвольного движения у него переменилось лицо – застыло, побледнело, и Ольге показалось, что он сейчас вскрикнет, или даже зарычит, или вообще набросится на нее прямо здесь, в шаткой кабинке колеса обозрения. И она ничего не имела бы против этого. Ей хотелось быть молодой и безрассудной, она наслаждалась самим этим желанием, и большее наслаждение могло бы доставить ей лишь то, что прежде было возможно только во сне – во всех тех снах, которые она стала видеть, когда поняла, что такое для нее Сергей.

Как хорошо, что она придумала это – покататься на колесе обозрения! Стоило оторваться от земли, поплыть в небо, и все узы, оковы, условности опали с нее как фантомы, и осталось только главное: всепоглощающее, общее с Сергеем желание.

«Неужели я собиралась с ним расстаться? – мелькнула у нее в голове удивленная мысль. – Зачем?!»

Никогда за всю свою жизнь Ольга не знала желания такой силы, какое узнала сейчас. Она даже не понимала, только ли физическое это желание – оно заполнило и всю ее, и весь мир вокруг.

«Ну кому от этого будет плохо? – подумала она; если только можно было назвать мыслями то, что носилось сейчас не в голове у нее, а во всем ее существе. – Я не думала, что меня может так сильно хотеть мужчина, не думала, что сама могу так сильно его хотеть. Чего ради нам от этого отказываться? И как же страшно мы будем жалеть, если откажем себе в этом! Нет, даже думать о таком невозможно».

Она живо представила пропасть, которая разверзнется перед ней, если она снова заставит себя оторваться от Сергея, – пропасть или, вернее, пустыню, – и поежилась, потому что ее словно ветром холодным ударило.

– Холодно тебе, – сказал Сергей.

Он сделал порывистое движение, как будто хотел ее обнять, да и в самом деле хотел, конечно, но они сидели друг напротив друга, и перебраться в кабине так, чтобы сесть рядом, было невозможно.

– Сейчас спустимся, – сказал Сергей. – Сейчас, сейчас.

В его голосе прозвучало нетерпение. Теперь уже и Ольге хотелось поскорее оказаться внизу, где они… Что произойдет, когда они окажутся на земле, она не думала. Весь ее хваленый здравый смысл остался в прежней жизни. Теперь она стала молодой, бессмысленной, и не было у нее ничего дороже этого состояния.

Выйдя из кабинки, Ольга покачнулась: на твердой почве у нее закружилась голова. Сергей подхватил ее под руку и сразу же обнял наконец-то.

– Сейчас поедем, – шепнул он ей в висок. – Я тут одну гостиницу знаю. Они не по суткам, а по часам сдают.

Нетерпение в его голосе стало совсем отчетливым, он даже слова не до конца договаривал. Было и в смысле его слов, и особенно в этом вот торопливом их недоговоре что-то такое, что задело Ольгин слух, но что именно, она понять не могла. Ей было сейчас не до того, чтобы понимать какие бы то ни было отвлеченные вещи.

– Далеко эта гостиница? – спросила она, крепче прижимаясь к Сергею.

– На Пироговке, со мной рядом. Пошли.

Он нехотя выпустил ее из своих объятий, и, все ускоряя шаги, почти бегом, они направились к выходу из Парка Горького.

Даже «девятка» мигнула фарами словно бы нетерпеливо, а уж Ольга, садясь в нее, и вовсе вздрагивала от нетерпения.

Всю дорогу до Пироговки, в мучительно длинных вечерних пробках, они с Сергеем молчали. Они не могли сейчас изъясняться ничего не значащими словами – дыханием они говорили друг другу больше.

– Вот тут, – наконец сказал Сергей, останавливаясь возле серой панельной девятиэтажки.

Это оказался обычный жилой дом; входить в него надо было со двора, через обычный же подъезд; с улицы об этом сообщал щит с нарисованными на нем кроватью и часами.

Женщина, выходившая из подъезда, смерила Ольгу таким взглядом, что даже при нынешнем безразличии ко всему внешнему ей стало немного не по себе. Но она тут же выбросила из головы всякую неловкость – до того ли!

В гостиницу были объединены три квартиры на первом этаже. То, что с натяжкой можно было считать рецепцией, находилось в обычной прихожей, правда, чуть более просторной, чем можно было ожидать от стандартной «панельки».

Стол с оббитыми углами, выцветший ковер, косо висящий на стене календарь с рекламой нижнего белья – все здесь было так убого, пошло и как-то… постыдно, что хотелось отвести взгляд.

«Не в Третьяковку пришла! – сердито одернула себя Ольга. – Тебе не все ли равно?»

Конечно, ей было все равно. И ощущение неловкости, даже нечистоты происходящего отступало перед тем, что через несколько минут им ничто уже не помешает…

– Фамилию какую записать? – спросила дежурная.

Документов она не попросила. Наверное, такое нелюбопытство соответствовало каким-то неизвестным Ольге правилам, принятым в подобных гостиницах.

– Иванов, – сказал Сергей. – Ивановы.

Он заплатил – кажется, немного, впрочем, Ольга не вглядывалась. Она старалась не вглядываться ни во что. И не вдумываться тоже. Дежурная дала ему ключ. К ключу была прикреплена залоснившаяся, словно от пота, деревянная груша, такая массивная, что, когда Сергей положил ключ в карман, то карман у него отвис.

«Для чего такой груз? Воруют у них эти ключи, что ли?» – неприязненно подумала Ольга.

Ей вдруг показалось, что к ее ногам тоже привесили какую-то тяжесть и что тяжесть эта так же замызгана, как убогий брелок на ключе.

Но, к счастью, на глупые размышления уже не было времени. Сергей отпер дверь в конце узкого темного коридора, и они вошли в комнату.

Окна были закрыты плотными шторами, и от этого в комнате было темно. Сергей щелкнул выключателем. Лучше бы он этого не делал: при тусклом свете одинокой лампочки комната выглядела так вызывающе убого, что хотелось зажмуриться, чтобы ничего здесь не видеть.