Лев Сокольников - Две столицы

Отправились. Как "хозяин" купе сказал майору:

— Занимайте верхнюю полку. Там теплее. К Москве вообще "холодрыга" в вагоне будет. Предупреждаю.

— Знаю. Пришлось поездить — и разговор завязался.

Обращаться к майору "товарищ" у меня язык не поворачивался, а называть "господином" было рано: о том, что в Природе существует дама с именем "Перестройка" — знали, но особой привычки к ней у граждан "страны советов" ещё не выработалось. Да и вообще "товарищей" максимально старался избегать даже во время службы в стройбате. Стройбат хорош тем, что там люди ценятся за руки и головы. Твой непосредственный командир будет обращаться к тебе, как к равному, если у тебя "голова не чугунная и руки не под х….. заточены" Моему ротному, например, было за сорок, а он всё ещё пребывал в капитанах, но хорошо знал автомобили. Он был "технарь от Бога". Мне было девятнадцать, я сносно знал электротехнику, и за мои знания ротный не называл меня "рядовой такой-то", а обращался на "ты".

Эх, сожаления! В нашем стройбате о чине майора отзывались так:

— Дослужил до "майора" — считай, пятьдесят процентов ума потеряно! — но мой пассажир никак не подпадал под оценку о майорах. У человека, что сидел напротив меня, ума бы хватило на двух полных генералов.

Я никогда не узнаю, что думал тогда майор обо мне, но я тогда о нём подумал так: "Странно! С таким умным лицом ступеньку "майор" в военной лестнице ты должен был пройти лет десять тому назад. Почему задержался"? — и собственный голос дал пояснение: "потому и задержался, что умный". Наша армия умных не любит, единственное, что она может себе позволить с умными людьми — терпеть их"

Никогда, ни о чём и никого не расспрашивайте! Ждите, что вам скажут сами, ибо только слова, сказанные с желанием, имеют цену. А так хотелось спросить, что делает пехотный офицер на границе с Норвегией? Я плохо разбираюсь в цвете погон отечественного офицерства, но погоны майора были "танковые"

— Простите, можете не отвечать, если это военная тайна: вы танкист?

— А какая тут тайна? На погонах танк виден.

— И ещё извиняюсь: насколько я знаю географию, то Норвегия — это скалы, снега и холод. Какого хрена танкам на границе с Норвегией караулить?

— Согласен полностью, но этот вопрос следовало бы адресовать Генеральному штабу "страны советов" и иже с ним" — недавняя мечта о переходе норвежской границы толкнула на следующий вопрос:

— А как охраняется граница норвежцами?

— Никак.

— Как так?

— У них нет пограничной службы в нашем понимании. У них раз в неделю егерь на лыжах вдоль границы пройдёт — и достаточно. Мы их спрашиваем: "почему вы контрольно-следовых полос и скрытых точек наблюдения не устраиваете? Почему заграждений колючих нет? Почему у вас вообще нет всего, что есть на любой, приличной, границе? А они отвечают: "зачем нам собственная граница? Вполне достаточно и того, что вы границу охраняете. Дорогое это удовольствие — охранять границу" — умные люди эти норвежцы!

Выдавал майор "военную" тайну, когда всё это рассказывал? Не был ли я слишком любопытен и не принуждал офицера выдавать "государственную тайну?" Ведь как у нас водится: если ты мне чем-то обязан, так я за твою обязанность с тебя хотя бы щетинку, но сорву! Но о чём вести беседу в долгие часы езды до столицы?

Ну почему, почему этот человек оставался майором!? Вежливый, культурный, умнейший, интересный рассказчик! Появилась мысль: "как ты в армии заблудился? Чего тебе в ней делать, что ты в ней забыл? Не для тебя эта организация, не пригоден ты для служения Марсу! Ты по природе своей скорее дипломат, чем военный" — и представился большой воинский начальник на то время бывший министром обороны отечества, лик которого походил на морду забойщика скота на мясокомбинате. Физиономисты не ошибаются, когда заявляют: "если в физиономии присутствует что-либо неприятное, то можно быть уверенным, что и характер будет мерзким". Верно, всё подтвердилось в своё время: "министр оборонный", пребывая возрастом в стадии "старого пердуна", вкупе с другими маразматиками, надумал вернуть "заблудщуюся" Россию в "прекрасное прошлое". Явно ненормальные: склероз не позволил им понять, что в прошлом-то не другие вместо них были, а они сами! Очень им хотелось уйти в Историю по статье "спасители отечества", но ушли с другой… На "высоко взлетевших" пердунов такое иногда накатывает. Но в тот раз граждане бывшей "страны советов" почему-то не захотели возвращаться в старое стойло, и путч провалился. Когда стали "копать", согласно извечной нашей привычке, то ему повезло: власти "учли его прошлые заслуги" и не предложили воспользоваться пистолетом с одним патроном. Не нашлось тогда ни одного из "верхов", кто бы попросил старичка "выполнить долг советского офицера". Его попугали совсем коротким временем пребывания в комфортабельной гауптвахтой в центре столицы с лирическим названием "матросская тишина" и отпустили с миром. Ничего материального тот доблестный вой не потерял от своего опрометчивого поступка, всё за ним сохранилось: привелегии-регалии-звания-дачи-пенсии. Оказывается, в России позволительны государственные перевороты при одном условии: они должны быть редкими. Не более одного раза в столетие. Но для того, чтобы потом "всё сошло с рук" смутьянам, нужно быть хотя бы полным генералом!

Изготовить верёвку из солдатских портянок недельной носки одного взвода и предложить её в качестве "высшей мера социальной защиты"? Нельзя! Он бывший герой!

Продолжение главы "Муха цеце"

Путь до столицы мы проговорили "взахлёб". Оказывается, что и мужчины могут говорить не меньше, чем женщины. У нас только темы и качество разговоров разные, а объём — такой же, как и у женщин.

Господин Офицер! Мой попутчик! Я благодарен тебе за рассказы, что ты подарил тогда. Сегодня о тебе думаю так: "это не я должен писать о том, что ты рассказал тогда. Ты сам должен написать о пережитом! Ты прекрасный и редкий рассказчик, не будь "уголовником", не убивай интереснейшие истории молчанием! "Колись"! — и миллионы читателей испытают настоящее удовольствие от твоих историй.

Сколько мы тогда говорили? Часов десять? Я благодарен тебе за рассказы, кои ты мне подарил. Это я должен был заплатить тебе за твои истории потому, что они во много раз дороже, чем стоимость проезда в купе "полярного экспресса" с названием "Мурманск-Москва".

Набирая текст сегодня, испытываю неловкость: истории ты мне рассказывал одному, а я твои рассказы выставляю на всеобщее обозрение. Плохо это? Меня утешает только одно: вся литература — это всегда истории, случившиеся не с самими авторами, а с кем-то другим.

Наша беседа происходила в форме "вопрос-ответ": ответы майора, по сути, были новеллами, майор знал больше меня. Его информация была не отечественного производства, а иностранная. Как понимать?