Инок ВСЕВОЛОД - НАЧАЛЬНИК ТИШИНЫ

– Выходит, что же, не нужен России царь?

– Опять не так. Нужен-то нужен, да только не по образу и подобию горе-патриотов. Нам нужен отрок светлый, жалостливый, жертвенный, с образочком в руках, с красным яичком пасхальным. Одно сказать – православный царь, достойный Третьего Рима. Вот потому и говорю я, сейчас все решится. Если светлой дорожкой крестной не пойдут русские за Христом, хоть с царем, хоть без царя, то отменятся пророчества, падет наш Третий Рим, и будет воздвигнут новый Рим, Четвертый. Изберет Господь иную страну, иной народ, просветит и соделает народом-богоносцем. Хотя бы индусов. А чего? Их много и шибко они религиозные, хотя покамест не в ту сторону. Но, может, еще православное крещение примут, – Богу все возможно. И вот изберет Он себе новый народ, и наречет его Четвертым Римом. Потому как без Православного Рима, без Рима Христова земля не может стоять, невозможно миру быть без народа-богоносца. А народ этот Божий какими чертами отличается? Жертвенностью, состраданием, неотмирностью.

– Как понимать неотмирностью? – спросил Влад.

– Значит – не от мира сего, то есть народ иной, народ-инок.

– Дедушка, а что попущено-то будет, если мы свой последний шанс не используем? Ты говоришь, будет похлеще семнадцатого года… – спросил Влас.

– Похлеще, милок, похлеще. Семнадцатый год это что? Это муки тела народного. А здесь уже будет смерть души. Полная слепота, необратимая. За наше безразличие к истине, к родному нашему Православию, уйдет Христос с русской земли. Горько Ему будет уходить, а уйдет. Он ведь ее, родимую, всю исходил, благословляя. Сколько раз Его этапом из конца в конец по русской земле гоняли. И Он терпел. А тут вот уйдет. Не живет Христос среди сытости и разврата, среди скотского самодовольства. Его путь крестный по другим местам пролегает, по другим путям-дорогам. Ей Богу, уйдет…

– А нам-то что тогда делать, дедушка? – глаза Власа расширились, как у ребенка.

– И мы, сыночек, уйдем. Так следочек в следочек за Ним и пойдем. Во внутреннее изгнание уйдем, в катакомбы сердца, в молитовку Иисусову. И наречется сие – Последний Великий Духовный Исход!

– Дедушка, а почему у вас лицо такое смуглое, как запеченное, и ресницы опалены, – поинтересовался Влас.

Архипыч почесал затылок:

– Оно-то, конечно, можно вам сказать, только не соблазнитесь ли?

– Давай, дед, говори, раз начал, – скомандовал Влад.

– А чего говорить? Нечего и говорить. Это я в аду был, вот и опалил маленько лицо адским пламенем. Господь меня сподобил наперед поглядеть, чтобы грешить неповадно было.

От такого ответа Влад чуть не поперхнулся чаем.

– Ой, милки, – тяжело выдохнул дед, – Ленина я там видел собственной персоной, да и многих еще… Целую религиозную конференцию.

– Как религиозную? – не понял Влас.

– А так. Всех людей, которые себя богами или сверхчеловеками, или "просветленными" объявляли, или пророками, да религии разные человеческие понавыдумывали. Все они после смерти перед истинным Христом Богом предстали, а оправдаться-то нечем. Вот и заседают теперь в бездне адовой… Но что более всего меня поразило, увидел я там многих, кого не чаял увидеть, и, наоборот, не увидел тех, кого думал там встретить. Точно Бог людям сказал: "Ваши пути – не мои пути, и Мои пути – не ваши пути". У него Свой Промысл.

– Да что вы его слушаете, – раздался за спиной молодых людей резкий женский голос, – он же сумасшедший, у него и справка из дурдома есть.

Друзья обернулись и увидели стоящую в дверях женщину средних лет, весьма блеклого вида.

– О! – обрадовался Архипыч. – Это наш врач-патологоанатом, Елена Михайловна, пожаловала.

– Не пожаловала, а на работу пришла.

– Верно, верно вы все говорите, сударыня, истинно я – сумасшедший. И давно уже! Как в Боженьку уверовал, в Христа Распятого, так с ума и сошел. Не слушайте меня, милые, если врагами миру не хотите сделаться! А эти добрые люди, Елена Михайловна, за Василисой Зеленцовой приехали. Мы сейчас чаек допьем и аккурат покойницу в путь снарядим. Ладненько?

* Всего в этой жизни не успеть. Не успеть прочитать все книги, изучить все науки, объехать все страны, спасти всех людей. А потому не лучше ли сосредоточиться на самом главном: на спасении своей cобственной души.

* Главное для христианина – молитвенно-покаянная жизнь души, ибо только она приносит плоды, которые перейдут в жизнь вечную. Вся прочая внешняя деятельность человека полезна постольку, поскольку она способствует этому духовному деланию.

* Если бы для тела всегда был Великий Пост, то для души всегда была бы Пасха.

* Наше православное молитвенное размышление отличается от латинской медитации тем, что мы размышляем не мечтательно и не образно. Мы вспоминаем и думаем о Страшном Суде, Рае, Страданиях Господа, Богородице и т. д., но не представляем их, не смотрим в своем уме как бы кино, как это бывает в западной медитации. Такое фантазерство, особенно на молитве, запрещено, ибо это – самообман, а всякий самообман есть прелесть.

* Стоит задуматься над тем, почему мы так легко и охотно общаемся с людьми, можем говорить с ними часами о пустом и в то же время с таким трудом, через силу общаемся с Богом в молитве. Нам с Богом трудно?! Не страшно ли это?

* Пресвятая Богородица, огради меня от греха, особенно тогда, когда мой бедный ум, плененный страстями, уже не сможет Тебе об этом молиться.

* Почему люди теряют веру? Вроде бы горел человек рвением и в храм ходил, и поклоны клал, и вообще старался жить по-христиански. А потом незаметно огонек его веры меньше стал. Еще прошло время, того огонька уж почти и совсем не видно. Думает человек: "Сколько уж лет я и в храм хожу, и все установления церковные исполняю, и что мне оттого? В душе пустота и усталость, надоело все…". Почему так бывает? В значительной степени потому, что мы, православные, пренебрегаем деланием молитвы Иисусовой, а без нее, по словам святых отцов, невозможен духовный рост. Без нее мы, как белки в колесе, вроде бы и подвизаемся, но все во внешнем делании, а потому и плода не приносим, и веру свою теряем.

* В делании непрестанной молитвы человек восходит сначала от мира видимого к невидимому, а затем от мира невидимого к Божеству.

Потому преподобный Паисий Величковский в книге "Крины сельные" и сказал, что "молитва есть не что иное, как отчуждение от видимого и невидимого мира".

* Умное делание, священнобезмолвие есть особый образ жизни, охватывающий телесную, душевную и духовную область бытия человека.

* Прочитав слова епископа Игнатия (Брянчанинова) о том, что ныне оскудели наставники в умном делании и старцы, многие сделали неправильный вывод: что раз старцев и наставников нет, то и искать их не нужно, сами, мол, проживем. Подвижник благочестия ХIХ века святитель Иеремия Затворник в первой главе своего "Иноческого Катехизиса" прямо называет такой строй мышления прелестью. Он пишет: "Те во лжи и прелести находятся, кои возлагают упование на самих себя и думают обойтись без путеводителя. Израильтянам, чтобы выйти из Египта, надобен был Моисей; Лоту, чтобы удалиться от Содома, потребно было путеводительство Ангела".