Игорь Ушаков - Семейная сага

Мы с девочками вышли на улицу, чтобы не мешать их семейной беседе. Катя пошла погулять со своим очередным кавалером, а мы с Ксенией сели на скамейку около дома и говорили о каких-то пустяках. Вдруг выбегает весь взъерошенный и очень возбужденный Григорий и зовет меня помочь ему.

Вошли мы в комнату, и вижу я: сидят два насупившихся парня, а у младшего полны глаза слёз. Думаю, чем же их обидел отец, такой деликатный и воспитанный человек.

— Ты представляешь, Лёля, эти два великовозрастных оболтуса не слушают своего отца! Ты видела ли где-нибудь приличную еврейскую семью, где дети не слушают своего отца? Это что же такое получается: если Советская власть, так можно и про заветы Моисеевы забыть?

— В чем дело, Гриша?

— Да в том-то и дело, что просто ни в чем! Я прошу их совсем о пустяке, чтобы они написали заявление о том, что они отказываются от своего отца, нэпмана и спекулянта, и клянутся отдать свою жизнь за дело рабочих и крестьян. И больше ничего! Делов-то! А они уперлись, как бараны, даже, как ослы, и отказываются!..

— Но, Гриша, это же жестоко заставлять собственных детей отрекаться от отца…

— А ты думаешь, что не жестоко с моей стороны будет смотреть потом, как будут они страдать всю жизнь из-за того, что их папаша был богаче всей этой окружающей шантрапы?! Им надо в комсомол и под красными флагами, стройными колоннами… Пусть будут, как все! Я же не заставляю их меня не любить, я прошу их только о маленькой ничего не значащей бумажке! Они еще поймут попозже, какой мудрый у них отец — Григорий Ицхакович Фридман!

Поняла я Гришу и не могла с ним не согласиться. Уговорили мы сообща мальчиков, и написали они эти ненавистные им заявления…

И вот давеча Гришу забрали… Семью его не тронули, потому, что с женой он успел устроить развод, а сыновья были защищены теми заявлениями, которые он их заставил написать.

Что-то странное вокруг происходит… Живем, как во вражьем плену…

Катерина. 1929, 25 апреля

Сегодня Анатолий после школы просто умолял меня

пройтись с ним, потому что ему нужно сказать мне что-то

очень-очень важное. Так уж умолял, чуть не со слезами, что не смогла я ему отказать. Пошли мы, куда глаза глядят, а оказались, в конце концов, в том же парке на обрывистом берегу Волги.

Оказались даже на той же скамейке, где я прежде целовалась с Михаилом, а потом с Кириллом. Это же просто наваждение — всё происходит на этой скамейке! Может, знамение какое?

Анатолий очень волновался, все подбирал слова, не зная, как начать. А потом выпалил, что любит меня и не может без меня жить. Это было первое признание в любви, которое я слышала в моей жизни… Но к сожалению, хоть это и взбудоражило меня, но мне этого уже не было нужно. Признание запоздало. Что-то прошло такое, чего уже не вернуть. Может, мои отношения со "Святым Михаилом", а потом с Кириллом открыли мне глаза на многое? Может, если я и не поняла, чего хочу, то хотя бы поняла, чего не хочу? Во всяком случае, я чувствовала, что Анатолий мне не нужен, это не тот человек, с которым я хотела бы идти по жизни. Я ему об этом и сказала в очень мягкой форме конечно, чтобы не ранить его душу.

Анатолий совсем обезумел: он встал передо мной на колени, держал меня за руки, целовал кончики пальцев, говорил что-то дрожащим голосом, на глазах его блестели слёзы… Я никогда не думала, что такой сильный человек может оказаться таким слабым и беззащитным. Я больше молчала. Тут он разрыдался, уткнулся в мои колени и плечи его затряслись.

Мне стало его просто жалко, как бывает жалко маленького ребенка, когда ему больно. Я стала гладить его по волосам, успокаивая: все пройдет… ты полюбишь еще другую, лучше меня… а мы останемся хорошими друзьями… два раза в одну и ту же воду не войдешь… и что-то еще подобное.

Сознаюсь, что в душе я ликовала: я победила, я отомщена. Я поняла, что может женщина сделать с мужчиной…

Михаил. 1929, 30 апреля

Чтобы выжить в этой сложной обстановке отношений с

Катериной, я решил загрузить себя так, чтобы не оставалось времени на размышления и на копания в своей душе.

Я бросил работу в булочной, теперь хожу каждый день в порт на разгрузку. Это намного труднее, поскольку приходится таскать огромные мешки со всякой всячиной, катать здоровенные и тяжеленные бочки с сельдью. Работаю с шести утра до десяти. После этой работы, буквально валюсь с ног, но надеюсь, что скоро привыкну и будет легче. Потом бегу домой, умываюсь и иду на работу в фотомастерскую.

Денег стал приносить домой больше, мама даже начала понемногу откладывать "на черный день".

Стихи пишу реже — не хватает времени и сил. Устаю. Но больше всего устаю психически из-за того, что нет со мной Катеньки. А стихи теперь короткие и похожи на исповедь уставшего от жизни человека…

Устаю, устаю…

Жизнь безмерно пуста.

Я себя предаю,

Как Иуда Христа…

Катерина. 1929, 11 мая

После школы шли мы опять с Кириллом, балагурили.

С ним так легко! Острых чувств у меня не возникает, сердце не колошматится, как это бывало у меня с Анатолием. Ну да это, наверное, все так вспоминают свою первую любовь!

Но зато с Кириллом целоваться совсем не страшно: рукам волю не дает, даже когда мы совсем одни где-нибудь в пустынном месте. А целоваться в безопасности мне нравится!

И вот идем мы с ним, еще около школы, подходит сзади быстрым шагом Анатолий, берет меня за руку и пытается заговорить со мной. Я поворачиваюсь к нему и говорю: "Толя, у меня очень важный разговор с Кириллом, давай завтра обо всем поговорим".

Когда Анатолий отошел, Кирилл вдруг начал выяснять со мной отношения. У него, смотрю, проявляется какая-то ревность, что ли. Он стал говорить мне, чтобы я завтра с Анатолием не встречалась и вообще прекратила с ним отношения. Ну, думаю я, началось: еще один претендент на монопольное владение Екатериной Белой!

Я мягко так говорю ему:

— Кирюша! Ты мне не муж, а я тебе не жена. Я дружила с Анатолием, дружила с Михаилом, теперь дружу с тобой. Мне ни от кого из вас ничего не надо, и я никаких условий никому из вас не ставлю. Поэтому прошу и мне никаких дурацких условий не ставить: что захочу, то и буду делать, ясно? Я с вами со всеми просто дружу! И уж извини — я сама буду распоряжаться собой, ладно? Мне с тобой хорошо, мне нравится с тобой общаться, гулять, беседовать на разные темы, но это ровным счетом ничего не значит, понял? Давай оставим всё, как было, хорошо?

Он эту пилюлю проглотил, но, по-моему, понял, что сверчку указан его шесток. Мне нравится, что я могу всеми этими парнями так управлять. Я понимаю, что я красива, но уж слишком ко мне парни липнут! Ведь кроме этих троих, сколько еще оказывают мне знаки внимания, которые я не принимаю, но и не отвергаю категорически. Пусть, пусть попляшет весь этот кукольный театр!